— Позже. Оно же когда-то уснет?
— Может, они не спят никогда.
— Сильно болит?
— Болит, но пока терпимо. — Его рука ниже локтя была обернута свитером, пропитанным кровью. — Нам только успеть добежать до двери.
Они снова посмотрели вниз. Животное, урча, грызло ножку дивана. Острые, как иглы, зубы прошивали дерево насквозь. В большой комнате зазвонил телефон. Он звонил и звонил, пока наконец звонящий не отчаялся и не положил трубку. Через минуту зазвонил мобильный у нее в сумке на вешалке в коридоре. А потом снова наступила тишина.
— Все. Сели батарейки.
— У меня дико затекла спина.
— Где оно?
— Спряталось где-то.
— Ты ляг на живот, будет легче.
— Чем-то пахнет, ты не чувствуешь?
— Газом?
— Нет, это не газ… что-то горит как будто.
— Надо слезать.
— Ты с ума сошел. Не надо, давай подождем еще.
— Я попробую добежать до кухни, там нож.
Он пододвинулся к краю, уперся руками в стены и начал осторожно спускать ноги вниз.
— Ты подумал обо мне? Что будет со мной…
— Тс-с-с. Тише.
Его ноги уже почти коснулись пола, как из-за угла беззвучно метнулась быстрая серая тень. Он рывком подтянулся на руках, еле успев втащить себя обратно, — зубы клацнули у самой ноги, скользнув по коже.
— Черт, — сказал он, отдышавшись.
Снизу раздавалось рычание. Животное точило когти об пол, выдирая куски паркета и разбрасывая вокруг себя крошево из щепок.
— Я говорила, не надо, лучше подождать, пока за нами придут.
— Кто, кто за нами придет?
— Кто-нибудь. Хозяйка за деньгами, электрик, соседи, кто-нибудь, — она сдавленно рыдала, забившись в дальний угол антресоли.
— Морда… посмотри на его морду.
Животное растянулось вдоль стены. Змеиный чешуйчатый хвост нетерпеливо бил по полу, а из пасти вырывались небольшие облачка дыма.
— Вот чем пахнет, серой.
— Боже.
— Что?
— Погляди. На лопатках.
Чешуя на спине вздулась и кровоточила. Из ранки на правой лопатке торчал резной кожистый край.
— Это крылья. У него начали расти крылья, — сказал он.
СТЕНОГРЫЗ
Они лежали тихо-тихо, не включая света, слушая негромкий монотонный хруст в прихожей.
— Я что-то такое читал подобное, — сказал он. — Только там землю баба ела.
— Землю полезнее, натуральный продукт все-таки. Лучше бы она землю ела, а не стены. Свинец один в этих стенах. Вот летом поедем на дачу, пусть ест, сколько влезет. Земля только там плохая, глина, как ни удобряй, все равно ничего не растет. — Она вздохнула и повернулась на другой бок, перетащив на себя большую часть одеяла.
— Слушай… это самое… — Он повернулся на живот и начал шарить по столу в поисках пачки сигарет.
— Чего?
— Я тут подумал, что надо машину земли купить, поднять участок-то. И навоза не помешает, на говне лучше растет.
— Не кури тут и так все прокурил. Иди в туалет кури. И вообще спи давай, мне вставать завтра в семь утра. И когда уже вы все угомонитесь только, одна стены грызет, второй одни замечания из школы носит, этот курит по две пачки в день…
Он кряхтя перелез через нее, сел на край дивана, поискал босыми ногами тапки — и замер, услышав из коридора странный звук, как будто кто-то высыпал из корыта груду щебня.
Она резко поднялась, села и тоже прислушалась. Сперва было тихо, а потом они услышали короткий крик — кричал мужчина, отчаянно и хрипло. Потом раздалось негромкое чавканье, и все снова стихло.
— Господи, это еще что? — прошептала она.
Они выбежали в коридор, отталкивая друг друга, — и остановились. В стене зиял огромный проем в соседнюю квартиру. Было полнолуние, и в неверном серебряном свете в проеме четко выделялся силуэт ребенка в пижаме. В одной руке девочка держала плюшевого медведя, другой терла глаза. Он отодвинул дочь и вошел в проем, осторожно переступив через кучу разодранных обоев и штукатурки на полу.
— Оля, иди сюда! Ты посмотри… твою мать. Что делать-то будем? — Он стоял в чужой квартире, склонившись над чужой кроватью. По простыням быстро расползалось темное пятно.
— Ты посмотри… тебе мало стены было, да? Ремня хорошего…
— Пойдем, пойдем отсюда! — Она обняла девочку за плечи и повела ее по коридору, суетливо приговаривая на ходу:
— Давай-ка, пора спать, хватит без тапок по коридору шляться. Ночь уже, все спят давно — и бычок, и зайчики, и белочки.
Уложила в кроватку, подоткнув одеяло с боков, села рядом, поглаживая по голове и мурлыкая под нос что-то тихое. На соседней кровати спал сын, он заворочался во сне, пробормотав себе под нос какое-то ругательство, но так и не проснулся. Выходя из комнаты, она плотно прикрыла за собой дверь. Он уже сидел на кровати и курил.
— Это все твоя семейка, ее влияние. Мало того что стену прогрызла, она еще и Сергей Юрьича это самое… Вы так и меня загрызете когда-нибудь. Ты и мать твоя.
— Хватит курить. — Она вынула из его рта сигарету и растоптала ее в пепельнице, брезгливо сморщившись. — Надо было кальций давать, права была Марина. У нее такая же история была со старшей.
— И что? — Он лег, осторожно перетянув обратно край одеяла.
— И ничего. Живут теперь в трехкомнатной квартире. Все, хватит! — Она зевнула. — Спать пора.
В квартире стояла тишина, только на стройке во дворе мерно и глухо лаяла собака. Он лежал, слушая лай и глядя на единственное горящее окно в черном доме напротив. Потом сказал неуверенно:
— Трехкомнатная вообще неплохо. Только надо будет его закопать где-то завтра? Лопату можно у твоих взять. Оль, а Оль? Лопата-то у них где, в гараже? Ты спишь, что ль, уже? Ну ладно, ладно… спи.
Еще немного поворочался и вскоре тоже уснул.
Ребекка Изаксон
ИЗБРАННЫЕ БЛЮЗЫ ИЗ ПЕРЕПИСКИ С ВЕЩАМИ
Вверх по запястьям Тигра и Евфрата
В троллейбусе долго звонит телефон. Никто не поднимает трубку.
— Алло, — первым решается дон Бартоломе.
— Вам осталось девяносто восемь дней.
— Спасибо, — кивает дон Бартоломе.
Он выходит из троллейбуса и направляется в ресторанчик «Ротонда». По воскресеньям в «Ротонде» собираются его друзья, и даже если «Ротонда» заколочена на зиму досками, они непременно выпьют
