братьями-аббатами, что вышли проводить уехавших.
— Мир и благодать Господня вашей обители, — проблеял Сван.
— Пласидо Доминго, — хохотнул Иштван в наушник.
— И вам мир, братья, — сложил на груди руки толстяк-монах. — Что привело вас в наши края?
— Несем слово Божье, как должно любому благочестивому человеку.
— То труд усердный и праведный, — закивал. — Остановитесь у нас, отдохните, вкусите, чем Бог послал.
— Я тебя б послал, — прошипел Пеши.
Бойцы чинно прошествовали во двор:
— Что слышно в округе брат?
— Вроде тихо, — скрипнули ворота. — С Божьей помощью обитель процветает. Конечно, много нынче развелось еретиков…
— Ну, все, завел шарманку! — опять встрял Иштван.
— Пеши, вернемся, я тебе язык обрежу, — пообещал Федорович.
Через час мнимые монахи покинули обитель, не смотря на предложение братьев заночевать у них. Два силуэта ушли в ночь, скрывшись с глаз проводивших их и… нырнули в кусты за стеной аббатства.
— Что? — спросил Иван. Мужчины сели рядом со своими у стены и дуэтом качнули головами: ничего.
— Скверно, — приуныл Иштван. Ян сорвал травинку и начал жевать ее в раздумьях.
— Вообще ничего? — не поверил Иван.
— По Стасе, совсем. Зато точно можно сказать, что Иштван и Андрей были здесь.
— Ну, я же говорил! Этот монастырь! — заявил Пеши.
— Аббатство, — поправил Ян.
— Какая разница?
— Из-за твоей «разницы» мы и кружим, — проворчал Сван.
— А этот, на кого ты Стасю навел, только что с графами отчалил, багажом. Зовут его Иона Ферри, родом из Византии. Лекарь графа Тулузского. Похоронил недавно жену. Понятно? — Чиж готов был убить Иштвана. Дать Стасе мираж в руки и отправить Бог знает куда, потому что ему что-то показалось! — Ты понимаешь, что ты натворил?! Ты понимаешь, что Стаси нет нигде?! — схватил его за грудки.
— Брек! — откинул мужчину капитан. — Разборки дома!
— Я не вернусь, пока не найду ее! — заявил Николай. Иштван отвернулся:
— Откуда я знал? — вздохнул покаянно.
— Никто ни в чем никого не винит! — отчеканил Федорович.
— Если уж на то пошло, ты командир не прав в первую очередь. Понятно теперь, Стасю от нас ограждал, да? Но мог хотя бы не скрывать в чем соль и суть? А то нагородили тайн и загадок, и сами же в них запутались, — процедил Сван. — Где вот теперь сестренка? Это что же за любовь такая у них с твоим братом приключилась, что и за пять лет не выветрилась?
Федорович хмурясь смотрел в ночь: что на душе, что вокруг, одинаково мрачно.
— Не найдем мы ее, — протянул Ян.
— Тебя вроде не Аким зовут, — зло глянул на него Пеши.
— Здесь точно не найдем. Может, двинемся дальше, в Мирпуа? — спросил Чиж. — Смысл здесь сидеть. У нас еще почти одиннадцать часов в запасе, за это время всю округу вдоль и поперек перерыть можно. Не верю я, что Стася испарилась без следа!
— А если она в Древней Руси? — без уверенности протянул Ян.
— Нет. Она либо здесь, либо… — Иван встал, не желая озвучивать худший вариант. Сначала брата потерял, теперь Стасю. Дурак! Зачем он клялся Илье, зачем оставался верен той клятве? — Пошли, — кивнул бойцам и двинулся в темноту.
Стася пыталась понять, где она, кто, но веки были тяжелы и смежались, в голове лишь боль и звон в ушах.
Что-то влажное и холодное коснулось лица.
— Отходит, — всхлип. Кто это?
— Циц, дура! Неси маковый отвар и мяту.
Мак? Мята?
Перед глазами плыли оранжевые круги, в которых то ли тени, то ли люди.
Как жарко! Дали бы попить…
— Терпите, госпожа…
Кому это, к чему?
Больно! Больно…
— Не доживет, — качнула головой знахарка. Станс помрачнел:
— Мне все равно как ты это сделаешь, но она должна жить до приезда господина. Хоть на голову встань, а сотвори! Иначе — вздерну и тебя и всю твою семью!
Берга охнула, испугавшись, рухнула на колени:
— Помилуйте, господин! Разве ж в моей воле смерть остановить!
— Я сказал! — процедил, откинув женщину и, вышел из спальни. Ориета зажавшись в угол, проводила его испуганным взглядом.
Берга заплакала.
— Ты не реви, а думай! — подбежала к ней девушка, обняла, утешая.
— Да как же!… как же? Что ж здесь придумать?… — трясло знахарку. — Ведь я ж не Бог… ну, что я… видано ли?…
— Тише, успокойся.
— Глаза-то, глянь!… И не кричит, дышит уж через раз… А мне за что?… Что ж я-то?
Женщина на постели застонала и Берга смолкла. Ориета метнулась к больной, менять повязку на лоб и, встретившись с темными, невидящими глазами ойкнула, перекрестилась.
— Мамонька! — а ведь права Берга, не выжить незнакомке. — Надо бы кого за исповедником послать.
— Кого ж исповедовать и причащать? Она ж, болезная не в себе.
— Как же ей без причастья отходить? Страсть-то какая!
— А мне кто причаститься даст!… Господи помилуй, отходит!
Стася захрипела от боли и попыталась схватить рукой оранжевое пятно, надеясь хоть так зацепиться за жизнь, избавиться от боли. Но и пальцем не шевельнула.
Иона очнулся и с минуту с удивлением смотрел на летящую перед глазами траву. С трудом сообразил как так и вспомнил удар графа. Мужчину передернуло от ярости. Он взбрыкнул и начал выворачиваться, грозя слететь с лошади и поломать себе хребет. Его подняли за шиворот, приостанавливая коня:
— Убью! — пообещал в лицо Теофила.
— А ты смел, — оценил тот.
— Неучтив, — поправил Озвар.
— И тебя убью! — процедил Иона. Федерик хмыкнул, но взгляд был растерянным — ярость лекаря проняла его и уверила, что для этого человека нет преград и препятствий.
— Наверное, он не в себе. Зря ты это затеял, Теофил, сдается, лекарь ни на что не годен, как только бесноваться.
— Посмотрим, — махнул стражникам. Те усадили пленника. — Нравится или нет, тебе придется посетить мои владения. Но выбор за тобой: поедешь как мешок или мужчина.
Иона с трудом сдержавшись, чтобы не прорычать в ответ проклятья, кивнул: все лучше ехать так, а не лицом в брюхо лошади.
— Предупреждаю — вы ответите!
Локлей глянул на него, подумал и кивнул:
