— Да? Тогда как ты пункт 3 устава патруля объяснишь?
— Нормальный пункт, как военному тебе он должен быть понятен. Есть дело и оно главнее, чем человеческий фактор группы. Ты должен выполнить задание. И когда ставится выбор между тобой, товарищем или выполнением приказа, понятно, что выбираешь выполнение задания. Потому что ты одной жизнью десятки спасаешь. Выбор есть?
— Нет. Поэтому, как бы Иван в сторону Стаси не дышал, но если складывается такая ситуация… ты понял, что он сделает.
— Намек: сделал? Нет, Коля. Я, конечно, его не защищаю, но винить как ты, без ума и разума не советую. Противненько. Я с ним пять лет. С ним, Стасей, Сван — я в них как в себе уверен. Да и нет здесь привычных тебе интриг, если ты еще не заметил. Заподозрил — сходи и поговори как мужчина, а не собирай сплетни и домыслы, основанные на постсоветском мышлении.
— А он мне ответит?
— А ты спрашивал?
Чиж вздохнул, не зная, что делать: вроде прав Иштван, кругом прав, но вроде и он не дурак.
— Черт, не знаю! Может, ты и прав… Я поговорю с Иваном, но после изучения архива.
— Вот это правильная мысль.
— Слушай, все-таки, зачем Стася в Древнюю Русь бегала?
— Выяснили уже. Вполне в ее духе благотворительный фонд организовать. Она года три все с мешками таскалась. У меня была мысль — неспроста крупы вечно берет. За каким они ей? Разговаривал — отмахивалась.
— Вы все отмахивались, а девчонка пропала! — разозлился Чиж.
— А ты что сделал? Мы свои жетоны не давали — ты у нас доброхотом подработал, загрузил ее, почти «зеленку» дал. Ясно пустой она не пойдет… Да что теперь? — поморщился. — А с Ильей, правда, интересно. Я пришел чуть позже, его не застал, не знал, что и как. Почему Иван молчал, Стася? Сказала бы, проблем бы не было, нет надо было Ивану нам впаривать про любовника, Стасе эту фишку поддерживать. Глупо, не находишь?
— Отчего? Наоборот умно, если учесть, что пары в группе не нужны.
— Ну, не так же!
— Спорно. Слышал: 'все средства хороши', похоже, та ситуация. Но знаешь, чтобы не было, а я Стасю найду.
— Один умный? Многих так искали, про многих говорили — найду.
— И что?
— Единицы. Большинство так и остались в неизвестности.
— Стася не тот человек.
— Да нет, — усмехнулся Иштван, лукаво глянув на мужчину. — Ты не тот человек.
— Стася говорила, что будущее в наших руках и если сильно верить — получится.
— Тогда точно вернется. Я, ты, Иван, Сван, Ян — все верят. Выхода у Стаси нет, — рассмеялся. — Пойду, поспорю с каким-нибудь пессимистом на булочку с изюмом, что Русанова вернется.
Коля смущенно улыбнулся: все-таки хорошо когда в вере ты не один, и хоть здесь, хоть там, с тобой рядом твоя группа, верные друзья. И зря он криминал ищет — прав Иштван — менталитет и отсталое мышление подводит.
Пеши же смеялся, но в душе не до смеха было. Не верил он, что Стася вернется. Сколько в патруле служит, за все время может от силы пятерых нашли, домой вернули. Но в свое время сестренка научила его делиться радостью, а боль при себе оставлять. Как завещала, так и сделал, отдавая ей дань.
Стасю нервировал мужчина. Как ни откроет глаза — он рядом.
Кто он? Почему смотрит и смотрит на нее, будто наглядеться не может. Вот бы и ей на себя посмотреть и понять, что же его так привлекает, завораживает просто.
— Вы кто? — не выдержала. Теофил обрадовано улыбнулся — заговорила!
— Твой муж.
Стася нахмурилась: что это значит?
— Меня зовут Теофил, граф Локлей. Тебя Анхель, графиня Локлей.
Иона замер у приоткрытых дверей в спальню: интересный разговор. Пожалуй, стоит послушать его продолжение.
— Теофил?
— Да. Твой муж.
— Муж? — зачем он это повторяет?
— Да.
— И?
— Не помнишь, кто такой муж, кто такая жена? — сообразил мужчина. Присел на край постели перед женщиной, взял руку и поцеловал. — Те, кто вместе и в горе и в радости, кто поклялись перед Господом в верности друг другу, кто любит.
'Любит', «Господь», 'клятва' — не складывались и представлялись разрозненными определениями.
— Господь?
— Наш создатель.
— Наш?
— Наш: твой, мой, людей.
— Господь проектировщик, нас собирают поточным методом?
Теофил нахмурился не понимая.
Иона усмехнулся: Стася! Узнаю, родная. Так я и думал — ничего ты не забыла, за нос водишь. Вопрос кого? Его или меня?
— Господь — Высший дух добра и света. Любви.
— Дух? Высокий? Добра. И света, — повторила задумавшись. Ей представился высокий человек неизвестной расы с улыбкой на губах и фонариком в руках. Одно не вписывалось в образ — сборка людей. Да и остальное, казалось курьезным. — Хм. А муж, любовь?
— Я люблю тебя, а ты меня.
— Да? — женщина наморщила лоб и уставилась в потолок, желая удостовериться, что любит. Но на деревянных перекрытиях прояснения в вопросе видно не было.
— Любить — нравиться, тянет, очаровывает, — поцеловал ей нежно пальчики. Стасе понравилось прикосновенье теплых губ. Значит, точно любит?
Женщина решила потрогать себя сама, потянулась рукой к руке.
— Осторожно, — попросил граф, накрыл ладонью руку, придерживая. — Ты ранена, попала в неприятности.
Ну, это она еще вчера поняла, так что, не новость.
— В какие неприятности?
— На тебя напала толпа.
— Зачем?
— Трудно объяснить.
— Что тут объяснять? — в спальню медленно, вальяжно вошел еще один мужчина. Стася видела его вчера, запомнила нехороший, испытывающий прищур.
Иона не обратив внимания на недовольство графа, остановился у постели и уставившись на женщину, добавил:
— Стадное чувство. Один сказал «му» — все тут же замычали. Потом подумали: с чего вдруг и зачем.
