Патер открыл рот, очевидно собираясь возразить, но затем что-то в лице его дрогнуло, и он лишь тяжело сглотнул и кивнул.
– Не расстраивайтесь, – все так же добродушно утешил его шляпоносец. – Не вы первый, не вы последний. На чем срезались?
Патер заколебался.
– Меня спросили, – наконец выдавил он, – умею ли я сворачивать язык трубочкой.
– Ну и как? – с живым любопытством поинтересовался толстяк. – Умеете?
Патер покачал головой.
– Четыре года университета, – прошептал он, – пять семинарии. Двадцать лет прилежного служения в крохотном приходе на границе с Мексикой. Двадцать лет нести свет невежественным дикарям. Двадцать лет изучать слово Божие. У меня семьдесят статей в «Гласе Троицы»! Мою полемику о природе чуда святой Бригитты благосклонно воспринял сам кардинал Полетто! И они спрашивают меня, умею ли я сворачивать язык трубочкой.
– Не расстраивайтесь, – повторил толстяк. – Откуда же вам было знать, чему на самом деле нужно учиться.
– Но почему?! – вскричал патер. – Почему этому?!
– Да потому. У меня поинтересовались, умею ли я прыгать через скакалку. Посмотрите на меня. Похоже, что я могу перепрыгнуть через какую-то дурацкую веревку, а?
– Вес наш земной, – автоматически начал пастер, – не имеет значения на небесах, ибо только…
– Да чушь собачья, – отмахнулся толстяк. – Я столько лет носил эти килограммы там, что уж конечно прихватил их с собой и сюда. Вы ведь не перестали быть священником только оттого, что умерли?
– В некотором смысле…
– Ну а я не перестал быть жирным адвокатишкой. Я никогда не рассчитывал войти в Царство Божие, о нас знаете одних анекдотов сколько ходит, но срезаться на том, что я не могу перепрыгнуть через веревку…
– Вот именно, – вскинул подбородок патер. – Вот именно. Все, чему нас учили, все, чему мы верили, простая логика, в конце концов. Да, намерения Его неисповедимы…
– Намерения его здесь ни при чем, – авторитетно перебил толстяк. – Поверьте опытному адвокату. Много я повидал контрактов на своем веку и уж отличу мошенническую фитюльку от настоящей бумаги. Никто не дописывал листы этого договора задним числом, не мостил слова в оставленные промежутки. Здесь все по-честному, все так и было обговорено заранее. А что мы знать не знали, что действительно важно на этом свете, так это наша проблема. Незнание закона, отец мой, не освобождает и так далее. И уж к Закону Божьему, будьте уверены, это тоже относится.
– Но мы изучали… – Патер растерялся окончательно. – Мы ведь исследовали. Священые писания, труды отцов церкви…
– Вы прочли то, что хотели прочесть. Обычное дело, с моими клиентами случается сплошь и рядом. А потом один кричит про козу, а другой про Иеремию, а рассудить их кому? Правильно, только мне. Потому что я могу взглянуть на дело непредвзято. А у нас, отец мой, у людей, есть адвокат? Который бы взглянул на наш договор с Ним трезвым взгядом и растолковал доступно, что к чему? А?
– Теологические труды…
– Двадцать три причины, почему коза должна достаться Биллу.
– Священные тексты…
– Невнятные, как и все грамотно составленные договоры, уж я знаю, о чем говорю.
– Апокрифы…
– Ближе, но все не то. Подумайте, отец мой, подумайте. Кто у нас есть не имеющий отношения ни к Нему, ни к нам, но при этом по уши замешанный во всю эту историю? Кто был на сцене с самого начала, не отходил ни на шаг, всюду совал свой нос, так что чуть что, на него начинали сыпаться шишки со всех сторон? Кто предлагал вам, людям, свои услуги еще во время самого первого конфликта интересов, который был описан в Священном Писании?
– Не имеете ли вы в виду… – прошептал священник.
– Вот именно.
Толстяк довольно откинулся назад, на стену забора, сдвинул шляпу на нос и закинул ногу на ногу. Патер замер и беззвучно зашевелил губами. Несколько раз он порывался что-то сказать, но затем обрывал себя. Палило солнце, с басовитым жужжанием пролетел мимо шмель, было душно.
– И что же теперь? – прервал наконец молчание патер. – Что же теперь будет?
Адвокат поднял подбородок и взглянул на него из-под полей канотье.
– Не знаю, как вы, – пробурчал он, – а я отчего-то уверен, что не пропаду. Раз уж меня не взяли туда, мне остается одна дорога, а с ним я как-нибудь договорюсь. Профессиональная солидарность, знаете ли. Уверен, у него найдется для меня работа.
– А я? – растерянно спросил патер. – Как же я?
Толстяк сел, щелчком отправил шляпу на затылок и, одернув брюки, наклонился к священнику.
– Слушайте, отец мой, – негромко проговорил он, – все мои рассуждения, конечно, любопытны, но если я прав, то тот, кто хочет преуспеть в этой адвокатской конторе, должен хорошо разбираться в соответствующих вопросах, назубок знать традиции и прецеденты. Должен признаться, я не слишком силен в богословии, как-то сфера моих интересов находилась в другой области. Вы же, как я понял, человек начитанный и сведущий во всей этой кухне. Так что по всему выходит, мы с вами неплохая пара. Как? Пойдете ко мне в секретари?
– Что? – ужаснулся патер. – Служить дьяволу?!
– Нести свет просвещения, – твердо сказал толстяк. – Как это отличается от того, чем вы занимались до этого?
– Я учил Слову Божьему!
– Шибко это кому помогло. Много народу из вашей паствы может свернуть язык трубочкой?
Патер поник.
– Но это как-то неправильно… – прошептал он.
– Привыкайте к ощущению, – похлопал его по плечу толстяк и поднялся на ноги. – Сначала это чувство досаждает, потом находишь его даже приятным. Главное запомнить, что закон и справедливость разные вещи, а мы слуги закона, но не войны справедливости. Вставайте, вон к нам идет наш эскорт.
Патер поднялся и стал вглядываться в рослую фигуру, лениво косолапящую к ним через поле. За собой фигура тянула огненный меч, ухватив его на манер поводка так, что от травы по ходу ее движения поднимались клубы черного дыма.
– Изгнание из рая, – удовлетворенно кивнул толстяк. – Каждый раз как в первый. Вы готовы? Пойдем.
Патер открыл было рот, намереваясь что-то спросить, но толстяк, уже не слушая его, небрежно опираясь на трость, бодро захромал навстречу Гавриилу.
Еще одна сказка про золушку
– …ровно в полночь обернулась отвратительной ведьмой, вся перепачканная, в каком-то рванье, адски захохотала и вылетела в окно. Нет, пытались остановить, конечно, пытались. Сначала дворцовая стража, потом охрана на выходе, арбалетчики на стенах. Но стрелы, стрелы не берут…
– Вот я бы тех врунов, что распространяют такие отвратительные слухи!..
– Клянусь честью, чистая правда! Более того, когда гости собрались домой, вместо карет – поле сгнивших тыкв… и крысы, крысы!
– Да! Да! Это была я, я! Все я! На балу я, потравы я, урожай… Только снимите, снимите, ради всего святого!
Великий Инквизитор молча подал знак, и палач склонился к винтам «туфельки». С влажным чмоканьем хрустальные шипы вышли из плоти.
– Пятнадцатая, – задумчиво сказал Великий Инквизитор.
– Кто бы мог подумать!
Принц был бледен, его мутило, но покинуть дознание он уже не решался.
– Ведьмы злокозненны и хитры, – со знанием дела ответил Великий Инквизитор и машинально
