сколько-нибудь внимателен и заинтересован в тебе. Ты можешь нисколько не волноваться, что к тебе набиваются в друзья. Или не строить на сей счет никаких иллюзий. Ты можешь сказать все как есть, но лучше отвечай стандартными заготовками. «How do you do?» – «I’m fine!» – это просто создает «приятный фон». Конечно, после таких ни к чему не обязывающих, но и не раздражающих элементов общения на работу ты выйдешь менее потрясенной, чем от ежеутреннего экстрима под названием «рашн джоггинг эври монинг» – через загаженный пустырь, через строй самоуглубленно-злобных физиономий в общественном транспорте, через перекрестный огонь недоверчивых взглядов охранников, коллег, посетителей… Все словно проверяют: а не утаил ли ты чего от общественности? Не японский ли ты шпион, даром что рыжий и уши лопухами? Может, ты ограбил Олега Попова и спер все его клоунские парики, чтобы внедриться в нашу крепко настоянную не скажем на чем среду?! Честно говоря, по сравнению с российской спонтанностью американская безличная приветливость кажется более приемлемой.
Но в России западная манера все-таки не прижилась. У нас не получается улыбаться
Каким образом, ты, наверное, помнишь: живет-живет очаровательный молодой человек, часто демонстрирующий миру улыбчивый фейс, а также изъявляющий симпатию сильным мира сего. Те постепенно к душевному пацану теплеют, пока в ком-то не проснется целый серпентарий сомнений… Дальше разоблачители лицемера действуют кто во что горазд: кто подслушивает, кто в чужие дневники нос сует, кто подставы устраивает. Но выясняется всегда одно и то же: вот этот любезник никого на самом деле не любит! Он их (нас) даже не уважает! Он считает себя умнее нас! Да мы его с кашей съедим! Разгоним, проклянем, ах, боже мой, что станет говорить… Впрочем это уже не из Островского. Хотя сходный сюжетный ход. А отчего бы тому самому пареньку совсем не прогнуться, без балды! Какого Хераскова он на всех углах телефонит насчет внутреннего несогласия. Молчал бы в тряпочку. Стал бы авторитетом – и всех урыл. А теперь иди, голубок, снова в гопники.
Да ради самосохранения бедолага не смолчал! Потому что изогнутый неестественный образом позвоночник испытывает повышенную нагрузку, мимические мышцы – тем более. А хуже всех приходится сознанию. Оно страдает больше мышц и костей – его давят рамки имиджа. Вот почему вечно согнутые в полупоклоне «маленькие люди», приходя со службы в домашние условия, нередко превращаются в деспотов и тиранов. Так они пытаются компенсировать унижения, которым подвергаются на работе. Если нет домашних, на которых можно отыграться, изливают свою накопившуюся желчь в дневнике, в мемуарах – или откровенничают со случайными попутчиками, со слугами и т. п. В некотором смысле они испытывают облегчение, когда их разоблачают – и разражаются гневными тирадами, громя своих вчерашних благодетелей в пух и прах. Одновременно уничтожается последняя возможность оправдания и возвращения на «тепленькое местечко». Зачем, зачем, зачем такая неосмотрительность?
Чтобы вернуться к себе настоящему, хотя бы ненадолго сняв маску. Как писал Джон Апдайк: «Слава – это маска, которая разъедает лицо». На самом деле лицо разъедает любая маска. И хочется ее сорвать и выбросить. Подобное желание может довести до нервного срыва. Человек только и ждет, чтобы его «разъяснили». К тому же в XX столетии человечество ощутило высокую ценность душевного комфорта, о котором не больно-то задумывалось раньше. Пытаясь избежать депрессивного состояния, род людской ищет оптимального равновесия между «маскарадным» поведением и спонтанностью. Впрочем, со временем способность к «отвязному» поведению теряется. И вернуть ее трудно, нередко приходится прибегать к экстремальным мерам и средствам. Отсюда и психологическая зависимость у людей, сделавших изрядную карьеру, от наркотиков, алкоголя, азартных игр, секса и прочих опасных развлечений. Как быть? Без маски ты «дикий человек», невежа, а под маской – будущий психотик, главное финансовое подспорье для большой и крепкой семьи психиатров.
Та же Америка искала выход – для себя. И вроде бы кое-что нащупала. В середине прошлого столетия (как время-то летит!) американский психолог Эверетт Шостром создал труд «Анти-Карнеги, или человек- манипулятор». А ему в пандан известный философ Эрих Фромм написал статью «Человек – это не вещь», причем учитель Шострома психолог Перлз считал, что попытки манипулировать окружающими людьми есть типичное поведение для человека неуверенного в себе, желающего получить поддержку извне и ради этой поддержки готового на все.
Шостром назвал своего героя, оппонента манипулятора, «актуализатором». Актуализатор понимает, что каждый шаг навстречу новому явлению – это определенный риск. Принимая эту «азартную игру», герой Шострома избавлен от основного невроза манипулятора: «А вдруг я кому-то не понравлюсь, и он меня обидит?» – и вот, наделенный норовом и гонором «рисковый малый» актуализатор смело обрывает затянувшуюся игру в светскость. Выступление типа «надоело все»! Зал ошарашенно молчит, после чего половина зрителей орет «браво!!!», а другая выходит вон, шипя от возмущения. «Пьеса имела большой успех, но публика провалилась с треском», как сказал Оскар Уайльд. По крайней мере, актуализатор Эверетта Шострома избавлен от манипулятора Дейла Карнеги, который «восстанавливает людей против себя, когда повисает на разговоре, как бульдог на палке, он треплет ее и нервы собеседника».
Шостром полагал, что основные эмоции общения – гнев, обида, страх, доверие и любовь. К последним двум приходят через отрицательные ощущения. Ссоры и депрессии – «та наждачная бумага, которой люди иногда царапают друг друга», в процессе «притирки» изливая раздражение и усталость, но не доводя себя до взрыва, до амока, до разлития желчи. И как им это удается? Читая Эверетта Шострома, мы заметили, что поведение актуализатора – такого искреннего, безбоязненного (а в некоторых отношениях так прямо безбашенного) – тем не менее четко ограничено. У нашего человека, наверное, так не получится. Отчего? От пылкости, господа, от пылкости нашей. Ведь мы ведем себя «как бог на душу положит» до тех пор, пока не заработаем репутацию скандалистки, или, выражаясь а-ля рюсс, базарной бабы. Мы если отказываемся с кем-нибудь контактировать, то до разрыва вплоть. Если не желаем идти на вечеринку, то даем понять, что «нам ваши канапе с креветками хуже, чем Ипполиту заливная рыба Барбары Брыльской». Готово дело! У хозяйки инфаркт, у хозяина инсульт, у кухарки заворот кишок. Оттаскивай и закапывай.
В общем, «чем кумушек считать трудиться», пора оборотиться на себя, на свою готовность доверяться чувству целиком – со всеми потрохами. Славяне – публика благодатная (для аферистов): откровенная, доверчивая. Вот почему нам постоянно приходится опасаться некоторых издержек национального менталитета. А именно – черты, которую можно назвать «все чересчур». Неумения остановиться вовремя, неумения сориентироваться в конкретной обстановке. Мы готовы, например, исполнять правила полюбившейся теории вопреки здравому смыслу, не задумываясь о последствиях.
Надо немало тренироваться, чтобы выказывать негативные эмоции, не нанося серьезных травм психике собеседника. И немало связей разрушится, прежде чем ты найдешь нужную «препорцию». Представляешь, каково это – потерять чью-то поддержку в наше сложное время, когда каждый нужный человек на счету? Какой, спрашивается, выход? Все тот же, стандартный. Если собственного опыта, как действовать, ты не имеешь, и эмпирическим, научно выражаясь, тыком проблему исследовать не желаешь, то можешь прибегнуть к стереотипу. Пожалте: соблюдение светских условностей поведения, как правило, создает репутацию человека, приятного во всех отношениях – и заметь, без всякой тренировки. Но можно ли по натуре быть приятным во
Хотя… Арлекин – неудачный пример. Арлекин – насмешник, гаер, фат, обидчик. Но он смешной и его любят, даже несмотря на его проделки и пакости. В общем, для России этот метод так же актуален, как и для итальянского театра масок. Есть все-таки амплуа, которое позволяет нарушать некий «кодекс светскости», но не выходить за рамки приличий. Как ни странно, классике эта «находка» не противоречит. Довольно ядовитые люди, много сил положившие на благое дело увеличения в этом мире количества лжи и чепухи, считались очаровашками. Максимум, что о них говорили нехорошего, так это словосочетание «салонный острослов». Сегодня звучит как хвалебная ода. Можешь взять на вооружение тактику
