множества историй, сказал могущественному шотландскому вельможе, графу Марчскому, что шестнадцатого марта над Шотландией разразится такая гроза, каких ей доселе переживать не приходилось. Этот день настал, и был он удивительно ясным, мягким и погожим. Но в то время, как все потешались над лже- пророчеством Томаса Рифмоплета, прискакал гонец с вестью о гибели короля. «Вот, — заявил Томас, — та гроза, которую я предсказывал, и никакой ураган не способен нанести Шотландии большего урона». Возможно, это и небылица, но вера в нее людей показывает, что конец Александра Третьего воспринимался как событие самое пагубное и зловещее.
Однако поначалу несчастье не казалось таким уж непоправимым. Хотя все дети Александра, как мы уже говорили, умерли раньше своего отца, все же у одной из его дочерей, вышедшей замуж за короля Норвегии Эрика, осталась дочка по имени Маргарита, к которой, как к внучке и прямой наследнице покойного монарха, и должна была перейти шотландская корона. Юная принцесса, прозванная нашими историками Норвежской Девой, жила при отцовском дворе.
Едва шотландский венец замаячил над головой девочки, король Англии стал думать да гадать, как лучше подобраться к нему и, пользуясь случаем, спаять его с собственным. Король этот был Эдуард, нареченный Первым, ибо до него никто из монархов нормандского дома такого имени не носил. Он был очень храбрым человеком и прекрасным воином, умным, искусным и предусмотрительным, но, к несчастью, страшным честолюбцем, одержимым одной идеей: правдой или неправдой расширить свое королевство. И хотя великий грех — зариться на то, что тебе не принадлежит, и еще больший — пытаться присвоить это нечестным путем, все же желание Эдуарда присоединить Шотландию к Англии было столь велико, что он не мог ему противиться.
Сначала английский король попытался осуществить свою мечту самым благородным способом. Он предложил заключить брак между Норвежской Девой, юной королевой Шотландии, и своим старшим сыном, окрещенным в его честь Эдуардом. Состоялась помолвка, и если бы дети, поженившись, произвели на свет потомство, Англия и Шотландия могли бы слиться в союзе на триста лет раньше, чем это случилось, и тогда, наверно, удалось бы избежать неисчислимых затрат и кровопролитий. Но небу не угодно было благословить этот вожделенный союз, пока долгие годы войн и лишений не истерзали вконец обе нации. Юная королева Шотландии занемогла и вскоре скончалась, так что помолвка сама собою расторглась[20].
Смерть юной государыни потрясла Шотландию и привела в отчаяние ее жителей. В живых не осталось никого, кто мог бы считаться прямым и бесспорным наследником Александра III, поэтому многие высокородные лорды, имевшие хоть какое-то отношение к королевской фамилии, приготовились оспаривать друг у друга корону: начали собирать дружины, и создавать партии, и угрожать стране страшнейшим из зол — гражданской войной. Все претенденты на трон — а выискалось их не меньше двенадцати — основывали свои притязания на более или менее дальнем родстве с королевским семейством. За большинством из них стояла огромная сила, зависевшая от высоты положения и числа сторонников, и если бы каждый вздумал прокладывать себе путь к престолу мечом, вся страна от моря до моря превратилась бы в поле битвы.
Желая предотвратить великое побоище, шотландские лорды, говорят, постановили передать вопрос о шотландском престолонаследии на рассмотрение Эдуара I Английского, слывшего одним из мудрейших правителей своего времени, чтобы он, в качестве третейского судьи, назвал того, чье право на шотландский трон законнее. Шотландцы вроде бы сами отрядили к Эдуарду послов с просьбой рассудить спор, но тот уже и без них решил разобраться в наследственных делах соседнего королевства, и не просто как третейский судья, чьи полномочия определяются желанием сторон, а как главное заинтересованное лицо. И для этого он надумал восстановить верховную власть английского государя над шотландским, от которой, как мы уже знаем, сознательно отказался его великодушный предшественник Ричард I.
С этим тайным и нечестным намерением Эдуард Английский пригласил знать и духовенство Шотландии в замок Норем, большую и мощную крепость на английском берегу реки Твид, являющейся границей между Англией и Шотландией. Они собрались там 10 мая 1291 года и были введены в зал, где в окружении высших сановников двора во всем блеске восседал король Английский. Он был на редкость красивым мужчиной и таким высоким и статным, что в народе его прозвали Долгоногим. Тут лорд главный судья Англии, держа речь от имени короля Эдуарда, объявил знати и духовенству Шотландии, что английский монарх сможет постановить, кому быть вассальным правителем Шотландии, только после того, как они присягнут ему как верховному владыке, или сюзерену их королевства.
Шотландские вельможи и прелаты были ошеломлены этим предложением английского короля взять их под свою опеку, которой они никогда не признавали (за исключением короткого промежутка времени, ради освобождения короля Вильгельма Льва) и которая впоследствии была навсегда снята с них Ричардом I. Они отказались ответить сразу, не посовещавшись между собой. «Клянусь святым Эдуардом, чей венец я ношу, — вскричал тогда Эдуард, — что восстановлю свое законное право или погибну!» Потом он распустил собрание, дав все же шотландцам трехнедельную отсрочку для обдумывания его условий.
Шотландским лордам, осведомленным таким образом об эгоистичных и честолюбивых замыслах Эдуарда, надо бы сплотиться в битве за права и независимость своего государства. Но они были очень разобщены и не имели лидера. К тому же претенденты на корону оказались порядочными подлецами, желавшими подольститься к королю Эдуарду в надежде, что он возведет на трон того, в ком заметит большую готовность служить ему как сюзерену.
Поэтому на втором собрании знати и духовенства Шотландии никто не осмелился возвысить свой голос против того, что предложил король английский, несмотря на очевидную всем безосновательность его требования. На сей раз дело происходило на широкой равнине, называющейся Апсетлингтон, напротив замка Норем, уже на северном, или шотландском, берегу реки. Лорд-канцлер Англии спросил у присутствующих претендентов, признают ли они английского короля верховным владыкой Шотландии и согласны ли они, приняв из рук Эдуарда шотландский венец, хранить ему вассальную верность. Те в один голос ответили, что согласны. Вот так, боясь прогневить Эдуарда и навредить тем самым своим интересам, эти ничтожные искатели власти отказались от независимости собственного государства, которая так долго и так доблестно отстаивалась.
Доскональное изучение родословных всех претендентов позволило установить, что преимущественное право на наследование шотландского трона имеют двое из них — Роберт Брюс, лорд Аннандейл, и Джон Бальоль, лорд Галлоуэй. Оба были крупными и могущественными феодалами; оба вели свой род от нормандцев и владели огромными поместьями и в Англии, и в Шотландии; и, наконец, оба происходили из шотландской королевской семьи, и оба являлись отпрысками дочерей Давида, графа Хантингдона, брата Вильгельма Льва. Эдуард по зрелом размышлении провозгласил королем Шотландии Джона Бальоля, внука Маргариты, старшей из двух сестер. Еще он заявил, что отныне королевство будет подвластно ему как верховному правителю, сиречь сюзерену. В завершение постыдной сцены Джон Бальоль присягнул королю Англии в верности, признав себя его вассалом и подданным. Это знаменательное событие произошло 20 ноября 1292 года.
Вскоре после этого поворотного, а для Шотландии самого позорного соглашения, король Эдуард начал показывать Джону Бальолю, что он не расположен довольствоваться простым признанием своей власти сюзерена, а намерен при всякой возможности осуществлять ее жесткой рукой. Он, конечно же, делал это, желая толкнуть зависимого короля на какой-нибудь бунтарский поступок, чтобы в наказание отобрать у непокорного вассала королевство и воцариться там самому по узурпированному им праву верховного государя. Поэтому Эдуард побуждал шотландских подданных подавать жалобы на местное правосудие в английские суды, и когда Бальоль отказался приезжать в Англию и отчитываться перед английскими законниками за приговоры, которые он подписывал как король Шотландии, Эдуард потребовал у него взамен три главные шотландские крепости — Берик, Роксбро и Джедборо.
Бальоль их отдал, или, по крайней мере, согласился отдать. Однако народ, возмущенный этой низкой уступчивостью, возроптал, и сам Бальоль, поняв, что цель Эдуарда — постепенно его ослабить, вдруг преисполнился стыдом и страхом и, заключив союз с Францией, собрал огромное войско для вторжения в Англию, государя которой он так недавно признал верховным владыкой, или сюзереном. Одновременно он послал Эдуарду письмо с формальным отказом от своей присяги
