себе и своих делах. Слишком важной казалась ей эта жизнь. Вокруг копошились мамаши с детьми, старики и просто прохожие, в общем, толпа. И вдруг она словно прозрела — вокруг появились люди.
Вот бредет по тротуару старушка, легкая седая былинка. Лет восемьдесят пять, определила Катя. «Неужели и я когда-нибудь буду такой?» — не верилось ей. На пути старушки непреодолимое препятствие — небольшой склон с тремя ступеньками, утонувшими во льду. Бабуля беспомощно оглядывается — народ озабоченно спешит по своим делам. Катя почти на руках отнесла невесомое тельце вниз и, поддерживая под локоток, доставила к подъезду. Всего два квартала, а шли они полчаса. Долго лежал неприятный холодок у нее на сердце: какая страшная вещь одинокая бессильная старость.
Или как обычно спешит она на вечерний эфир. Грудь вперед, ветер посвистывает в ушах. Сразу видно — идет деловая, уверенная в себе женщина. А на дворе дерутся мальчишки. Это не обычная драка-возня. Лица у драчунов багровые, злобные. Уже дошло до синяков, ссадин и членовредительства. Они и сами хотели бы остановиться, но уже поздно: вокруг улюлюкают дружки. И даже два великовозрастных балбеса остановились и с удовольствием наблюдают этот петушиный бой. Колесников ни за что не прошел бы мимо. Катя, позабыв о своем свежевыглаженном, элегантном костюме, берет драчунов за шкирки, чуть приподнимает в воздух и встряхивает. Сразу видно, что в гневе она страшна. Две пожилые женщины одобряют ее вмешательство. Катя грозится вызвать милицию и в доказательство свистит. Делает она это классно, в ушах резь от ее свиста. Женщины в ужасе, мальчишки разбегаются.
Катя, очень довольная собой, продолжает путь. Это Колесников научил ее: да, мы должны замечать друг друга, помогать ближнему и в малом, и в большом.
Глава 12
— Колесников, рисуй мне новую медаль! — кричала из прихожей Катя, вернувшись домой только к девяти вечера.
— Это за что же тебе медаль? Оставила мужа без ужина. — Сергей показался из кухни с ломтем хлеба в руке.
Катя торжественно вручила ему аккуратный сверток:
— Даже не медаль, а орден. Я стояла в очереди четыре с половиной часа. Отхватила для тебя новую куртку — японскую, пуховую, последний писк.
Катя никогда не стояла в очередях, даже за югославскими сапогами, даже за платьем-сафари, о котором мечтала. И получаса не могла вытерпеть в очереди. Вот почему она была так горда: ради мужа, раздетого и разутого, совершила настоящий подвиг. Колесников выразил ей соболезнование, медаль обещал. По поводу ордена сказал:
— Орден ты получишь сама знаешь за что, за особую женскую доблесть.
Катя промолчала, в который раз пропустив мимо ушей намек. В последнее время Сергей часто мягко, тактично, но напоминал ей об обещании. Она уже второй год работала на телевидении, положение ее было прочно. Самое время обзавестись наследником. Но Кате не хотелось об этом думать. Жизнь с каждым днем становилась все увлекательнее. Сколько работы впереди, сколько интересных людей. И вот на два-три года нужно выключиться из этого бурно несущегося потока, запереться в четырех стенах, обречь себя на пеленки, каши, прогулки с коляской по аллее парка. Кате даже дурно становилось от этих умилительных картин ее предстоящего материнства. Как получить сразу готового младенца, такого, как Петька, лет пяти? Колесников не знал способов, она тоже. Поэтому вопрос о пополнении семейства все отодвигался и отодвигался до лучших времен, когда детей наконец научатся выращивать в пробирках и воспитывать хотя бы первые годы их жизни в каком-нибудь спецсанатории.
— Ты не мог больше ходить в этой ужасной старой куртке, — поспешно перевела Катя разговор. — Ты почтенный не только по годам, но и по положению человек, гражданин, супруг…
Она с азартом занялась гардеробом мужа. Новый костюм, свитера, рубашки неузнаваемо изменили Колесникова. Он стал моложе, интересней и вальяжней.
— Вальяжней, потому что разъелся, — с недоумением вглядывался он в зеркало, словно не узнавая себя.
Утром Катя силой заставляла его есть кашу или блинчики со сметаной:
— Мне надоели твои кости, Сереженька. Посмотри, я вся в синяках. Доколе это будет продолжаться?
Этот аргумент действовал безотказно. Колесников давился, но ел.
«Пускай теперь кто-нибудь посмеет сказать, что я плохая жена», — с угрозой думала Катя. Эти «кто- нибудь» — подружки Колесникова, его тетушка, Наташка, Зоя — все, кто с недоверием отнесся к их браку. Таких недоверчивых было немало. Друзья его просто откровенно завидовали. Особенно те, кто прожил с женой лет по двадцать и готов был бежать от нее хоть на Северный полюс. А женщины рвали и метали. Кто-то из них сказал в шутку:
— Такие мужчины, как Серж Колесников, должны принадлежать всем, а не одной случайной счастливице, которой удалось его окрутить. Это величайшая редкость, национальное достояние…
Примерив куртку, Колесников уселся рисовать новую медаль для Кати. У него была неплохая коллекция старинных и советских орденов и медалей. Но интерес к ним не ограничивался поисками и пополнением коллекции. Сергей любил придумывать и мастерски рисовал медали и ордена собственного сочинения и щедро награждал окружающих. Людей нужно чаще хвалить и поощрять — таково было его убеждение.
Это увлечение мужа очень нравилось Кате. Она прыгала от радости, когда он наградил ее первой медалью — за отлично приготовленный борщ. Борщи были слабостью Колесникова. Они любили вместе сочинять какой-нибудь памятный знак к юбилею или шутливые знаки зодиака. У Петьки уже была дюжина медалей за хорошее поведение, пускание мыльных пузырей, похвальный аппетит и другие малые и большие заслуги.
Когда придумывали знак зодиака для Натальи, Катя предложила не мудрствовать и взять овцу. Она всегда дразнила подругу овцой. Но Колесников называл Наташу лучезарной и волоокой.
— Волоокие — коровы, не так ли? — заметила Катя, почувствовав легкий укол ревности. И она нарисовала свой вариант знака с коровой. Прекрасное животное. Катя обожала маленьких телят.
Но когда Сергей протянул ее собственный знак, она невольно ахнула. Змея. Хищный, изящный поворот маленькой головки, тонкое жало. Так вот кем она видится ему. Катя была уязвлена в самое сердце.
— Но ты ведь Змея? — удивился ее реакции Колесников.
— Не Змея, а Дракон! — чуть не вскричала она. — Большая разница.
Тогда они чуть повздорили, но быстро помирились.
«Я просто впадаю в детство с этим младенцем, рисуя с ним медали и знаки», — сердилась на себя Катя. Но занятие было слишком увлекательным, и она не могла удержаться. — Не спорю, это героизм — четыре часа постоять в очереди, — рассуждал Колесников, заканчивая новую медаль. — Но я весь свой шикарный гардероб отдал бы за один нежный поцелуй.
Ничего нет проще. Катя мигом вскочила дивана, отбросила журнал и повисла на шее у мужа. Ее объятия были так крепки, что бедный Колесников невольно охнул. А когда она, как вампирша, впилась губами в его губы и больно укусила, он притворно застонал и рухнул в кресло.
— Я знаю, что ты пылкая женщина, Катерина, но зачем же заниматься членовредительством… Помилосердствуй!
— Тебе не угодишь, привереда! — хохотала Катя, не давая жертве отдышаться.
Они еще немного побранились, чередуй колкие реплики с поцелуями и ласками. Этот счастливый вечер почему-то остался в памяти Кати и через много лет вдруг ни с того ни с сего виделся ей как наяву. У них был такой благополучный брак. Но полного счастья не бывает, сердито говорила себе и другим Катя. Даже в самых удачливых браках бывают свои червоточинки, маленькие трещинки. Надо благоразумно их не замечать или терпеливо сглаживать. Отношения с близкими — это всегда тяжелый труд.
Нет, ей было очень легко, радостно существовать под одной крышей с Колесниковым. И все-таки порой ей чего-то недоставало. Чего? Она не могла понять.
Наташа уже была на шестом месяце беременности, когда в один прекрасный день Саша заявился домой сильно навеселе, что не было редкостью в последнее время, и сказал:
— Мать! У меня для тебя три очень важные новости… Только ты ляг, родная, чтобы не случилось выкидыша, и глубоко дыши…
— Что, плохие? — испуганно молвила Наташа.
