– Праведное небо, – прошептал Фальк, – неужели где-то неподалеку гнездо красавиц?
Ян покачал головой:
– Красота им досталась в наследство от матери, которая, к сожалению, несколько зим назад покинула нас.
Зара, обладающая тонким слухом, несмотря на шум в помещение, проследила за беседой молодых мужчин. Она посмотрела на Ванью:
– Значит, ты – дочь бургомистра?
Ванья кивнула:
– Старшая. Анна на четыре года моложе меня.
Теперь бургомистр обвел взглядом помещение и увидел сидящих в углу Зару с Ваньей. Он одарил Ванью прохладной улыбкой и кивнул Заре. Анна тоже увидела сестру с незнакомцами в углу, но в отличие от отца ее улыбка была открытой и радостной. Она помахала Ванье, шепотом перебросилась несколькими словами с отцом и затем решительно направилась к их столу, в то время как фон дер Вер, сопровождаемый почтительными рукопожатиями и похлопываниями по плечу, направился к нише напротив стойки, которую нельзя было разглядеть отсюда. Анна подошла к столу Зары, стройная семнадцатилетняя девушка в длинном пальто, с убранными в конский хвост льняными волосами и такой же открытой улыбкой, как у Ваньи. Впрочем, она оказалась несколько иной, нежели сестра, так как, оглядев сидящих, спросила:
– А что требуется сделать молодой женщине, чтобы получить здесь приличное спиртное?
– Анна! – возмущенно воскликнула Ванья.- Что ты себе позволяешь?
Анна бросила на сестру дерзкий взгляд.
– Что тут такого? Ни один человек, будучи трезвым, не сможет вынести столь бедственное состояние. – Она вызывающе посмотрела на Фалька: – Что скажете, незнакомец?
Фальк поднял брови, пытаясь справиться с удивлением. Без сомнения, Анна и Ванья были внешне очень похожи, но характерами настолько разнились, что с трудом верилось, что они сестры: одна нерешительная и сдержанная, другая дерзкая, вплоть до нахальства. Он подвинул ей свободный стул, наполнил стакан и протянул девушке:
– За ваше здоровье, юная дама.
Анна взяла стакан и не моргнув глазом выпила одним махом. При этом она не спускала глаз с Фалька, как будто желая произвести на него впечатление тем, что даже не поморщилась от дешевой сивухи. Затем медленно опустила стакан.
– В последние дни есть лишь одно, за что можно благодарить древних богов, – заметила она, – они дают нам выпивку, необходимую, чтобы переносить это бедствие.
Она требовательно протянула Фальку пустой стакан.
Пока Фальк уже без особой охоты наполнял ей стакан, Анна огляделась.
– Значит, вы пришли, чтобы освободить нас от зла? – Скрытую насмешку в голосе можно было частично отнести на счет алкоголя. – Вы совсем не похожи на великих спасителей!
– Это, вероятно, оттого, что мы еще новички в этом деле, – кратко ответил Фальк. – Но мы обязательно прикончим бестию.
– Вне всякого сомнения, – насмешливо заметила Анна. Так как Фальк все еще не налил ей, она сама взяла бутылку и до краев наполнила стакан. – А когда справитесь с чудовищем, сразу же займитесь подонками, засевшими в этой дыре, а то к ним у зверя, к сожалению, нет никакого интереса.
– Анна! – в ужасе воскликнула Ванья. – Что ты говоришь?!
Анна обвела взглядом помещение, как будто готовясь к нападению, и с трудом сдерживаемая ярость засверкала в ее глазах.
– Это правда! – затараторила она. – Вдруг все стали изображать, как будто раньше мы были одним сообществом, большой дружной семьей, в которой каждый может рассчитывать друг на друга. Но все осталось по-прежнему, как до появления зверя: внешне все изображают участие и скорбь, кладут руки друг другу на плечи, но втайне любая баба рада, если погибла другая, а не она, и каждый отец вечерами молится о том, чтобы в следующий раз зверь напал на дочь соседа, а не на его собственную!
Ванья глубоко вздохнула, собираясь призвать сестру к порядку, хотя, конечно понимала, что Анна права, но не успела она приступить к акту воспитания, как неожиданно из ниши напротив стойки раздался гремящий баритон, такой громкий, что заглушил гул голосов в зале, низкий и звучный, подобный звону колоколов, встретившему их по прибытию в Мурбрук. Мгновение спустя оказалось, что такое сравнение весьма удачно.
– А я говорю вам, что бестия – Божье наказание! Бог, единственный наш господин, послал чудовище, чтобы испытать нас и очистить, и если мы не смягчим гнев Господа, бестия заберет нас всех, одного за другим! Да, черт побери, нас всех, пока Мурбрук не вымрет! Это воля Господа! Аллилуйя, говорю я!
Внезапно в помещении таверны воцарилась тишина. Все головы повернулись к нише, из которой вышел высокий широкоплечий мужчина в скромной лиловой мантии, с воротником, как белоснежное кольцо, обрамлявшим мясистую шею. Вокруг бедер на мантии тонкий пояс из золотых нитей, и даже подол рясы был украшен вышивкой с золотыми регалиями.
Это был священник той религии, которая знает только одного Бога – Бога любви и милосердия. Религия спасения все больше распространялась в Анкарии и во многих местах почти полностью вытеснила религию древних богов. То, что жители Мурбрука были приверженцами этой веры, Зара уже поняла, когда услышала звон церковных колоколов и увидела на кладбище кресты.
Из-за чрезмерного употребления хороших вин и жирной пищи и без того не худое лицо священника выглядело одутловатым, он был налысо обрит. Из глиняной кружки, которой он размахивал, выплескивалось пенистое пиво. Нетвердо ступая, священник направился в середину помещения и горящими глазами стал разглядывать окружающих; очевидно, сегодня он уже пропустил не один бокал. Пронизывающим взглядом он оглядел каждого по очереди, и многие из присутствующих, поймав взгляд священника, предусмотрительно отступили.
– Это Сальери, наш священник, – тихо прошептал Ян.
Сальери стоял, покачиваясь, посреди зала с кружкой пива в руке.
– Человек слаб, – мрачно сказал священник уже более спокойным голосом. – Господь создал нас по своему образу и подобию, но только внешне, так как внутри, – при этом он ударил себя свободной рукой в грудь, – внутри у нас все выглядит по-другому. Наши души – это потайные места, такого же черного цвета, что и глубины ада. Зависть, недоброжелательство, надменность, высокомерие, измена, ложь, обман, ярость, леность, скупость, чревоугодие, пьянство и сладострастие…
При каждом из перечисленных грехов он переводил пристальный взгляд с одного человека на другого, и люди невольно отступали перед взглядом огромного, сильного быка в одеянии священника.
– Среди нас нет ни одного безгрешного. Мы развратили и настолько унизили Его творение, что теперь никто из нас не в состоянии первым бросить камень в грешника, и именно поэтому вы – грешники. – Вытянув руку, он пальцем указывал то на одного, то на другого, пронизывающим взглядом всматриваясь каждому в глаза. – Именно поэтому Господь наслал на нас бестию, – чтобы очистить и нравственно возродить, чтобы показать, как неправильно и самодовольно мы себя вели, и дать понять, что мы обязаны признать свои ошибки и вернуться на путь добродетели. Бестия появилась, чтобы наказать нас за прегрешения, научить покорности перед Богом, и не важно, что мы ненавидим его действия и пытаемся убить чудовище. Безуспешность этих попыток – лучшее доказательство, что бестия не из нашего мира, что она – орудие наказания Бога, и пока мы не испили чашу страдания в полной мере, чудовище для нашего оружия остается недосягаемым. Ни один клинок не ранит его, ни одна пуля не достигнет цели, ни в одну западню оно не попадет. Бестия, как туман, недостижима, и вместе с тем настолько ощутима, что невозможно отрицать ее существование. Она – орудие наказания Бога. Но в действительности Он нас не наказывает, говорю я вам, нет, Бог – добрый и милосердный. Он не наказывает, а подвергает нас испытанию, дети мои.
– Аллилуйя,- тихо пробормотали двое или трое мужчин, почти с благоговением, в то время как Сальери сделал большой глоток из своей кружки, вытер ладонью пену с буйно растущей седой бороды и продолжил свою полную страсти проповедь.
– Это – испытание, ниспосланное Богом! – грохотал его голос, пока он расхаживал по залу, притягивая все взгляды к себе. – Испытание нашей стойкости и веры. Бог хочет, чтобы мы Ему показали, что мы верим, что мы снова признаем себя приверженцами Его и Его идеалов и отрекаемся от прегрешений прошлого, от
