— Я верно служила Аарнуму и защищала его королевство от темных эльфов. Его «Эдикт против некромантов и волшбы» был оглашен уже после того, как я стала вампиром, или, как ты выражаешься, кровососом. Так что я доподлинно знаю, насколько опасна черная магия. Аарнум заботился не столько о себе, сколько о безопасности своего народа. — Она помолчала немного, а потом тихо добавила: — При сыне Аарнума Моргасте участь колдунов и ведьм была ужасна…
Больше Фальк вопросов не задавал — он видел, что Зара погрузилась в воспоминания о временах, когда кровь лилась рекой. Вряд ли ей приятно об этом говорить. Чтобы поднять настроение, Фальк достал фляжку и сделал большой глоток.
Они ехали в тусклом, сумеречном свете. Блуждающие огни по-прежнему сопровождали их, но Фальк больше не обращал на них внимания — он чувствовал себя слишком усталым, чтобы бояться. Около полуночи они достигли скалистого островка — казалось, какой-то неведомый великан в незапамятные времена оторвал вершину одной из гор и забросил ее в болото. Джэйл предложила разбить лагерь здесь. Вероятно, это место показалось ей более-менее безопасным. Фальк был весьма благодарен серафиме: весь день он провел в седле, они останавливались лишь дважды, чтобы напоить лошадей. Все его тело болело и молило об отдыхе.
Они отыскали неглубокую нишу в скале и прежде всего позаботились о лошадях, а затем занялись костром. Джэйл вырыла яму в земле и обложила ее по краю камнями, а Фальк и Зара собрали хвороста. Топливо было сырым, и огонь не хотел разгораться, но путешественники были настойчивы, и спустя некоторое время уже наслаждались живительным теплом костра. Фальк закутался в одеяло. После четырнадцати часов в седле даже это каменистое ложе казалось преддверием рая.
Фальк повертел головой, прислушиваясь к тому, как хрустят позвонки, а затем принялся массировать шею и плечи.
— Проклятая верховая езда! — пробормотал он, сожалея о том, что решил сопровождать серафиму и вампиршу в Штерненталь. — Если бы боги хотели, чтобы мы передвигались рысью или галопом, они наградили бы нас копытами.
Он протянул ладони к огню, надеясь отогреть закоченевшие пальцы.
— Пути богов неисповедимы! — Джэйл улыбнулась и достала из мешка хлеб и солонину.
Фальк снова приложился к фляжке. Вино было слишком холодным, чтобы как следует распробовать его, но Фальку оно казалось амброзией. Затем он взглянул на импровизированный стол и потер руки:
— О! Ветчинка! Отлично!
Зара уселась на одеяле, скрестив ноги, отхлебнула вина, передала фляжку Джэйл и отломила кусок хлеба. Судя по выражению ее лица, ела она без аппетита.
— Что-то давно не видно Тора, — сказала она, ни к кому не обращаясь.
— Наверно, ему надоело бежать за нами, и он повернул домой, — предположил Фальк, отрезая ломоть ветчины. — Или встретил в здешнем лесу серую Прекрасную Даму и сейчас ужасно занят. Удивляюсь тебе, Зара. Что до меня, я только рад, что эта бестия убралась. Я не мог спать, зная, что волк где-то рядом.
— Я уже сказала, что Тор не причинит нам зла, — покачала головой Зара.
— Рад слышать! Вот только хотелось бы знать, что он сам по этому поводу думает.
Зара ничего не ответила, лишь подбросила веток в костер. Ее лицо хранило безразлично-равнодушное выражение, но Фальку показалось, что вампиршу в самом деле беспокоит судьба волка. Впрочем, как можно быть хоть в чем-то уверенным, если речь идет о Заре?!
Фальк отрезал себе еще ломоть ветчины и тоже погрузился в размышления, вглядываясь в белесую мглу. Интересно, как далеко они сейчас от Мурбрука? И что сейчас поделывает Эла?
Мысли о девушке заставили сердце Фалька биться сильнее. Он отложил ветчину, вытер руки о землю и поднес к лицу красный платок, который подарила ему Эла. Запахи кедрового масла и роз пробуждали сладкие воспоминания. Они встретились совсем недавно, почти не знали друг друга, и все-таки Фальк чувствовал, что несколько дней, проведенных в Мурбруке с Элой, были лучшими в его жизни. Несмотря на постоянный страх, несмотря на то, что каждое утро он не был уверен, что доживет до вечера. Удивительно, Эла первая поверила в него, болтуна и шулера, которого, что уж там скрывать, не раз ловили, потому что он даже не умел толком передергивать карты. Но девушка поверила в него сразу и безоговорочно, и от этого он сам начал в себя верить.
— О Эла! — прошептал он. — Хотел бы я сейчас быть рядом с тобой, а не мерзнуть в этой проклятой болотной заднице… — Он вздохнул, а потом рассмеялся. — Кажется, я взаправду влюбился…
— Любовь! — фыркнула Зара. — Что вы все находите в ней?! Да, поначалу все просто чудесно, слаще патоки, ты теряешь голову, ходишь по облакам, но затем приходится расплачиваться за удовольствия: много-много лет спустя, когда все проходит, ты спрашиваешь себя, а почему, собственно говоря, ты так сходил с ума? На что потратил целые годы?
Зара покачала головой и замолчала. Казалось, сейчас она видит перед собой совсем иные времена и совсем иных людей. Наконец она очнулась от воспоминаний, тряхнула головой, осмотрелась, сказала решительно: — Надо побольше хвороста, — поднялась на ноги и нырнула в темноту.
Фальк посмотрел ей вслед и наморщил лоб.
— Кажется, эта тема расшевелила даже нашу железную леди, — сказал он скорее задумчиво, чем насмешливо.
— С тобой было бы то же самое, если бы ты потерял человека, которого любил всем сердцем, причем потерял по собственной вине, — промолвила Джэйл.
— А кто он был? — тут же спросил серафиму Фальк.
— Его звали Виктор. Это была настоящая, большая любовь, любовь всей ее жизни. Они были родом из одних мест — из Шенблика, это на юго-востоке Анкарии. Маленький городок славится своими садами и виноградниками. А еще там растут самые красивые розы во всем королевстве. Они — Сара фон Ланштейн и Виктор — были дружны с детства. Оба росли сорвиголовами и, возможно, поэтому так хорошо понимали друг друга. Он был сыном оружейника — совсем не подходящая партия для дочери графа. Но они выросли вместе и полюбили друг друга. Сначала они таились от родителей Сары, но граф и графиня фон Ланштейн были по-настоящему добрыми людьми, и счастье дочери оказалось для них важнее, чем разница в положении. Они дали Саре и Виктору благословение, и был уже назначен день свадьбы. Бракосочетание решили провести в замке Ланштейн, в саду, под цветущими вишнями.
Фальк улыбнулся:
— Звучит очень романтично!
Джэйл кивнула, сохраняя серьезное выражение лица.
— Так все и было, — сказала она печально. — Но тут началась война. Семья Сары из поколения в поколение верно служила короне. У отца Сары не было сына, который мог бы поддержать традицию, и тогда Сара сама взялась за меч, чтобы защищать Анкарию и короля. Виктор хотел сопровождать ее, стать ее оруженосцем, но умер его отец, и жених Сары вынужден был остаться в Шенблике, чтобы заботиться о матери и сестрах. Виктор обещал невесте, что будет ждать, как долог ни был бы ее путь. А она поклялась, что не назовет мужем никого другого.
— И что случилось потом?
— Потом она его убила, — тихо сказала Джэйл. — Его, его мать, его сестер и своих родителей.
Фальк отшатнулся.
— Ты… ты это серьезно? — осторожно переспросил он.
Джэйл кивнула:
Когда Сара вернулась с войны, она уже не была самой собой, она стала Зарой, вампиршей, она принадлежала к детям ночи, и лишь одно доставляло ей радость — страдания и смерть. Когда она вернулась, Виктор просто не мог поверить своему счастью. А она тут же, на его глазах, убила сначала его мать, а затем сестер. Потом она даровала смерть и своему возлюбленному. Думаю, для него это явилось благом. — Джэйл покачала головой и добавила очень тихо и очень печально, как будто слова причиняли боль ей самой: — Она не стала пить их кровь. Она была сыта, ибо вдоволь напилась еще на пути в Шенблик. Она убила их просто ради удовольствия. Потом она пришла к себе в замок, где предала смерти собственных родителей, а также всех слуг. Затем она покинула родные места и долго странствовала, сея повсюду смерть и разрушения.
