– Что растолковывать? – собирая в кучу последние крохи воли, выговорил Лелик. – Тут все образованные.
– Ну не скажи! Никому, например, не известно, откуда ментам цинк[56] прошел за два переброса.
– Какие еще? – продолжал валять дурака старый вор.
– С марафетом и общаковыми лавами[57], – невозмутимо пояснил Барсук. – Иль не слыхал о таких?
Лелика не затрясло. Он даже перестал психовать, сообразив, что дальнейшие запирательства бессмысленны. Видать, рок у него такой.
Не-е-ет, Барсук уже не. шавка, коль умудрился его, Лелика, к стенке прижать, к ногтю придавить. Откуда же ему стало известно о предательстве Лелика? Неужто сам Иван Иванович сдал? Не похоже. Если б и Степка Барсуков у мента в пристяжных ходил – тогда другое дело. А так нет.
Думая-гадая, Лелик заметил, что с койки рядом поднялся Кешка Монахов и пересел ближе, на табурет, приставленный к его кровати. Что они с Барсуком задумали?
– Ты мозгами-то шевели, дядь Лень, – доброжелательно произнес Монах. – Не заставляй брать грех на душу.
– Правильно Монах базлает, – поддержал его Барсук. – Давай-ка, гражданин Прибаев, чтоб без приговора, самостоятельно. Что делать – знаешь. Не нам тебя учить.
Что теперь делать, Лелик знал. Ждать помощи не от кого. Воры – и те, что сейчас на воле, и обитатели соседних бараков – его не поддержат. Барсук наверняка выложил перед ними все карты, и крыть Прибаеву нечем. Его колода засвечена крапленой. А за шулерство полагается наказание. Но карточное мошенничество – детская шалость против того, что он творил все эти годы. Стукачество – самый тяжкий грех перед воровским законом – карается смертью.
Плевать. Жизнь прожита. И прожита она так, как было написано на роду сыну проститутки и питерского карманника, – в зоне. Жаль только, что в последние годы сломался перед легавыми.
– Так как? – продолжал проявлять завидное терпение Барсук. – Ты сам или у корешей помощи попросишь?
– Сам, – тряхнул головой Лелик.
Он медленно поднялся на подкашивающихся ногах и неверной походкой двинулся к выходу из барака. На мгновение остановился перед дверью, обитой войлоком, и оглянулся. Зеки молча смотрели ему вслед. Никто не проронил ни звука. Все понимали, куда и зачем идет старый вор, жалкий шакал, умело напяливший на себя шкуру матерого волка, которую и потерял в одночасье.
Лелик толкнул перед собой дверь и вышел.
– Шнырь! Шуруп! Котёл! Зяблик! – выкрикнул Барсук. – Пошли по баракам!
Четверо из приблатненных соскочили с коек и метнулись выполнять приказание. Они знали, что теперь предстоит делать. Еще в промзоне, перед самым возвращением с работ в лагерь, Барсук распределил обязанности каждого.
Особая роль была отведена Кешке Монахову, авторитет которого в зоне рос как на дрожжах…
– Ну что они там телятся? – Подполковник Загниборода нервно расхаживал по своему кабинету и курил папиросы одну за другой.
Кроме него здесь находились начальник оперчасти, командир батальона охраны, замполит исправительно-трудового учреждения и командир оперативного полка внутренних войск, личный состав которого был сейчас за заборами лагеря в состоянии боевой готовности номер один.
– Не переживайте! – сочным басом подал голос командир оперативного полка, двухметровый громила в форме полковника внутренней службы. – Мои орлы по первой команде войдут в зону и… покажут им кузькину мать! – применил он излюбленное выражение скинутого с поста чуть более полугода назад Никиты Сергеевича Хрущева.
– Не нравится мне эта затея, товарищи коммунисты, – вставил фразу замполит.
– П-ф! – не сдержался начальник оперчасти.
– А вы не смейтесь, товарищ капитан! – повысил голос политработник. – Получается так, что мы провоцируем осужденньис на бунт. Это своего рода подлог. Таким образом мы наглядно демонстрируем свою неспособность решать проблемы в законном порядке!
– Разница лишь в том, – решительно заявил начальник колонии, – что ваши обязанности ограничиваются выпусками стенгазеты и смотрами художественной самодеятельности. А нам приходится со всем этим дерьмом работать непосредственно. Это вы их по головке гладите! А они всем нам на шею норовят влезть!
– Вы забываетесь, товарищ подполковник! – взвился замполит. – Пункт «О руководящей роли коммунистической партии» еще никто из Устава КПСС не извлекал!
– Вот и руководите!.. – потерял терпение Загниборода. – Педерастами из «петушатника»! От них хоть вреда никакого! А Леликами и Барсуками мы будем руководить!
– Вы… Мы… Я… – захлебнулся в негодовании замполит. – На парткомиссию!..
– Пошел ты в жопу! – вылетело у Загаибороды против его воли, и замполит закашлялся, давясь водой из графина. – Я дал команду часовым и караулу, чтобы стреляли поверх голов, – сообщил Загниборода присутствующим. – Пусть зеки разойдутся как следует.
– Это может быть опасным, – предположил начальник оперчасти. – Потопчут они солдатиков наших.
– Думаю, не успеют, – пробасил командир полка. – Мои не дадут.
