полагается, предложить отдохнуть с дороги… Дела никуда не убегут.
И то правда. Перелет утомил Багаева. А тут еще эта невыносимая жара. Все стекла в «Волге» были опущены, и с улицы задувал плотный горячий воздух. После прохладного, дождливого и ветреного Ленинграда, откуда Багаев вылетел в Ташкент напрямую, не заруливая в Москву, столица Узбекистана казалась ему плотно закрытой и раскаленной до невозможности духовкой. Как здесь люди живут?..
За какие-то двадцать минут они пересекли город и выкатили за его пределы. Воздух здесь показался Багаеву прохладнее, на дорогу от высоченных пирамидальных тополей падала густая тень.
«Жигули» сопровождения притормозили у обочины, выключив «мигалку» и сирену, а черная «Волга» свернула с трассы на более узкую дорогу, которую теперь с обеих сторон обступали густые тутовые деревья. Насаждения были столь плотными, что образовывали своеобразный тоннель, защищенный от постороннего глаза. Проезжая часть вела то вправо, то влево, пока наконец не вытянулась в идеальную прямую линию. В конце тоннеля Багаев увидел ворота, занимающие всю ширину дороги. Они отворились как раз в тот момент, когда «Волга» должна была через них проскочить. Водителю не пришлось даже сбавлять скорость. Инстинктивно глянув через плечо водителя, Багаев увидел, что стрелка спидометра незыблемо держалась на отметке 90 км/час. В зеркале же заднего вида он заметил, что, как только они въехали, ворота наглухо закрылись.
Машина только теперь сбавила обороты и плавно притормозила у великолепного одноэтажного дома, расположенного на берегу неширокой реки.
Выйдя из салона и оглядевшись, Иван Иванович понял, что на всем этом огромном участке домов больше нет, а по обе стороны реки раскинулись фруктовые сады, благоухающие зеленью и ароматами яблок, персиков, груш и еще Бог весть чего. Здесь было удивительно тихо и прохладно. Даже не верилось, что всего несколько минут назад они как угорелые неслись по раскаленному городу, обливаясь потом.
– Ну как? – улыбаясь, спросил полковник Султанов.
– Это – рай! – не в силах сдержать восхищения, проговорил Багаев.
– Пойдемте, дорогой! – радушно пригласил полковник, и они проследовали в дом. Но не задержались в роскошных хоромах, украшенных в национальном стиле, а вышли на другую сторону жилища, к самому берегу реки. Здесь над водой была построена просторная веранда, на которой разместились большущий стол, стулья, кресла и диваны. Внизу ласково шумела вода, а сверху опускались изящные плакучие ивы. Стол ломился от угощений. Однако никого из людей Багаев не видел. Видимо, прислуга знала свое место и, будучи отлично выдрессированной, ждала команды от хозяина.
Султанов любезно указал ему на место за столом, а сам уселся рядом. И тут из боковых дверей дома зазвучала узбекская национальная музыка. Оттуда же стали появляться сами музыканты и… девушки. Багаев от неожиданности потерял дар речи.
Танцовщицы были одеты, если можно так выразиться, в прозрачную ткань с многоцветными разводами, под которой – что и поразило майора – не было вообще ничего. То есть в целом они не выглядели совершенно голыми, но и одетыми их назвать не поворачивался язык. Таких красивых и соблазнительных женщин Багаеву не приходилось видеть никогда в жизни. Султанов с довольной улыбкой наблюдал за побледневшим московским гостем. Он не мешал ему до тех пор, пока Иван Иванович сам не отвел от. танцовщиц обезумевший взгляд и не вытер судорожно платком пот со лба.
– Это – Обычай?! – спросил он, совершенно потрясенный происходящим.
…Много было выпито и съедено. Девушки-танцовщицы по команде Султанова осмелели и скинули с себя последнюю одежду. Каждая из них – а их было семеро – успела посидеть у Багаева на коленях. И каждая его успела облобызать. Что творилось с бдительным московским майором, ревностным служакой и опытным сыщиком?
На этот вопрос мог ответить лишь Миркузий Мирвалиевич Султанов, который и приказал повару запарить роскошный узбекский плов дурманящей травкой – гашишем. Отведаешь такой, и на душе праздник, любое горе не беда, море по колено, а мир, кажется, создан только для тебя. Живи и радуйся.
Утро следующего дня Багаев встретил в том же доме на берегу реки. Проснувшись, он с ужасом обнаружил, что лежит совершенно голый в окружении прекрасного гарема из семи дев. И пробудили-то его девушки – умопомрачительными ласками, которыми издревле славится Восток. Наплевав на все и отогнав от себя пасмурные мысли, Иван Иванович решил было вновь предаться сладостным утехам, но тут в комнате появился Миркузий Мирвалиевич. Он был чисто выбрит, причесан, одет в строгие черные брюки и свежайшую белоснежную сорочку. Вчерашние гульбища никак не сказались на его внешности. В руках он держал две папки – картонную и кожаную.
– Пошли вон! – негромко, но властно скомандовал он девицам, и те словно растворились в воздухе, оставив Багаева возлежать на широченной кровати в шелковых простынях и при взбунтовавшемся мужском достоинстве.
Прикрыв простыней презревший всякий стыд детородный отросток, Багаев приподнялся на постели. Голова его гудела, к горлу подкатывала тошнота, лицо опухло, руки и ноги противно дрожали.
– Безобразие! – выкрикнул он первое, что пришло ему в голову.
– Полностью с тобой согласен, – улыбнулся Султанов, протягивая ему одежду.
– Не «тыкать» мне! – взвился Иван Иванович и принялся одеваться. Ему никак не удавалось попасть ногой в штанину, а рукой в рукав.
С неимоверным трудом оперативнику удавалось разыгрывать из себя вусмерть перепуганного и не отошедшего еще от вчерашней гулянки. Расчет был сделан на то, что Султанов, заметив замешательство москвича, решит взять, как говорится, быка за рога. Другими словами, немедленно перейдет к наступательным действиям и раскроется. В том, что именно он – полковник Султанов – и есть тот самый предатель, Иван Иванович уже не сомневался.
– Да ты чего, Бань?! – удивился и вроде как обиделся Султанов. – Мы ж вчера с тобой и на брудершафт пили, и целовались, и даже вон, – кивнул он в ту сторону, куда убежали девчонки, – одну из них вдвоем одновременно… Не веришь? На, посмотри! – он бросил в руки Багаеву набитую чем-то картонную папку.
Едва сдерживаясь, чтобы не надавать этой папкой Султанову по морде, Багаев развязал тесемки, и на кровать посыпались цветные фотографии. Глянув только на одну из них, Иван Иванович понял, что его замысел достиг цели. Со стороны полковника начался неприкрытый шантаж. Московский сыщик чувствовал себя азартным охотником. Теперь главное – не проколоться, до конца сыграть свою роль.
– Клевета!!! – пискляво выкрикнул он, отирая со лба холодный пот. – Дешевая подделка!
