ближайшего морга. И тогда пятый человек, наоборот, желая проявить себя с самой лучшей стороны, предложил довезти его туда всего за половину цены.
Вывод из этих историй лучшего всего сделать такой: моральное превосходство есть цель, достижению которой всегда препятствуют средства.
Логический конец
Одна муха больше всего на свете любила сладости. И утонула она в бочке меда с криком: как ты сладка, гибельная страсть!
А другая муха больше всего на свете любила дерьмо. И погибла она на полях аэрации с воплем: наконец-то по уши наелась!
А третья муха всему на свете предпочитала покой. И умерла она, покачиваясь в паутине, с кротким вздохом: о, долгожданная нега!
А четвертая муха больше всего на свете любила досаждать людям. И скончалась она от удара мухобойки с радостным воплем: плакали, сволочь, твои беленькие обои!
Вывод из этого напрашивается сам собой: страсть, доведенная до логического конца, это и есть смерть.
Тормоз и стимул
Одно зеркало всю жизнь пролежало на полу и поэтому думало, что оно - это потолок.
А второе зеркало всю жизнь провисело напротив третьего зеркала и поэтому думало, что оно - это дорога в никуда.
А третье зеркало, всю жизнь провисевшее прямо напротив второго зеркала, было уверено в том, что оно - это путь в бесконечность.
А четвертое зеркало было трельяжем, и кем оно только не считало себя за долгую жизнь: и дорогой в тупик, и путем в бесконечность, и лабиринтом для дураков, и триптихом неизвестного мастера, и таблицей умножения пространства, и гербарием настоящего времени… пока однажды ночью взрывной волной его не вышвырнуло из окна. И оно разбилось на сто сорок девять осколков, и сорок восемь из них подумали: 'Я - это звездное небо!' А девяносто восемь: 'Я - это самозабвение!' А три самых маленьких радостно взвизгнули: 'Я - это дзинь!'
Все вышесказанное неизбежно подводит нас к заключению: самомнение есть главный тормоз самопознания и его же, увы, единственный стимул.
О правильной жизни
Одному медведю опротивело лакомиться муравьями, и он решил наконец рассмотреть, как же устроена их муравьиная жизнь. А рассмотрев, пришел в полное изумление. И позвал посмотреть на это других медведей. И те тоже позавидовали муравьям и сказали: 'Вот бы и нам научиться так же правильно жить!'
И настолько эта мечта их вдруг охватила, что они тут же стали валить деревья и правильно складывать их друга на друга.
А когда все деревья в лесу кончились, они выкорчевали еще один лес, который стоял за рекой, и две рощи возле самого горизонта. И достигли почти уже половины того, что было у них напланировано, как вдруг все чудесное сооружение закачалось и рухнуло. И погребло под собой то живое, что в этих местах еще уцелело.
Одни только муравьи не погибли. И вскоре опять возвели свои муравейники на опушках, а потом и между завалами.
Эта история подводит нас к заключению: площадь правильной жизни не может превышать одного, максимум, одного с половиной квадратного метра.
Две кончины
Один дятел как-то раз подумал: 'Неужели мне больше всех надо?' И стал кричать на весь лес: 'Почему я один должен спасать вас от короедов?' И так он кричал, перелетая с дерева на дерево, пока не умер от голода.
Тогда послужить родному лесу вызвался воробей. И на глазах благодарных сограждан стал биться головой об осину, пока не убился насмерть.
Вывод, который мы вынуждены из этого сделать, таков: не стремиться к всеобщему благу смертельно, а стремиться - убийственно.
О природе счастья
В одной деревне жили вполне счастливые люди. Только инструменты труда были у них несчастливые.
У плотника, например, был несчастливый молоток. Вот сделал он раз посредством этого молотка табуретку, а она под ним и подломилась. Встал он с пола, всю ее по досточкам перебрал, всю заново сбил… И тогда она подломилась уже под его отцом. Ударился отец головой о косяк и умер.
А еще у этого плотника были несчастливые пила, рубанок, стамеска и гвозди. Потому что когда он при помощи этих своих инструментов отремонтировал мост через реку, то мост этот тут же и обрушился - только-только двинулась по нему похоронная процессия с гробом его отца, насмерть упавшего с табуретки. Так что вместе с отцом пришлось отнести на кладбище и пятерых его провожатых.
Но жители этой деревни отнеслись к случившемуся философски. Потому что у них самих что ни двор, в каждом были свои несчастливые вещи - борона, тяпка, грабли или же, например, вилы. Так что какой бы сопутствующей ни была окружающая погода, урожай у них все равно не всходил, а если всходил, то глох, подавленный сорняками. А если ко всеобщей радости и не глох, то уж непременно весь высыпался от ветра. Так что поехать продать урожай и купить себе другие, счастливые бороны, грабли, косы и сеялки у жителей этой деревни не было никакой.
Но они и к этому относились по-философски, ничуть не отчивались, всякий вечер собирались, плясали, пели, а жизнь свою объясняли так: против природы вещей не попрешь.
С таким объяснением мы вправе не согласиться. Но собственный вывод сделать обязаны: счастливым делают человека не вещи, а свободные допущения.
Голая правда
Один мужчина всем говорил в лицо одну голую правду. И за это его никто не любил, а многие даже притесняли. Так, например, директор школы при полном одобрении педагогического состава исключил его
