Вечная «зона» социализма. В которой жили приговоренные к единому действию, к единым поступкам, к одному образу жизни.
К коммуне.
Эта идея, как оказалось, не могла реализоваться в течении аж семидесяти лет, считай, за целую жизнь пани Барбары и полжизни товарища Людмилы.
Тяжело, ох, как непросто жить в эпоху перемен, во времена, когда одна идея сменилась на другую.
Как в настоящей коммуне, в «Приюте «Варвара» само собой начинал существовать свой малый коллектив. Так в купе поезда возникает временное единство между незнакомыми друг с другом пассажирами.
И часто, когда все легли, когда погасили свет, а возбуждение дня еще не прошло, не спиться, начинали делился своими победами и поражениями на арене стадиона, кто-то рассказывал свою историю, как он завербовался в армию челноков.
Перед глазами Людмилы на экране полутьмы проплывали картины человеческих драм. Почище любого кино.
В то же время для Людмилы это были настоящие «университеты» малого бизнеса.
Ведь на первых порах во время перестройки разрешили торговлю, где хочешь. И чем хочешь. И никто не спрашивал налогов.
Слушая ночные откровения соотечественников, Людмила постоянно анализировала, сравнивала, делала выводы. Думала, где и какой можно достать дефицит, где его можно подороже продать, а где купить подешевле…
И все-таки гнетущее впечатление, горький осадок в ее душе постоянно оставался.
Как же случилось так?
Хозяйка трехкомнатной квартиры, кандидат наук, ведущий инженер, программист и оказалась в этой клоаке.
Ведь она еще совсем молодая женщина, конечно, не молочно-восковой спелости, но ягодка опять.
И мужики на Людмилу оглядываются на улице…
…Он долго стоял неподалеку, а потом все-таки подошел к Людмиле и не столько глядел на ее нехитрый товар, сколько на нее.
С усами, что Людмиле всегда нравилось. Вот жаль, что у Мити, мужа ее прежнего, усы не росли.
А у этого пышные, так и представляешь, как от них будоражаще щекотно при поцелуе.
И улыбка хорошая.
Говорит, пшекая по-польски, но с уважением в голосе.
– А как пани зовут?
– Людмила.
– Иезус, Людмила! Я так и подумал, – сказал поляк.
Сказал так, словно нашел клад или что так давно искал.
Вернее, ту.
Свою судьбу.
И у Людмилы сердце екнуло, но виду она не подала.
– А как кличут пана?
– Збышек.
Похоже на Гришу, сразу подумала Людмила.
Збышек не только купил что-то у Людмилы, он ей заказал привезти в следующий раз прибор ночного видения для охоты. Оказывается, в СССР они продавались в обычных промтоварных магазинах. А Збышек не только увлекался охотой, он возглавлял союз местных охотников и сказал, что гарантирует, что купит сразу штук пять таких приборов.
И назначил Людмиле свидание через неделю на том же стадионе.
Людмила легко привезла эти приборы. Груз небольшой, зато прибыль принципиально другая, раз в десять покруче.
Главное, Збышек ее ждал.
И домой к себе пригласил, чтобы не на толчке, не на Привозе завершить солидную сделку.
Людмила было уперлась, но все-таки согласилась, любопытно ей стало, как живет зарубежный специалист по охоте.
Дом у Збышека был хоть и одноэтажный, но просторный, с гаражом, в котором стоял польский «Фиат». В доме Людмилу ждал накрытый стол и мама Збышека, пани Людмила. Наверное, для Збышека то, что его маму и приглянувшуюся ему русскую зовут одинаково, имело важное значение.
Выпили «Выборовой», Збышек знал, что счастье ему привалило, потому что он сидел между двумя Людмилами. Они сразу нашли общий язык, стоило только русской Людмиле спросить у польской Людмилы, как это она так вкусно квасит капусту, и что в нее добавляет.
А когда настал час расставания, Збышек коснулся своими усами зардевшейся щеки Людмиоы и ей стало будоражаще щекотно.
Относительно крупная сумма, заработанная Людмилой на приборах ночного видения, и послужила решающим доводом в разговоре с Сергеем и Катей при создании малого предприятия «Челнок», поэтому в следующий раз Людмила приехала не одна.
Они шли по улице польского города, Сереже и Кате с непривычки все казалось интересным, они остановились около витрины магазина и в этот момент Людмила увидела на другой стороне Збышека.
Он замахал Людмиле руками, счастливо улыбаясь, а Людмила замахала руками ему в ответ и смысл ее пантомимы был ясен – уходи, я не одна, вот он, мой мужчина, показала она на спину Сергея, и провела рукой по горлу. Словно сделала себе горловое харакири.
На самом деле, она отрезала Збышека еще в Москве, потому что, подумав, решила, что по сути дела ей придется жить в чужой стране, но в таком же по масштабу городе, как и ее Кунцево, что будет ее Збышек ходить на охоту с прибором ночного видения, а она квасить капусту с пани Людмилой, что придется Гришеньке, если он захочет с мамой уехать, забыть русский язык, бросить учебу в институте и отказаться от научной карьеры, что она взяла обязательства перед своими партнерами по малому предприятию «Челнок» и что она… уже не столь нуждающаяся женщина, как прежде.
Бизнес у нее шел.
И шел успешно.
И хотя усы будоражат, что немаловажно, хотя имя Збышек напоминает имя Гриша, что зовут его маму также – Людмила, что есть у него свой дом, все-таки земля эта чужая.
Чужбина.
Возвращаясь домой, в свой дом, Людмила буквально часами отлеживалась в ванне, стояла под душем, смывая с себя чужие запахи, запахи женщин, мужчин, чужого тела, чужой страны, рынка, чужой постели.
И шла на российский рынок.
Так успешно начавшийся роман Людмилы с рынком продолжался.
И с Сергеем тоже.
