соревнование, похожее на странную разновидность какой-то национальной борьбы, когда один участник путем жарких объятий и поцелуев стремиться проникнуть поглубже в своего соперника-партнершу, задачка которой – не пускать! – хотя так хочется совсем иного…
Тогда, значит, Митя? Ведь и супруг законный, и отец ее единственного сына, и невинность с ним потеряна… Кстати, больше похоже, что с Митей и впрямь потеряно больше, чем приобретено. Если не считать, что очень важно, квартиры… И сына…
И все-таки Митя в глазах Людмилы был далек от идеала мужчины.
Людмила считала Митю своей собственностью, почти своей недвижимостью, в том смысле, что он-то никуда не денется. И раз уж случилось так, что рохлю увела другая, значит, так тому и быть, а уж она, Людмила, найдет себе экземпляр по вкусу и по плечу.
По калибру личности.
Кому она всегда желанна.
Такого, как Сережа, например.
Как же с ним горячо, как остро на столе президиума в актовом зале, в купе вагона на качающейся полке, на скрипучем ложе «Приюта «Варвара», на балконе у вздыхающего прибоем моря…
Кто еще?..
Ну, были еще какие-то встречи, увлечения, только он не шли в счет, потому что все это было несерьезно – Людмилу устраивала сложившаяся ситуация. И она как бы свободна, и Сережа рядом, под боком в поездках и в бизнесе.
Первое ее глубокое разочарование, а скорее, первая глубокая обида, случилась у Людмилы в первой ее поездке с Сергеем. Она так хотела, чтобы Сергей ездил с ней, что сразу согласилась, чтобы он пригласил в поездку еще и своего друга. Людмила так старалась, так опекала их в поездке, не сообразив, какой груз она взвалила себе на плечи. Не в прямом смысле груз, а в психологическом.
Когда надо было таскать-грузить мужики оказались незаменимы. А вот продать и выгодно в три раза больше товара, а ведь каждый участник поездки набрал что кому казалось сподручнее, торговаться за троих, проводить мгновенные пересчеты – рубль-доллар-злотый, было безумно утомительно. Она боялась промахнуться, ошибиться, ведь это были не ее деньги, а чужие.
Окончательно ее доконало, когда мужики в Бресте остались сторожить сумки с товаром, а она продралась сквозь очередь за билетами с криками и взаимной руганью к окошку кассы.
На поезд еле успевали, бежали через пути, сели в последний вагон и поезд тут же тронулся. Она доплелась до своего места, залезла на верхнюю полку и зарыдала.
Потому что не видела должного сочувствия и внимания от этих бугаев, годных только на то, чтобы баулы таскать.
Может быть, единственного настоящего мужчину Людмила все-таки встретила… и сама от него отказалась. Словно посылал ей Всевышний Единственного, а она не увидела знака… Еще когда молодая была, в советские годы…
…Жизнь тогда замедлилась, словно подтаяли ледники противостояния Людмилы с мужем и течение жизни плавно перетекло в теплое море ЮБК – Южного Берега Крыма.
Веселая набережная Ялты приняла Людмилу в свои объятия после ей самой непонятных скандалов с Митей, когда она заявила мужу, что все надоело, что она устала, что сколько можно пахать, а тут путевка горящая профсоюзная, что Митя пусть тоже отпуск возьмет, ему бы надо помочь маме на даче, на ранчо из шести соток, мама давно об этом просила, и Гриша, сынок, едет в лагерь пионерский…
В Ялте Людмила больше лениво отсыпалась, жарилась под ласковым солнышком, расслабилась и миражом казались ей кухонная плита и быт московских забот, и отключилась она так, что не заметила, как кончился ее отдых.
А когда надо было уезжать, растерялась.
Куда она едет?
И откуда возвращается?
И к чему?
И к кому?
И зачем-то купила сливы.
Тогда не было пластмассовых пакетов, были какие-то капроновые сумки и сливы, конечно, потекли.
Людмила вышла на шумную площадь Курского вокзала с чемоданом в одной руке и текущими сливами в капроновой сумке в другой.
Синие «Жигули» с темно красными сиденьями подкатили к ее ногам, как карета, поданная к выходу королевы.
Он вышел и распахнул перед Людмилой дверцу – садитесь Ваше Величество!
Ее Величество сразу подумало о стоимости проезда, а Он сразу ответил, что Ему по пути с Ее Величеством.
И глянул на загар Ее Величества, на открытое декольте летного наряда Ее Величества, в глубину Ее сохранивших оттенок морской волны глаз…
И Ее Величество согласилась и милостиво присела на заднее сиденье, держа между загорелых ног капроновую сумку с потекшими сливами.
Он остановил свои синие «Жигули» у ее подъезда, Он вышел из машины, распахнул перед ней дверцу и подал руку так, что ей показалось, словно Он откинул ступеньки кареты, чтобы Ее Величеству было бы удобнее сойти, Он достал из багажника ее чемодан и донес до дверей подъезда, Он пропустил Ее Величество вперед и Ее Величество почувствовала себя так комфортно от услуг веками Ей служащего мужчины, что приняла естественно его появление в своей квартире.
В своем Доме.
А сливы продолжали свое истечение.
Они текли между загорелых ног в салоне темно красной кожи синих «Жигулей», и в лифте, и в передней, где стоял Он и ждал пока Ее Величество в своем, ставшим таким чужим за время ее отсутствия Доме положит капроновую сумку в раковину и вернется…
Ее Величество вернулась и не знала, что делать дальше.
Пауза.
Перед решением.
Людмила растерянно протянула ему сладкую липкую руку.
И Он, Настоящий Мужчина, склонил перед королевой голову и поцеловал.
Руку.
Даже, наверное, слегка вкусил потекшей сливы.
Что-то я неправильно делаю, томно подумала тогда Людмила, незнакомого мужчину пригласила в дом.
Хлопнула дверь и Ее Величество осталась одна…
Неужели Людмила сейчас не такая же сладкая, как когда-то? Неужели слива ее истечения уже прокисла и стоит она перед закрытой дверью вместо того чтобы броситься за тем, кто был послан и уже никогда не вернется?
А ведь была же она настолько хороша в молодости, что даже женщины видели ее персиковую спелость. Людмила до сих пор помнит, как, легко опьянев, и уже будучи в разводе, заночевала на даче у подруги, которая только что тоже развелась с мужем. Поначалу они все приготовили и подали на стол, заботливо украсив его, как это делали всегда, будучи хозяйками, для гостей и для мужчин, конечно, а тут получилось, что только для себя, посидели вдвоем, попили вдвоем и долго говорили о
