если ты спасешь одного, вакуум засосет и погубит троих. Ты можешь воспитать одного здорового ребенка, но весь двор убийц, наркоманов, гомосексуалистов и воров поглотит его, каким бы хорошим ни было воспитание. И когда ты поймешь эту простую истину, тебя назовут, в лучшем случае, коммунистом. А скорее - сумасшедшим, ведь, по-твоему, выйдет, что сама жизнь неверна, сами основы несут в себе фатальную ошибку. Ты можешь говорить сколько угодно правды и нести сколько угодно разума в сердца людей, но тупые шутки по телевизору, порнография в Интернете и сам всемогущий Бог заглушат твой неуверенный голосок фанфарами и громкими речами. И вот, поняв, насколько тщетен твой труд, что ты сделаешь? Правильно, примешься за корешки. Но как? Те, кто велит играть фанфары, вовсе не собираются давать тебе в руки рычаги давления на самих себя. Весь мировой опыт говорит о том, что мирно и ко взаимному удовольствия не разрешался еще ни один конфликт интересов. Так что же ты делаешь? К чему прибегаешь, если положение становится невыносимым? Если в твоей печени свинцовый осадок, почку забрали за долги, если мед отдает железом, а вода дерьмом, твоя дочь торгует своей плотью на углу, а ты работаешь двадцать четыре часа в сутки за еду, и красивый умный человек в дорогом костюме утверждает, что все прекрасно, ибо иначе не может быть? Что ты сделаешь?
И снова на лице Вендиго возникла половинчатая улыбка. Указующий перст сменился кулаком, который мужчина внушительно сжал.
- Ты прибегнешь к насилию. Ты начнешь пробивать, прорубать, прогрызть себе путь к завтрашнему дню, которого нет. И не только себе. Любое успешное движение за улучшение хоть чего-то в мире, если оно, конечно, не профанация, в конечном итоге эволюционирует в машину войны, в том или ином смысле. Насилие - меч, разрубающий гордиев узел людского стремления пожирать самих себя. Вот почему демократия становится диктатурой с той же неизбежностью, с которой лето сменяется осенью, а затем и зимой. Вот почему путь к созиданию идет через разрушение.
Октавиан замолк, глядя на слушавшую его троицу с непонятным прищуром. Сэм продолжал сидеть, сложив руки на животе. На женщин толстяк не оглядывался, но Канзаки чувствовала, что Ватанабэ видит, слышит и чувствует их с Кэтрин смятение.
Они и впрямь были смятенны. Загадочный человек, из-за которого пришлось пережить так много страшных и опасных приключений, оказался молодым любителем театральщины, говорящим о чем-то непонятном. Сэм, однако, что-то понимал. Кажется.
- Знаешь, я, кажется, сообразил, - произнес он, в тон собеседнику криво улыбаясь. - Ты ловишь кайф от звука собственного голоса.
- Есть такой грех, - уголок рта Октавиана поднялся выше, означая, видимо, крайнюю степень веселости. - Обожаю произносить длинные пафосные речи. Знал бы ты, как Анна от этого устает. Однако я так и не рассказал тебе про второй путь, открывающийся человеку.
- И что же это за путь?
- Ну, - Октавиан поерзал в кресле и уложил ногу на ногу. - Можно идти к насилию через попытки отвергнуть его как часть зла, наполняющего мир, это мы уже прояснили. А можно просто сразу получать удовольствие от насилия. В конце концов, возвращение к насилию неизбежно, так почему бы не получать от него удовольствие? Ты и твоя японская спутница уже встречались с некоторыми экземплярами людей, выбравших такой способ оставить росчерк на странице своего поколения. Мой дорогой Фрэнки, к примеру, очень ярко иллюстрирует, куда заводит короткая дорожка. И я люблю таких существ. Они, по крайней мере, не так лицемерны и далеко не так подлы, как бывают подлы и лицемерны защитники того, что сами же объявляют добром. Когда я вижу убийцу-психопата, я смотрю на него как на опасное животное. Так гораздо проще. И гораздо интереснее.
Вендиго снова замолчал.
- У меня сложилось впечатление, что за весь монолог ты ни разу не вдохнул, - Ватанабэ подался вперед в кресле. - Только за всей этой балабольней ты главного не сказал.
- М? - Октавиан взглянул на толстяка с совершенно невинным видом.
- Сам-то ты почему так радуешься насилию?
- А вот это очень верное замечание!
Октавиан юлой крутнулся в кресле и снова оказался сидящим прямо. Вытянув длинные ноги, он подобрал полы своего чудного плаща и подобно Сэму сложил руки на животе. Теперь они сидели друг напротив друга в одинаковых позах, обмениваясь взглядами, которых ни Кэтрин, ни Мегуми не могли понять, как ни старались.
- Я из тех парней, что предпочитают совмещать неизбежное с приятным. Я получаю удовольствие от насилия, но не люблю расходовать его бесцельно. Ты должен бы знать: жестокости нужно всего лишь придать вектор, чтобы она стала приносить пользу. Вот почему, несмотря на страстную любовь к играм, я предпочитаю не плясать сам с собой.
Вендиго улыбнулся, наконец, всем лицом и стал похож на разморенного теплом сонного добряка из детской книжки - с прикрытыми глазами, поднятыми в пожатии плечами и обозначившимися на щеках ямочками. До Канзаки вдруг дошло, что он красив.
- Возьмем тебя, к примеру, - продолжал тем временем Октавиан, обращаясь к Сэму. - Было очень весело наблюдать за тем, как вы с Фаустом дружески отметили встречу после долгих лет разлуки. Подставить вам хвост, который можно запихнуть в мясорубку, было делом несложным. Когда за хвост ухватился ты, играть стало совсем уж весело. Я подгадал момент и заложил Кэтрин Винтерс ребятишкам Лилит. Оставалось лишь посмотреть, как она попадется им в когти, и направить навстречу коварным пленителям свирепый снаряд по имени Сэм. И это было чертовски весело! Вот так и надо спасать даму в беде - не на белом коне и с короной, а с кровью, выпущенными кишками и мозгами по стенам! Эстетика, стиль, угар, содомия!
Вендиго иронически вскинул брови и воздел в воздух руки с растопыренными пальцами.
- Эта часть игры была разминкой. Честно сказать, мне тогда просто хотелось лишний раз позлить Лилит. Думай про меня, что хочешь, но я обожаю поиздеваться над этой бабищей. Целый курьер-мнемоник из списков, которые остались только у Кроули - и вырвали из рук вместе с парой пальцев, а. Дьявольски обидно.
- Значит, в сети Кроули оставалась-таки архивная информация...
И Мегуми, и Кэтрин, заворожено слушавшие откровенно любовавшегося собой Октавиана, посмотрели на Ватанабэ. Тот наклонился вперед, уперев локти в колени и подставив костяшки сложенных вместе кулаков под подбородок.
- Как ты получил доступ к ресурсам Кроули?
- Это было несложно, - улыбнулся уголком рта Вендиго. - Мы с Себастьяном старые знакомые. У него всегда был талант к плетению сети с пауком в центре. Вот только он не учел, что анонимность паука не всегда спасает от чужих жвал. Это я устранил его тогда.
- Не может такого быть. Организация Кроули была разгромлена 'CDM' и русскими.
- Именно в это я и хотел, чтобы вы верили, - Октавиан доброжелательно пожал плечами. - Видишь ли, мне нужно было на несколько лет затаиться. Не хотелось возиться еще и с вами, пока не придет удачный момент. Вот теперь он пришел.
- Значит, шеф не ошибся. Это ты устроил теракт в ноябре.
- Ноябрьскую заварушку? О да. И в Токио лапу запустил я, и в Латинской Америке, и в Африке, и в Индокитае - везде теперь ползают мои маленькие муравушки, которых я запускал вам в штаны все то время, пока вы глазели на кочерыжку человека в психушке.
- Впечатляет.
Кэтрин первой заметила, как постепенно менялся голос толстяка. Если в первые минуты встречи Сэм обменивался светскими репликами с Октавианом в том же полушутливом беспечном тоне, что и сам Вендиго, то теперь, задавая вопросы, он становился все серьезней, все мрачнее.
- Сложно представить, как можно превратить развитую шпионскую сеть в вереницу спящих агентов в таком масштабе. Тем более сложно представить, что можно перехватить контроль над огромным количеством денежных и материальных ресурсов так, чтобы этого не заметили. Но, допустим, я на такое объяснение куплюсь. Только зачем была нужна заварушка в Ливии?
- Как зачем? - возмутился Октавиан. - то же такая картинка! Наемники против бунтарей, гражданская война на подъеме, кишки, детские головы на кольях! Стрельбы. Войнушка, тактика и стратегия
