суждено было случиться одной из загадочных историй, ныне известной благодаря местному священнику, который в XIX веке составил по своему усмотрению жизнеописание рясофорного монаха (девицы) Досифея. Об этой истории Трубецкому и Шуваловой охотно поведал настоятель монастыря, узнав предмет их интереса. А началось все, по его словам, в 1721 году, когда в богатой и знатной семье рязанских дворян Тяпкиных родилась дочка Дарья…
— Даша, Дашенька, иди к нам, — звали сестры.
— Дарья, Дашенька, иди к нам, — звенели в ее юной душе колокола Вознесенского монастыря. Семь чудных лет, проведенных с бабушкой в том монастыре, навеки отвернули душу Дарьи Тяпкиной от мирской суеты.
— Для женщины есть два жребия на земле: или Бог, или человек, то есть муж, — так говорила ей бабушка. —
И Даша сделала свой выбор. Однако обо всем по порядку…
Еще на подъезде к Китаеву Трубецкой и Анна заметили необычное оживление в окрестностях монастыря. Ведущая к обители обычно тихая Китаевская улица была запружена народом. Вблизи одного из зданий, расположенного неподалеку от Свято-Троицкой церкви, стоял милицейский кордон, а по территории монастыря шел крестный ход.
Кое-как припарковавшись на безопасном расстоянии, Сергей Михайлович и Анна Николаевна стали пробираться к цели своего путешествия. По дороге они попытались выяснить у людей в толпе, в чем же дело, однако безрезультатно. Наконец один из проходивших мимо послушников поведал им, что недавно вблизи монастыря обнаружилась… ни много ни мало, а штаб-квартира местного ордена тамплиеров, которые под видом общественной организации арендовали примыкающее к монастырю здание. Монахи распознали тамплиеров по черно-белой символике, которую каноническая Церковь считает антихристианской, и устроили крестный ход с требованием, чтобы те покинули территорию монастыря. В этом и заключалась суть противостояния монахов и милиции.
— Это же надо, чтобы нам так повезло — именно сегодня тут должна была случиться вся эта заварушка, — наблюдая процессию со стороны, заметил Сергей Михайлович с сарказмом в голосе. — В то же время, — продолжил он, — должен признать, что факт появления тамплиеров в Киеве вообще и вблизи Китаевской пустыни в частности просто необъясним. Только средневековых рыцарей нам тут не хватало! Скоро выяснится, что Жак де Моле был казаком…
Трубецкой и Шувалова терпеливо дождались конца крестного хода, прошли на территорию монастыря и вошли в храм. Там по случаю объявленного в Китаеве дня борьбы с тамплиерами шла служба, которую вел сам отец настоятель. По окончании службы он и поведал им историю Досифеи.
По его словам, когда девочке было всего два года, родители взяли ее с собой в Москву на Рождество. Там они навестили монахиню женского Вознесенского монастыря Порфирию — родную бабушку Дарьи. Тогда же Порфирия и уговорила родителей оставить ей девочку на воспитание. Годы, проведенные в обители, уже в детстве сделали Дарью настоящей монахиней по духу, и, когда по исполнении девяти лет она вернулась в отчий дом, светская жизнь оказалась совершенно для нее неприемлема. Однажды Дарья услышала разговоры родителей о том, что, мол, дочке уже пятнадцать лет и пора подыскивать ей жениха. И тогда девушка, которая к тому времени уже твердо решила стать монахиней, в отчаянии бежала из дома. Боясь, что ее могут узнать и вернуть обратно, Дарья остригла волосы и переоделась в мужскую одежду. Так она пришла в Троице-Сергиеву лавру, где назвалась беглым крестьянином Досифеем (по-гречески «Досифей» означает «Богом данный»), желающим стать черноризцем. Однако из-за отсутствия паспорта в постриге ей тогда отказали, хотя и позволили остаться на послушании.
Прошло три года. Родители повсюду искали Дарью и приехали в Москву помолиться о том, чтобы Бог открыл им место пребывания любимой дочери. Когда они были в Троице-Сергиевой лавре и стояли в церкви у солеи, Дарья несколько раз проходила мимо них. Сестра Дарьи первой узнала ее и указала матери. Через знакомого иеромонаха родители передали, что хотят поговорить с ней. Услышав это, Дарья поспешно собрала свои пожитки и бежала в Киево-Печерскую лавру.
Снова назвавшись беглым крестьянином Досифеем, она обратилась с прошением о постриге в монашество к самому архимандриту лавры. О просителе было доложено митрополиту Рафаилу Заборовскому, который согласился принять у себя «крестьянина Досифея» и, побеседовав с ним, был немало удивлен его умом и образованностью. Но правительственный указ тогда запрещал брать беглых крестьян в монастырь. Стремясь помочь человеку, так ревностно желавшему монашества, возможно, сам митрополит Рафаил и указал Дарье-Досифею на Китаевскую пустынь, где, руководствуясь примером преподобных печерских отшельников, можно было жить в молитвенном уединении.
Придя в Китаево, Дарья решила поселиться в пещере на горе. Чтобы не пользоваться плодами чужих трудов, она своими руками вырыла келью неподалеку от существовавших уже пещер и стала вести отшельническую жизнь. В то время было немало тех, кто искал духовного спасения в уединении и молитвах, и никто не обратил на нее особого внимания. Много лет провела Дарья под мужским именем Досифей в этой пещере, питаясь лишь хлебом и водою, а на Великий пост она и вовсе затворялась наглухо. В народе говорили, что Досифей никогда не зажигал огня в пещере. Со временем подвиги отшельника стали известны в Киеве — видимо, наставления старца помогли многим мирянам, побывавшим у него.
В 1744 году, когда слава о старце Досифее широко распространилась по Руси, отшельника и провидца пожелала увидеть императрица Елизавета Петровна, которая в этот год пребывала в Киеве. Тогда специально для нее были устроены деревянные ступени, ведущие на гору. Между Досифеем и пришедшей к нему царицей состоялась долгая беседа, о содержании которой никто, кроме них двоих, так и не узнал. Согласно легенде, Елизавета, услышав, что столь мудрый и крепкий верой подвижник так и не рукоположен в рясофор, пожелала оказать ему в этом свое содействие. Говорили, что уже на следующий день в присутствии императрицы Досифей принял монашеский постриг.
Прощаясь, царица подарила Досифею кошелек с золотыми монетами и еще тысячу рублей — на благоустройство Китаевской пустыни. Досифей равнодушно отдал подаренные ей червонцы крестьянину, принесшему на гору еду, и тот отнес их в лавру. Позднее деньги эти пошли на строительство нового храма в соседнем селе Пирогове.
В 1776 году в Киево-Печерскую лавру поклониться святым мощам пришел семнадцатилетний юноша из Курска. Был это Прохор Мошнин — в будущем Серафим Саровский. Имея желание принять монашеский чин, он хотел перед тем получить духовное наставничество в Киеве, где преподобными Антонием и Феодосием Печерскими было положено начало иночеству на Руси. Обходя святыни древнего города, беседуя с его жителями, Прохор узнал о подвижнике Досифее, который, как говорили люди, обладал провидческим даром. К нему, в Китаево, и направился юноша, чтобы испросить указания места для своих духовных подвигов. Досифей благословил его идти в Саровскую обитель, что недалеко от Арзамаса, где Прохор стал прославленным угодником Божьим. Ныне в Китаевской пустыни хранятся поручи и епитрахиль великого старца Серафима Саровского, про которого говорят, что отметила его своим собственным знаком сама Пресвятая Дева, сказав, что сей от ее рода.
Перед самой смертью Досифей вышел из затвора и, опираясь на палку, обошел все кельи, прощаясь с братией. Он высказал только одну просьбу: «Тело мое приготовлено к напутствованию вечной жизни; молю вас, братия, не касаясь, предать его обычному погребению». На следующее утро Досифей скончался, стоя на коленях перед иконою. Это случилось 25 сентября 1776 года. Старцу шел пятьдесят шестой год.
Все было сделано, как завещал отшельник, — никто не посмел нарушить его предсмертную просьбу и обмыть тело. Похоронили его в Китаевской пустыни, возле северной стены Свято-Троицкой церкви. На могиле вскоре поставили характерный для того времени памятник с его портретом. А через несколько лет родная сестра Досифея, приехав в Киев и взглянув на портрет, узнала в великом старце свою младшую сестру. Тогда-то и открылась чудесная тайна всей его жизни.
