которые яростно спорили о божественной сущности Христа, но безуспешно. Дело же было в том, что Арий и его сторонники отрицали изначальную божественность Христа, утверждая, что тот был лишь «превосходнейшим творением» Всевышнего, которое впоследствии подверглось обожествлению. Из отрицания божественной сути Христа вытекало, что Сын Божий не равен Отцу и, как все люди, подвержен греху и изменениям. Арий считал, что Христос «имел начало», тогда как Бог «не имеет начала», следовательно, до своего появления на свет Христос не существовал.
Арианская ересь в той или иной степени получила распространение практически по всей территории Римского государства, а Константину была нужна единая, гармоничная церковь, на которую он мог бы опереться в деле сохранения единства империи. Император написал письмо обоим зачинщикам богословского спора, в котором просил прекратить бесполезную, по его мнению, дискуссию. Как язычнику, ему было безразлично, кто такой Христос — Бог или лишь обожествленный человек, но сам факт ожесточенной вражды, связанной с этой темой, мешал реализации задуманного им и его матерью плана. Однако Александр и Арий отказались примириться, и вопрос был вынесен на рассмотрение Собора.
В Никею прибыли более трехсот епископов, среди которых были гости из Скифии, стран Кавказа и многих земель Причерноморья. При этом епископы Запада ограничились участием лишь нескольких делегатов, объясняя такое решение тем, что арианская ересь в западной части империи практически неизвестна. Участникам Собора предстояло, прежде всего, обсудить накопившиеся в жизни разбросанных по всей империи христианских общин разногласия, угрожавшие стабильности государства, которое Константин с таким трудом объединил.
На собрании председательствовал сам император, старательно вникавший в суть каждого спорного вопроса. Он был великолепен и, можно сказать, величественен в своих богато расшитых золотом одеждах, изумительной работы золотой короне с драгоценными каменьями. Войдя в зал, он занял место во главе собрания, а рядом, по левую сторону от него, расположился председательствующий — епископ Евстафий Антиохийский. В своей речи перед участниками Собора Константин заявил, что главное его желание и забота — достижение духовной гармонии, которая принесет народам империи мир и процветание. Основное внимание на Соборе, по его мнению, следовало уделить двум важным проблемам: окончанию спора о божественной сущности Иисуса Христа и установлению точной даты празднования Пасхи, которую Константин считал невозможным праздновать вместе с иудеями. По обоим вопросам участники Никейского собора больше всего расходились во мнениях.
Два месяца день за днем продолжались жаркие богословские споры. Но прежде всего слово было предоставлено зачинщику дискуссии — пресвитеру Арию из Александрии. Арий, ливиец по происхождению, был прекрасным диалектиком, красноречивым проповедником чинного и строгого поведения. Высокого роста, худощавый, внешне благообразный седовласый старик был кумиром своих прихожан, и слава о нем простиралась далеко за пределами александрийской церкви. Он вышел на середину зала перед всем собранием и без тени боязни или сомнения начал свою речь.
— В какого Бога веруете вы, собравшиеся здесь? — громогласно вопрошал пресвитер Арий. — Светоч правды и истины ведет вас или гордыня и заблуждение? Сам отныне предвечный Искупитель и Спаситель наш говорил, что Он — лишь Сын Отца Небесного, царство которого Он призван был принести на грешную землю. Вдумайтесь: то, что произошло, не могло быть прежде, чем произошло! Если Отец родил Сына, значит, Рожденный как таковой имеет начало бытия; следовательно, было время, когда Сына не было, и Он имеет свое существо из небытия. Размышляя о природе Сына, мы не можем утверждать ничего другого, как то, что Он — создание тварное.
Далее, если Сын имеет начало, то, значит, хотя Бог Отец и вечен, было время, когда Он не был Отцом и у Него не было Сына. Сын не вечный, но мы признаем, что Он выше всех тварей; Сын подобен Отцу — Бог по имени, но не по существу. Сын создан, сотворен Творцом прежде всего, и через Сына создан мир. Если так, то источник мудрости — Отец, который по благости сообщил Сыну эту мудрость, но Сын не знает вполне Бога Отца и не единосущен Ему. Дух Святой тоже не вполне лицо Божие, а создан Сыном.
Вы же, утверждающие обратное, идете против понимания и рассудка, а между тем все, кто верит Церкви нашей, жаждут истины и в благостном ожидании пребывают, что собор наш даст им эту истину.
Снова и снова возвращался он к обоснованию своего положения о том, что Сын вторичен по отношению к Отцу и не может быть ему единосущен. Ария поддерживали такие известные епископы, как кумир императора Евсевий Кесарийский и Евсевий Никомидийский, и поэтому пресвитер и его сторонники выступали очень смело и открыто, надеясь привлечь императора на свою сторону. Однако Константин искал не правды, а компромисса. Он не слишком разбирался в этих богословских тонкостях, но хорошо чувствовал настроение большинства. Когда он услышал, что речь Ария вызвала гул негодования в соборе, он счел за благо принять во внимание и мнения других выступающих, которые пытались сгладить разногласия и найти устраивающий всех вариант. Одним из тех, кто особенно рьяно возражал Арию, был молодой помощник епископа Александрийского Афанасий.
— Но ведь это из-за нас Он стал плотью, — говорил Афанасий, — ради нашего спасения Он пришел и родился в человеческом теле. После того как Он доказал божественность своими делами, Он принес жертву ради всех и предал свое тело смерти, чтобы искупить первородный грех людей и доказать, что Он сильнее небытия… Ибо Он стал человеком, чтобы мы могли обожествиться; Он показал себя в теле, чтобы мы могли понять Отца; Он вынес все муки, чтобы мы могли наследовать бессмертие. Через Его смерть бессмертие стало доступно всем.
Ибо лучи солнца принадлежат самому солнцу, и солнечной материи от этого не становится меньше. Солнечная материя составляет одно целое, и лучи с ней — совершенны и неделимы. Эти лучи не уменьшают материи света, но являются ее плодом. Так и Спаситель наш един, неделим и единосущен с Отцом Его небесным….
Жаркие споры сторонников и противников Ария продолжались день за днем, пока однажды император не пригласил к себе в покои епископа Александра — главного оппонента Ария, Евсевия Кесарийского, мнению которого очень доверял, и нескольких своих советников.
— Вы все знаете, к чему устремлены мои помыслы. Пора прийти к какому-то мнению, — стал увещевать их Константин. — Я вижу, что большинство епископов Ария не поддерживает. Но ведь у него много сторонников среди верных, и не только в Александрии. Если Арий будет осужден, неминуемы волнения.
— А если ересь Ария будет принята, вере сей не быть! — Епископ Александр был категоричен. — Если мы не признаем, что Сын единосущен Отцу, иудеи скажут, что Сын — вторичен и тварен, а значит, имеются сомнения в том, чему Он учил; они будут смеяться над нами, ибо для них Бог Отец — это иудейский бог Яхве.
— Этого нельзя допустить! — воскликнул император. — Мы должны дать народам империи сильного Бога, более могущественного, чем иудейский, вера в которого объединит их и укрепит государство. Решено, пусть будет «единосущный»!
Искомый компромисс, который фактически означал осуждение арианцев, в угоду императору предложил Евсевий Кесарийский. Это и был принятый позже символ веры. Таким образом, взгляды Ария были объявлены «ересью», осуждены большинством голосов присутствующих епископов (кроме двух) и составлен символ веры, в который был внесен термин «единосущный Отцу», навсегда закрепивший в сознании христиан истину о божественности Иисуса Христа, принявшего человеческую природу для искупления грехов всего человеческого рода. Епископы сформулировали такой символ веры, в котором подчеркивалась божественная суть Иисуса Христа и триединство Бога-Отца, Бога-Сына и Святого Духа. Как заявил по этому поводу епископ Александр Александрийский, «Святая Троица есть в троице единица».
Никейский символ веры гласил: «
Пасху же поручили вычислять епископу Александрийскому, который должен был информировать все остальные епархии о дате празднования.
