вам не кажется странным, что тревогу забили посторонние туристы, а не проводник?
— Наверное, вы правы. Да, припоминаю. Шериф Брэдли говорил то же самое.
— У меня есть вот такая фотография. Для чего ее сделали?
— Думаю, следователю, который вел это дело, не понравился конец веревки.
— Почему?
— Смотрите, нити все ровные. Похоже, ее перерезали.
— А если она перетерлась о скалу?
— Вы явно не занимались альпинизмом. Веревки, используемые при восхождении, подлежат обязательной сертификации. Их оплетка и сердцевина должны обладать определенной прочностью на разрыв. На долю сердцевины приходится около восьмидесяти пяти процентов прочности веревки. Оплетка в основном служит для ее защиты. Поглядите на снимок. Нити той и другой совершенно ровные. Значит, веревку перерезали. Если бы она перетерлась, то нити выглядели бы обтрепанными.
— Веревка не может порваться сама по себе?
— В принципе да, но тут — вряд ли. Чаще всего такое случается с молодыми и неопытными альпинистами, которые используют одну и ту же веревку по много раз.
— Разорваться под тяжестью человека она тоже не могла?
— Я же говорю, что возможно все, но вероятность этого небольшая. Веревка на снимке — динамическая, допускающая растяжение. Статические и полустатические для восхождения не рекомендуются.
— Почему? Какая между ними разница?
— Очень просто. Статическая веревка не может применяться для страховки партнера снизу. Она плохо поглощает энергию при падении.
— Значит, веревка была перерезана. Тогда позвольте спросить, почему это квалифицировали как несчастный случай, а не как возможное убийство?
— Я кое-что расскажу вам, адвокат. Двадцать лет назад у полиции и шерифа вместе в подчинении было двадцать два человека. Это на четыре тысячи населения, а в сезон — на все двенадцать. Один человек на пятьсот сорок пять жителей. Полицейские занимались всем! Они накладывали гипс на сломанные ноги туристов, выписывали штрафы за быструю езду, регулировали движение, патрулировали улицы субботними вечерами, когда все напивались. Городки у нас разбросаны на десятки километров, и дороги заснеженные. Так что на расследование просто не было времени и сил.
— Нет, я не критикую полицию, — стал оправдываться смущенный Сэмпсон. — Но удивительно, что при таких явных доказательствах никому не пришла в голову мысль об убийстве.
— У нас не было ни времени, ни людей.
— Скажите, с шерифом Брэдли можно поговорить?
— Вряд ли. Он умер шесть лет назад.
— А с кем-нибудь из полицейских, которые были на месте происшествия?
— Нет. Остался только я.
— Кто был проводником Джона и Женевьевы?
— Не знаю. Никогда этим не интересовался.
— Большое спасибо за помощь, шериф. У меня больше нет вопросов.
— Что вы будете делать сейчас? Вернетесь в Европу?
— Нет, я должен побывать на месте событий, на склоне горы Кларк. Может, мне и удастся отыскать какой-нибудь след.
— Пойдете туда один?
— Я нанял в баре «Джонси» проводника. Как же его?.. Ральф Эббот. Мы договорились встретиться у вашего офиса.
— Странно. Я знаю почти всех здешних проводников, но об Эбботе никогда не слышал. Наверное, он из Кроуфорда — это по ту сторону Кэпитол-пик. Там меньше туристов, и кроуфордские проводники охотятся за ними в Аспене.
— Что ж, шериф, мне пора Еще раз спасибо за все. По крайней мере, теперь я лучше представляю себе тогдашние события, — сказал Сэмпсон и пожал руку Гаррисону.
По улице гулял холодный ветер. В конце ее стоял красный джип с включенными аварийными огнями. За рулем его сидел Эббот, а на заднем сиденье — какой-то мужчина, должно быть, тот самый немецкий турист.
— Наконец-то! Все в порядке? — спросил проводник.
— Да.
Машина поехала в сторону Маунт-дейли.
Немец сказал, что его фамилия Осмунд, а потом всю дорогу отвечал на вопросы Сэмпсона односложными «да» и «нет». Он утверждал, что родился в Дрездене, но ничего не знал о месторождениях бурого угля, расположенных к западу от города. После этого вопроса адвоката он вообще замолчал.
Километров через восемь Эббот остановился.
— Здесь дорога заканчивается, — объяснил он. — Дальше только пешком.
Все трое начали подниматься цепочкой. Первым шел проводник, затем Сэмпсон и за ним — немец.
Через два-три километра им стали хорошо видны утесы — своего рода предвестие горы Кларк. Эббот ловко взобрался на первый из них и стал забивать крючья. Вскоре все трое уже были на стометровой высоте.
— Теперь пойдем на второй. Я первый, вы за мной, — обратился Эббот к дрезденцу. — Вы пойдете третьим, — обернулся он к Хэмилтону. — Это очень просто. Прочно держите веревку, как я показал, и цепляйтесь за выступы скалы.
Проводник и Осмунд довольно быстро вскарабкались на утес. Когда адвокат добрался до вершины и уже схватился рукой за верхний край скалы, немец наступил на нее ботинком.
У Сэмпсона вырвался крик. Боль делалась все мучительнее. Проводник протянул руку, намереваясь отсоединить карабин, на котором держалась веревка Сэмпсона. Тогда адвокат полетел бы вниз. Однако для этого Эбботу надо было и самому освободиться от страховочной веревки.
Отец Деметриус Феррел по-прежнему крепко давил ногой на пальцы Хэмилтона, из которых струилась кровь, стекая на запястье. Наконец адвокат увидел, как проводник отстегнул свой карабин. Тогда он свободной рукой взялся за край куртки отца Осмунда и рванул ее на себя. Тот заболтал ногами в пустоте, на высоте пятьдесят метров.
— Если хочешь, чтобы твой друг остался в живых, помоги мне подняться, — прорычал Сэмпсон Феррелу.
Осмунд пробормотал по-латыни:
— De duobus malis minus est semper eligendum.34 — И сделал резкий толчок.
Адвокат разжал пальцы.
Сэмпсон и Феррел молча наблюдали за тем, как тело Осмунда ударилось об острый край скалы и полетело в пропасть.
Адвокат держался на месте только потому, что на его руку давил ботинок Феррела. Силы Сэмпсона начали иссякать. Он попытался нащупать свободной рукой какой-нибудь выступ на мокрой скале, но напрасно. Перед его глазами уже начала проноситься вся жизнь, он ясно видел лицо Ассали.
Тут Сэмпсон почувствовал, что ботинок давит на пальцы уже не так сильно. Затем он услышал резкий щелчок, донесшийся из долины. Тело его противника рухнуло прямо на край пропасти. На лбу этого человека зияла дыра от пули.
Чуть позже вертолет службы спасения доставил бесчувственного Сэмпсона в больницу Аспен- Вэлли.
Ночью адвокат проснулся уже в сознании, хотя все еще под действием анестетика, и увидел сидящего рядом Гаррисона.
— Привет, шериф.
— Привет, адвокат.