Стратегические запасы шкуры на шее «кавказеныша» придавали ему свойство повышенной ускользаемости. И десяти шагов не успел я протащить растопыренную тушку по дороге, как поводок почти съехал с головы Жангира, и мне пришлось броситься к щенку, схватить и прижать к земле, покуда он не удрал. Как быть, что делать? Благо, туг на память пришел опыт дрессировки крысы-пасюка (случилось такое со мной в период армейской службы). Крысе ведь тоже ошейник прочно не наденешь – у нее голова уже шеи. Вот и приходилось затягивать ей петлю вокруг живота да только так на поводке и водить. Ну и Жангиру указанное приспособление нацепил я на мягкое брюшко. Волоку за собой, а он, как жирная пиявка, извивается, колотится о землю, орет дурным голосом. «Ой, – думаю, – надо бы мне это гнусное дело скорее прекращать, не то псенок непременно повредит себе чего-нибудь, если не в юном организме, то в голове – точно. Ну хотя бы на сто метров его еще оттранспортирую, а там отпущу, рискну уж». Но едва пропер без остановок вместе с трепыхающимся сокровищем половину того расстояния, как вдруг Жангирка заткнулся, вскочил на ноги и, встряхнувшись, как ни в чем не бывало спокойно побежал рядом со мной. Выражение на морде слегка обескураженное, но не потерянное, а вполне оптимистическое, и глазенки, по-прежнему хитрющие, светятся одной лишь мыслью: «Пусть с ним, фокус не удался и концерт пришлось прервать, но полдня-то еще впереди!» Ну не гад ли, а? Ведь чуть-чуть не купил меня за рупь двадцать своей показушной истерикой! Точнее, уже купил, да случай спас.
В последующие пятнадцать минут я на Жангире, конечно же, отыгрался на славу. Крысячий «опузник» оказался конструкцией крайне удобной для обучения хождению у ноги. Собачий живот гораздо чувствительнее к воздействию, нежели шея. Кроме того, если дрессируемое существо пытается отстать, то от хорошего рывка задние ноги его взлетают в воздух, а таковая потеря опоры приводит собаку в замешательство, и это очень способствует борьбе с упрямством. А уж коли псинка выскакивает вперед, то эффективность применения силы многажды увеличивается. Тут надобно просто повернуть направо и дернуть поводок в сторону, перпендикулярно направлению движения собаки. От верно произведенного рывка редко какая из них не опрокидывается набок.
Погуляли мы по лугам и двинулись в обратный путь. Едва завиделся первый помойный холм, решил я, дабы не искушать судьбу, подманить Жангира и снова взять его на поводок. Но не тут-то было. Мозговитый сволочной ребенок, как оказалось, загодя просчитал ход событий, занял удобную для старта позицию и, услышав мой зов, немедленно задал стрекача, ориентируясь по вони не иначе как на самые тухлые издержки урбанизации. До того злачного места, что так заинтриговало Жангира в прошлый раз, оставалось с полкилометра, а до питомника, стало быть, поболее двух. Для кросса дистанция, конечно, вовсе не запредельная, но условия ее преодоления уж очень своеобразные. Из четырех «немченышей» то один, то другой, а то и все вместе так и норовят пуститься в погоню за беглецом, и мне стоит большого труда остановками, угрозами и шлепками удерживать их подле себя. Да еще ж важно не упустить из виду мелькающее все дальше и дальше впереди мелкое тигровое чудовище. Совсем отставать от него нельзя, а то и впрямь нажрется какой-нибудь пакости, лечи его потом. Но и скакать за Жангиркой по свалке вместе с многочисленным овчарочьим эскортом я, разумеется, нисколько не собирался. Собственно, приемлемый для меня выход здесь был один – вынудить Жангира пробежать через свалку без задержек и впереди нас примчаться в питомник. Для надлежащего подкрепления психической атаки подбираю по дороге полдюжины более-менее круглых – такие точнее летят – голышей и как могу прибавляю ходу, чтобы в самый ответственный момент оказаться от Жангира на расстоянии броска камнем.
Добравшись до соблазнительной мусорной кучи, мохнатый поганец несколько расслабился, полагая, что намного опередил своих преследователей, и принялся спокойно разнюхивать обретенное богатство. Тем неожиданнее для него было услышать мой близкий крик и обнаружить прилетающие «подарки», одним из которых я его все-таки – с отскока, правда, – зацепил. Щен немедленно рванул дальше, все сильнее отдаляясь от дороги, но при этом то и дело оглядывался, следя за мною. Я же во главе серой стаи продолжил забег по обычному маршруту, показывая, будто хочу отрезать преступного «кавказеныша» от питомника и завернуть его назад, к покинутой помойке. Коварный замысел удался. Действуя в противовес мне, Жангирка кружным путем, в обход нашей группы, устремился со всей мочи к родному дому. Подогнав его еще немножко парой оставшихся камней и убедившись, что обрадованный своему удачному маневру паразит с выбранной дороги уже не свернет, я наконец-то умерил аллюр и отдышался.
В запертые ворота питомника Жангир пролезть не смог и потому, в виду надвигающегося меня, распластался в самой приниженной позе и стал выделывать до невозможности подхалимские ужимки, быстро размахивая хвостом, заваливаясь на спину, улыбаясь и щуря глазки. Ну у кого поднимется рука наказывать полностью осознавшего и глубоко раскаявшегося милягу и очаровашку? Только у человека душевно черствого и грубого. Такого, как я, например. Получив взбучку и лишившись ужина, Жангир не выказал особых страданий, сверх тех, что ему не привыкать было демонстрировать, а мне – лицезреть. Верить его воплям и несчастному виду я отныне не желал. Не то что вожатые, которые, обнаружив поутру прикрепленную на двери в Жангиров вольер табличку с надписью «Не кормить!», один за другим приходили ко мне, пытаясь смягчить вынесенный своему любимчику приговор. Но я был суров и непреклонен, а вечером взялся за воспитание и обламывание так насолившего мне гаденыша.
Три занятия полностью подтвердили мои догадки о том, что по части сообразительности и памяти Жангирка мог дать сто очков вперед многим и многим немецким овчаркам, а уж по части лени и хитрости – и все двести. Кроме того, голод он переносил куда как легче, а халявный кусок зачастую ценил выше трудового. «Запад есть Запад, Восток есть Восток». Однако же попутно с несколькими простейшими навыками общей дрессировки понятия о выгодах послушания и отрицательных последствиях своевольничества уложились в Жангировом мозгу ровными кирпичиками и за столь краткое время обучения. Проблем на прогулках он мне больше не доставлял.
Так уж вышло, что тогда плодами просвещения «кавказеныша» удалось пользоваться недолго. Прогулки наши прекратились по причине изобилия других забот, за малым исключением очень неприятных. Как раз в ту осень до наших мест добрался бушевавший по стране парвовирус, косивший щенков, обычно в возрасте от полутора до трех месяцев, поголовно целыми пометами, и потери питомника были жутко велики. Даже вспоминать об этом не хочу.
Прошел год. Жангира нужно было свозить на областную выставку. Такого красавца показать, безусловно, стоило, хотя он еще и оставался, и выглядел подростком. Средних размеров, сильный, быстрый и ловкий, наш первый «волкодав» обладал врожденным шармом на всю рожу и прекрасной пластикой движений. К тому времени мы его уже держали на посту, и он нес службу с лютым рвением. Всех своих обожал, а прочих яро ненавидел.
Чтобы добраться до выставки, мне предстояло в общей сложности побольше двух часов трястись в
