— Кий держать я умею. Вопрос лишь в том, какова ставка. — Она склонилась над столом и примерилась к кию.
— Да брось ты, Дженни, что за ерунда? — Фэлкону не понравилось, что кий так легко скользит у нее между пальцами.
— Думаете, буду промахиваться?
— Может, немного ты и умеешь играть, но со мной тебе не справиться. Только деньги на ветер выбросишь.
— Как насчет восьмидесяти долларов, которые вы выиграли у этого малыша?
— Дженни, не надо.
— Да или нет?
— Нет.
— Боитесь? — Дженни знала, что простейший способ завести мужчину — усомниться в его мужественности. У нее было два старших брата — странно, что Фэлкон о них не спрашивает, — они-то и научили ее играть на бильярде.
— А старшие братья у тебя есть? — осведомился он.
— Нет.
Фэлкон пристально посмотрел на Дженни, смутно ощущая: что-то здесь не так. Он знал, что бильярдная — не то место, где тебе честно отвечают на вопросы, и Дженни Кейгл не исключение. Сладкая, чудесная Дженни Кейгл.
— Ну что ж, будь по-твоему, — кивнул он. — Восемьдесят долларов. Разбивай.
Игра не затянулась. Меньше чем за пять минут Дженни уложила в лузы все восемь шаров. Неторопливо подойдя к Фэлкону, она взяла у него четыре двадцатидолларовые купюры.
— Вы говорили что-то об этом районе Трентона, мол, ухо востро держать надо и все такое прочее. — Дженни подмигнула ему и, покачивая бедрами, двинулась к двери.
Фэлкон посмотрел ей вслед. Да, молоток, другого слова не подберешь. Как это однажды сказал ему Грэнвилл Уинтроп, когда он гостил у него в поместье? «Когда покончите с красивыми куколками вроде той, что спит сейчас наверху, найдите себе что-нибудь настоящее».
Фэлкон взглянул на бармена. Перегнувшись через стойку, тот ловил последние лучи заходящего солнца, проникающие сквозь платье Дженни.
— Эй, Фредди, чего вылупился?
Фредди покорно поднял руки, давая понять, что ни на что не претендует.
— Ладно, передавай привет матери.
Тот молча кивнул.
Не отрываясь друг от друга, они протиснулись в крохотный номер здешней гостиницы. Кончик языка Дженни бродил у него по нёбу, длинные ногти трепали волосы. Фэлкон повернулся и запер дверь, для чего ему пришлось на мгновение освободиться. Ее язык и губы передвинулись в сторону шеи, и Фэлкон почувствовал, как она расстегивает ему рубаху. Пальцы Дженни заскользили от груди вниз, к пупку и назад. Фэлкон ощутил боль в паху. Он стоит в полутемной комнате, откинув голову назад, и наслаждается творимым ею чудом. От Алексис ничего подобного не дождешься. Она просто ничего этого не умеет, а учиться не хочет.
Дженни положила Фэлкону ладони на плечи. Через миг пиджак и рубашка полетели на пол. Она прижалась к нему и начала покусывать грудь и живот. Язычок ее описывал крохотные круги на тугой коже Фэлкона.
— О Дженни!
— Ну как? — тяжело дыша, спросила она.
— Сама знаешь, — так же задыхаясь, пробормотал Фэлкон.
Она опустилась перед ним на колени. Секунда-другая, и брюки его поползли вниз. К бедрам Фэлкона прикоснулись ее губы, и их прохладная влажность разом произвела свое действие. Стянув с него трусы, Дженни заработала губами.
Руки и губы ее работали в унисон — и Фэлкон опасался, что вот-вот кончит, а ему этого не хотелось. Он поднял Дженни на ноги и прижал ее, еще не снявшую платья, к стене.
— М-м-м... — Фэлкон приник губами к ее нежной шее, и Дженни застонала. Ладони его скользнули под свободное летнее платье, сомкнулись на ягодицах, зубы впились в шею.
— О Господи, Эндрю, ты же знаешь... ты же помнишь, как я люблю... сильнее... сильнее.
— Да... — Он стянул с нее платье, оно мягко скользнуло на пол, а Фэлкон снова впился в губы Дженни. Развернул лицом к стене. Снял бюстгальтер, сорвал трусы, отшвырнул в сторону. — Не волнуйся, новые куплю, — прошептал он ей прямо на ухо.
— Да наплевать мне. Главное — продолжай, не останавливайся. — Дыхание ее участилось. — Не останавливайся. — Дженни подвинулась немного, чтобы ему было удобнее, встала на цыпочки, приподняла ягодицы, и они соединились.
Господи, как хорошо, неправдоподобно хорошо! Почему с ней совсем не так, как с другими. Плоть растворяется в плоти. Вот и все. А больше ничего и не надо. Почему с Дженни гораздо лучше, чем с Алексис?
— Ну же, Эндрю, живее! Вперед!
