— Иди спать, — пробормотал он.
— Ты что, сегодня опять будешь спать в гостевой комнате на втором этаже? — Барбара уже не пыталась остановить рыдания.
— Иди спать! — рявкнул Оливер.
— Ты так огорчаешься из-за того, что Эбби умерла? — Она не хотела задавать этот вопрос, но не сумела сдержаться. Возможность, что смерть Эбби как-то связана с Оливером, пришла ей в голову, как только она услышала об этом.
Оливер поднял на нее глаза.
— Как ты узнала? — спросил он нетвердым голосом. Он знал, что в газетах еще не было сообщений об убийстве Эбби.
— Отец сказал. У него ведь есть знающие люди.
Опять Гарольд Келлог выступал в роли Бога.
— Вон отсюда!
— И узнал он не потому, что ему известно про тебя и эту девицу. Я никогда ему не говорила…
— Я сказал: вон отсюда! — проревел Оливер.
— Я же хочу помочь тебе, — со слезами произнесла Барбара. — Что бы у тебя там с ней ни было.
— Оставь меня в покое! — выкрикнул он и швырнул в нее стаканом.
Осколки стакана разлетелись по полу позади Барбары, но она не отступала.
— Прошу тебя. — Теперь она уже рыдала в голос.
— Я больше не буду повторять! — Оливер поднялся с кресла и шагнул к ней.
Этого оказалось достаточно. Барбара повернулась и бросилась в дом.
А Оливер, сотрясаемый внутренней дрожью, опустился в кресло. Несколько минут он смотрел в темноту, затем пошарил под креслом, достал револьвер тридцать восьмого калибра и приставил дуло к голове. В револьвере из шести патронов был всего один. Оливер положил палец на спусковой крючок, крепко зажмурился и нажал.
А Барбара взбежала по лестнице в свою спальню, встала на колени перед гардеробом и, открыв нижний ящик, принялась шарить среди свитеров, пока не нашла конверта. Она вытащила его и долго смотрела, как он дрожит в ее руке. Завтра же она передаст его. Теперь терять уже нечего.
Глава 22
Джей изловчился поднести руки к глазам, что было нелегко сделать в таком холодном тесном месте. «Может, это и есть ад», — подумал он, сумев наконец нажать на кнопку на часах и при призрачном голубоватом свете жидкого кристалла увидеть время. Было почти четыре часа ночи. Громкая музыка и голоса постепенно умолкли около часа назад. И насколько он мог судить, в баре было пусто. Однако он все еще не решался вылезти из вентиляционной трубы и спуститься в мужской туалет «Местечка Мэгги». Когда Джей днем зашел в туалет, он заметил эту трубу. И тогда ему пришло в голову забраться в нее.
В одиннадцать вечера, когда в баре было полно местных жителей, пришедших отдохнуть в четверг вечером, он вошел туда как можно незаметнее, низко опустив на глаза бейсбольное кепи. Он направился прямо в маленький туалет, вошел туда, удостоверившись, что там никого нет, закрыл деревянную дверь, но не запер на маленькую задвижку, залез на ближайший к трубе писсуар и, подтянувшись, забрался в узкое отверстие.
Он с трудом там уместился и волновался, как бы кто-нибудь не заметил торчавший оттуда ботинок. Через семь футов металлическая труба поворачивала на девяносто градусов вправо, и Джей был не в состоянии двинуться дальше. Он подтянул ноги насколько мог, но невозможно было сказать, видно его или нет. По счастью, никто его не обнаружил, хотя в туалет, с тех пор, как он туда залез, заходили много раз. Он считал, сколько раз скрипела дверь, когда ее открывали, — надо же было чем-то занять свой мозг.
Джей сделал глубокий выдох, чтобы уменьшить объем груди, затем пополз назад, пока сначала ступни, а потом и все ноги не вылезли из вентиляционной трубы. Одним из ботинок он нащупал верх писсуара, затем высвободил торс и голову и соскочил на пол. По телу его пробежала дрожь, он потянулся и сделал глубокий вдох. Так приятно не чувствовать тока воздуха, дувшего из кондиционера в лицо, и быть в состоянии сделать нормальный вдох. Залезая в трубу, Джей не знал, страдает ли он клаустрофобией. И хотя он несколько раз был близок к панике, испытание оказалось для него не столь тяжелым, как он опасался.
Он подошел к двери, прижал к ней руку и замер. Она громко заскрипит. Он столько раз в течение вечера слышал этот скрип. Но не мог же он сидеть в туалете всю ночь. Если в баре еще кто-то остался, он прикинется пьяным и скажет, что отключился, затем поспешит уйти.
Он мог не беспокоиться. В баре не было никого. Табуреты и стулья лежали перевернутые на стойке и на столах, и единственным освещением был прожектор над баром да длинная тонкая флюоресцентная трубка, висевшая над игорным столом в одном из углов. Пол был покрыт опилками в пятнах от пива, но все уже ушли. Он быстро пересек зал, направляясь к ступеням, по которым днем взбирался Патрик.
Наверху Джей обнаружил, как и ожидал, запертую дверь. Он несколько раз покрутил ручку, затем распрямил скрепку, вставил один ее конец в скважину и начал вращать. Но дверь была прочно заперта. Он достал из кармана пиджака маленький ломик и молоток, которые купил в местной скобяной лавке в квартале от почты, просунул острый конец ломика под дверь, дважды ударил по другому концу молотком, и дверь распахнулась. Несколько секунд он стоял, как статуя, прислушиваясь, не раздадутся ли какие-нибудь звуки, кроме его прерывистого дыхания и грохота сердца. Это было безумие. Теперь его могут обвинить во взломе. Но он должен понять, какая связь между этим никому не известным баром в Южном Бостоне и «Маккарти и Ллойдом».
Джей включил маленький фонарик, висевший у него на цепи вокруг шеи, просунул голову в паршивенький кабинетик и стал осматриваться. У дальней стены, между двух окон, стоял большой деревянный стол. Джей шагнул в комнату и услышал всхрап, затем тяжелый вздох. Он мгновенно погасил фонарь, пятясь, вышел из кабинета на ступеньки и прислушался — тяжелое дыхание перешло в громкий храп.
Уверившись, что человек, находящийся в кабинетике, спит или лежит в бессознательном состоянии, Джей снова вошел туда, включил фонарик и обвел лучом комнату. Со стола, находившегося напротив него, он перевел луч света влево и высветил длинный диван из коричневой кожи, явно видавший лучшие дни, и человека на нем, который когда-то тоже был в лучшем состоянии. Это был Фрэнки, бармен. Он лежал на спине, сбросив одну туфлю, все еще в своем грязном зеленом фартуке, — лежал, скрестив руки на груди и повернув набок голову, в крайне неудобной позе. На полу рядом с диваном стояла наполовину пустая бутылка без пробки.
Джей приглушил свет фонарика и прислушался к храпу Фрэнки, желая удостовериться в том, что этот человек действительно спит. Храп его казался чересчур громким и слишком уж идеальным.
Внезапно Фрэнки перестал храпеть, вздохнул, причмокнул губами и языком, хрюкнул и снова захрапел — басовито, размеренно, из глубины горла. Джей снова включил на полную мощность фонарь, направил его на Фрэнки и увидел, что из уголка его рта вытекает струйка блестящей слюны на несколько старых рубашек, из которых он сделал себе подушку. Фрэнки явно можно было снять со счета. Каким-то образом он сумел забраться по ступеням, запереть дверь кабинета и доползти до дивана, но он явно ни с кем не сможет общаться по крайней мере еще часа два.
Джей проверил бутылку, стоявшую на полу возле Фрэнки. В ней еще осталось немного первоклассного ирландского виски.
— Не следует брать, Фрэнки, из хороших припасов бара, — пробормотал Джей. — А то кто-то может залезть в твой кабинетик, так что ты и знать не будешь.
Джей выпрямился и по истертому восточному ковру направился к письменному столу. Но все время прислушивался, как там Фрэнки. Если храп прекратится или даже немного изменится, он выскочит из комнаты.
