следователь милиции опросил соседей.
Одни говорили, что видели в тот день матросов, которые заходили в дом к Куратовым. Другие утверждали, что приходили не матросы, а чекисты в кожаных куртках и таких же кепках. Они и расправились с Куратовым — бывшим офицером и его женой. Следователь пытался растолковать, что в кожанках ходят не только чекисты и что не все чекисты носят кожанки. Это не помогло. Рассерженный следователь пригрозил, что за такую злостную болтовню о чекистах привлечёт к ответственности. Тогда люди совсем замолчали.
И лежать бы этому делу без движения, но месяца через два точно такой же случай произошёл в другом месте. Там сгорела квартира, и тоже были трупы, и также говорили соседи, что видели перед пожаром чекистов. После этого все материалы о двух пожарах передали в ЧК.
Новый следователь из чекистов оказался настойчивей и терпеливей. Ему удалось узнать, что и в первом, и во втором случае действовали одни и те же люди, а убиты были два флотских офицера с жёнами. Возникло предположение, что действует какая-то белогвардейская организация. Она расправляется с бывшими царскими офицерами, которые посвящены в секреты, но заподозрены в сочувствии к Советской власти. Это предположение подтвердилось, когда произошёл третий пожар и погибла ещё одна семья бывшего офицера.
К расследованию подключили группу чекистов. Было установлено, что сыновья Куратовых остались живы. Их видели утром после пожара. И чекисты начали розыски. Немало потрудившись, они подошли однажды к дому Самсоновых.
Осень уже стряхнула с деревьев последние листья. Они густо усыпали и тропинку к дому, и крыльцо. Ставни были закрыты наглухо. На двери висел амбарный замок, успевший покрыться ржавыми крапинками.
Немногочисленные жители Елагина острова подтвердили, что летом Самсоновы, никогда раньше не отличавшиеся добротой, взяли к себе на воспитание двух мальчишек, осиротевших после пожара. Младший долго болел, но они выходили его. А осенью и Самсоновы, и братья исчезли. Сначала думали, не случилось ли с ними какой-нибудь беды. Но потом успокоились. Закрытые и скреплённые болтами ставни, пудовый замок на двери, вытянутые на берег и подготовленные к зимовке лодки — всё говорило о том, что Самсоновы заранее и не торопясь привели хозяйство в образцовый порядок, что они рассчитывали на долгое отсутствие.
Елагин остров больше не интересовал чекистов. Но и все дальнейшие поиски ничего не дали, хотя были найдены и опрошены не только матросы, навестившие Куратовых, но и дворник, с которым разговаривали братья, и сама тётя Таня, и даже сумасшедшая Селезниха.
Расследование двух других пожаров дало ещё меньше. Не надеясь на успех, чекисты объявили по городу розыск мужа и жены Самсоновых и братьев Куратовых, и по всем органам ЧК была разослана бумага. В ней говорилось:
Прошла зима 1919 года, пролетели весна и лето 1920 года, а на эту бумагу так никто и не откликнулся…
ПОДСЛЕДСТВЕННЫЕ
На полустанке никакой платформы не было. Поезд здесь стоял всего полминуты.
Отец спрыгнул с высокой подножки вагона на насыпь и помог спуститься матери. Федька с Карпухой съехали вниз на руках по отполированным скользким поручням.
Паровоз с коротким составом потащился дальше — к Питеру.
Когда проехал последний вагон, мальчишки увидели на другой стороне пути двух матросов. Они с каким-то злым любопытством смотрели на отца. Мать заметила недобрый огонёк в их глазах.
— Идёмте скорей! — сказала она и быстро засеменила по шпалам к будке, у которой виднелся переезд через железную дорогу.
Мать была низенького роста, полная, крепкая. Ходила она легко — не шла, а катилась, быстро помахивая руками.
Отец, высокий и сутулый, тяжело тронулся за ней. Он заметно приволакивал левую ногу, шагал редко и широко.
— Приехали, так не торопитесь! — с усмешкой произнёс один из матросов. — Познакомимся!
Матросы перешли через рельсы и преградили дорогу. Матери пришлось остановиться.
— Чего привязались?
Отец взял её за локоть, отодвинул назад.
— Не горячись. Может, дело какое… Чего, братки, надо?
Передний матрос поманил его пальцем:
— Подойди-ка поближе.
— Не ходи! — крикнула мать.
Отец не послушал её — прихрамывая, подошёл вплотную к матросам.
— Давно хромаешь? — спросил тот, что постарше.
— С девятнадцатого.
— Документов, ясно дело, нет?
— Какие документы… Погорельцы мы. Штанов запасных не осталось… Имеется бумаженция про ногу. Хотите?
Отец вытащил из кармана испачканную мятую справку о ранении. Матрос не взял её и снова усмехнулся.
— Обеднел? На хорошую фальшивку деньжат не хватило?
— Путаешь ты что-то, — спокойно сказал отец. — Бумага неказистая на вид, а подлинная.
— Ясно дело! Подлинная! — Матрос подмигнул своему товарищу. — Погляди-ка, нет ли у них воронёных документов.
Второй матрос, молодой, коренастый, быстро обшарил отца, шагнул к матери, протянул руки к карманам вязаной кофточки и тут же отшатнулся, получив увесистую пощёчину.
Федька с Карпухой захохотали. Они знали руку матери. На щеке матроса разгоралось алое пятно. Он стоял в нерешительности и моргал глазами.
— Ловка больно!.. А ну как я приложу?
— Попробуй!
— Ладно, оставь её! — сказал старший матрос, сдерживая улыбку. — Вот у того шкета посмотри.
В кармане у Федьки лежал игрушечный пистолет. «Глазастый! — с уважением подумал мальчишка. — Сразу приметил!» Молодой матрос вывернул Федькин карман и несколько раз подбросил на ладони деревянную игрушку.
— Хорош!
— Давай меняться! — предложил Федька и цапнул матроса за кобуру.
Тот поспешно отпихнул руку мальчишки.
— Ну и семейка! — не вытерпев, рассмеялся старший матрос. — Отдай ему пушку. Пошли!
— Куда это? — на высокой ноте спросила мать и подбоченилась.
Старший матрос в упор глянул на неё.
— Позабавились — и хватит! Язык, а особо руки, держи на привязи. Пошли!
Мать знала, когда нужно уступить. Она не сказала больше ни слова.
Всю семью под конвоем провели мимо будки, из которой выглядывал с любопытством и сожалением
