фигурировало, что его жене Гинесе Гензелевой было тогда всего 26 лет). Допустим, самому Гесл-Лейбу было тогда около 30. Значит, он родился ориентировочно в 1857 году. Как известно, по еврейским обычаям детей нельзя называть именами живых родственников, а, наоборот, полагается давать новорожденным имена родственников недавно умерших и по возможности самых близких. Это делалось, как я понимаю, не столько для того, чтобы отдать дань уважения умершему человеку, сколько для того, чтобы создать в мировом пространстве иллюзию непрерывности человеческой жизни. Исходя из вышесказанного, с большой долей вероятности можно предположить, что если бы реб Пейсах умер до рождения одного из своих внуков (Герцула или Гесл-Лейба), то кого-то из них скорей всего назвали бы его именем. А так как этого не произошло, то, значит, он умер не раньше 1857 года (хотя и эта дата весьма условна). А если знать, что средний сын Гесл-Лейба, Пейсах, родился около 1880 года и был, без сомнения, назван в память знаменитого прадеда, то получается, что реб Пейсах умер между 1857 и 1880 годом. Уточнить все эти цифры, к сожалению, не представляется возможным, поэтому я только позволил себе в предыдущем абзаце немного сузить гипотетический промежуток с 1780–1880 до 1800–1870.
Поскольку то немногое, что мне известно о детях реб Пейсаха, Соломоне и Евеле, я успел уже между делом рассказать, то мне не остается ничего другого, как перейти к его внукам. Я уже упоминал, что у его старшего сына Соломона было пятеро детей: Фрейда, Хася, Сарра, Герцул и Гесл-Лейб. В этом ряду я до определенной степени могу ручаться только за первый и пятый номера. Во всяком случае, от нескольких человек я слышал, что младшим был именно Гесл-Лейб и (с меньшей уверенностью), что старшей была Фрейда. Остальных трех внуков и внучек реб Пейсаха от старшего сына я расставил вполне произвольно, руководствуясь такими незначительными нюансами в рассказах моих родственников, что переносить все это на бумагу — слишком долгое и неблагодарное занятие.
Что же касается Евеля, то точное количество его детей мне неизвестно вообще. Я знаю только, что у него было двое или трое сыновей, которые в полном составе эмигрировали в Америку еще с первой волной еврейской эмиграции (возможно, одним из их потомков был известный американский издатель Израиль Фрейдкин, чьи даты жизни — 1890–1939 — мне сообщили из Музея еврейской диаспоры), и дочь Хаше-Хана, которая жила в Клинцах со своим мужем Хайкиным и сыновьями Генахом, Лейзером и Хаимом. Рассказывали мне, что у Евеля было еще две дочери, которые жили в Новозыбкове и погибли во время немецкой оккупации, но даже их имен никто не смог вспомнить.
А все пятеро детей моего прапрадеда Соломона и, скорей всего, он сам жили в местечке Красная (или Попова) гора, что на западе современной Брянской области.
Надо полагать, что реб Пейсах жил там, где и был похоронен — в Подобрянке, а его сыновья уехали (Соломон — в Красную гору, а Евель — в Сураж) по месту жительства своих жен, имена и фамилии которых, к сожалению, безвозвратно канули во мраке лет. Интересно, что в еврейских местечках гораздо чаще муж приходил жить в семью жены, чем наоборот, и более того, родители жены, как правило, должны были еще несколько лет его содержать — вероятно, это была одна из форм приданного. Очевидно, благодаря такому обычаю Фрейдкины и обосновались в Красной горе, где, начиная с Соломона, жило четыре поколения моих предков по отцовской линии: мой прадед Гесл-Лейб, мой дед Соломон-младший и мой отец Иехиель. Впрочем, если говорить о моем отце, то он прожил в Красной горе только первые пять лет своей жизни. Но не будем забегать вперед.
2. НЕМНОГО О ГЕОГРАФИИ
Прежде чем продолжать, мне хотелось бы здесь, чтобы больше уже к этому не возвращаться, немного разобраться с географией, осуществить, так сказать, привязку к местности. Итак, почти все мои предки и родственники по отцовской линии жили до конца 20-х годов в Красной горе. А вся родня по материнской линии — в 30 километрах юго-восточнее, в Клинцах. Здесь, впрочем, следует оговориться, что мне неизвестно точно, откуда был родом отец моей матери, Давид Моисеевич Клямер. Но можно с уверенностью утверждать, что он тоже не приехал из-за моря. По одним данным, он жил в тех же Клинцах, по другим — в соседнем Сураже. Хотя есть основания предполагать, что Клямеры не являлись коренными жителями этих мест, а перебрались сюда из Литвы только где-то в начале нашего века. Упоминалось даже конкретное название их исторической родины: литовское местечко Ушколь.
Таким образом, все основные события первой части моей хроники происходили в Красной горе, Клинцах и в их окрестностях — Новозыбкове, Климове, Сураже, Миговке и др.
Если на карте современной Брянской области начертить окружность радиусом около 100 километров с центром в Клинцах, то в эту окружность полностью впишутся все те городки и местечки, из которых разлетелись по белу свету мои многочисленные родственники, повторив в миниатюре все тот же основной сюжетный мотив истории моего народа.
Население в этих небольших городках было смешанным — русско-белорусско-еврейским, и образ жизни в них немногим отличался от деревенского: одноэтажные деревянные дома, русские печи, огороды, домашний скот, удобства во дворе и т. д. Располагались они далеко в стороне от больших дорог, важных стратегических направлений и крупных залежей полезных ископаемых (в Клинцах, впрочем, были большие сукновальные фабрики), и люди жили там тихо, спокойно и несуетно, замкнувшись в тесном кругу местечковых интересов, — короче, провинция в полном смысле этого слова.
Никаких значительных исторических событий и особо ярких проявлений антисемитизма там не наблюдалось. По крайней мере, никто из моих родственников ни о чем таком не упоминал. Вероятно, славяне и семиты уживались в этих краях довольно мирно. Хотя, конечно, в благословенном 1905 году погромы имели место и там. Но проходили они с несравнимо меньшим размахом и энтузиазмом, чем в более южных губерниях черты оседлости. Так, в Сураже и в Новозыбкове было лишь несколько жертв, а в Клинцах и Красной горе погром вообще носил чисто формальный характер, вроде недавних митингов трудящихся в знак протеста против израильской агрессии. Впоследствии, разумеется, революционные и послереволюционные катаклизмы не обошли стороной и это счастливое захолустье, но о них мы расскажем в свой черед.
Насколько мне известно, эти тихие места (в отличие, скажем, от сравнительно недалекого Витебска) не дали миру сколько-нибудь выдающихся деятелей науки и культуры. Можно вспомнить разве что писателя Эм. Казакевича, с которым я имею честь состоять хоть и в очень отдаленном, но все же родстве. Зато этот край оказался богатым на революционеров и политических деятелей. Земляками моих предков были такие известные и отчасти одиозные фигуры, как Подвойский (уроженец Красной горы), Литвинов (уроженец Суража), Каганович (тоже уроженец Суража) и даже генерал Драгунский (кажется, уроженец Святска).
Летом 1986 года (меньше чем через месяц после Чернобыльской катастрофы) я впервые в моей жизни съездил туда. Внешне эти места не производят большого впечатления — обыкновенные милые среднерусские пейзажи, самую малость тронутые уже «степным дыханьем юга». В городках не сохранилось практически ничего от еврейских местечек, если не знать, что райпотребсоюз в Красной горе располагается в том доме, где родился мой отец, а Новозыбковский райисполком — в здании бывшей синагоги.
Мне, впрочем, трудно судить, были ли вообще у еврейских местечек какие-то внешние отличительные черты, кроме, собственно, наличия в них евреев. А этих последних, в том числе и моих родственников, там теперь осталось раз, два и обчелся. Те, кто не уехал в эвакуацию во время войны, естественно, погибли, а из тех, кто уехал, вернулись на родину очень немногие. Хотя, надо сказать, что процесс исчезновения еврейских местечек и переселения евреев в большие города начался задолго до войны — еще с первых послереволюционных лет. Коллективизация ускорила его, а война только завершила.
Наверно, можно было более подробно рассказать о том, что я увидел на родине моих предков, описать живописные окрестности и полуразрушенные заброшенные кладбища, оживить повествование названиями местных рек (Беседь, Полонка) и исторических районов этих городков (Матвеевщина, Почетуха), пояснить читателю, что Красная гора имела второе название Попова гора по той простой причине, что в большом доме на горе там жил православный священник — отец Василий Спасский; но я не мастер описывать. Да и нужно ли это? Как писал цитированный в предисловии поэт:
