Секунды тянулись бесконечно долго. Особенно для Глебки.
— Дергай еще! — хрипло сказал он.
— У нас так не делают. Это невежливо, — возразил Юрий, влюбленно и выжидательно глядя на дверь.
Наконец щелкнул замок, и она открылась.
Глебка увидел молодую женщину в кофточке с закатанными по локоть рукавами, в переднике, забрызганном мыльной пеной. Распаренной от стирки рукой она смахнула со лба прядь волос и равнодушно смотрела на мальчишек.
— Чего вам? Что стоите, как каменные?
Из квартиры донесся визгливый плач ребенка. Сзади показалась вторая женщина — постарше и повыше, с тонкой морщинистой шеей.
— Кто там еще? — спросила она недовольно.
— Немые какие-то! — ответила первая женщина.
Юрий и в самом деле был похож на немого. Улыбка еще не успела сойти с его губ, но она стала вымученной, неживой, как на плохой маске. В глазах проступила боль и тревога.
— А где же, — дрожащим голосом спросил он, — папа и мама?
— Ты спутал что-то, — сказала женщина. — На другую лестницу забежал.
— Как же на другую? — чуть не плача, произнес Юрий. — Вы, вероятно, шутите? Вот же наша вешалка!
Он рукой показал на развесистые оленьи рога на стене в прихожей.
Женщины переглянулись. Та, которая постарше, решительно взяла молодую за плечо, отодвинула ее в прихожую и вышла к мальчишкам, прикрыв за собой дверь. С опаской посмотрела она вверх на лестницу, вниз и спросила шепотом у Юрия, кивнув на Глебку:
— А это кто с тобой?
— Это… б-брат.
Женщина долго рассматривала мальчишек, покачивала головой, вздыхала, будто раздумывала, как поступить с ними. А они стояли оглушенные, ничего не понимающие. Оба чувствовали: произошла какая-то беда, и оба боялись спросить, что же случилось.
— Господи! — прошептала женщина. — Дети-то не виноваты!
Видно было, что она спорит сама с собой, борется с каким-то своим первоначальным решением.
— Идите с богом! — тихо сказала она. — И никого ни о чем не спрашивайте. Берегитесь!.. Забрали ваших родителей… Ночью, говорят… И вещи потом вывезли. Все, только рога на стене забыли.
— Кто забрал? — вырвалось у Юрия. — Куда?
— Кто? — переспросила женщина. — Кому положено… А куда? — она из четырех скрещенных пальцев сделала решетку. — За что и про что — не знаю. Я здесь тогда не жила… Идите с богом!
Она отступила на цыпочках, быстро скрылась за дверью и заперла ее на замок.
Глебка засунул руки в карманы, прищурился, веско сказал:
— Все правильно!
— Что? — не понял Юрий.
— Правильно, говорю! — повторил Глебка и жестко добавил: — Замели контру — и точка!.. Я так и знал!
Не оглядываясь, Глебка пошел вниз и, спустившись на один пролет, снова процедил сквозь зубы, точно плюнул:
— Контра!
— Ты сам контра! — отчаянно крикнул Юрий и, сжав кулаки, бросился за ним.
В эту секунду он мог бы ударить Глебку. Но когда он догнал его в самом низу, ярость прошла. Остались обида и чувство непоправимого, непонятно откуда свалившегося несчастья.
— А еще хотел быть моим братом! — произнес он с болью.
— Хотел, а теперь не хочу! — отрезал Глебка.
— Я — тоже! — ответил Юрий и, уткнувшись в полированные перила, зарыдал.
Глебка вышел на улицу и решительно зашагал к мельнице. «Контра! — повторял он про себя. — Проклятая контра!» И вспомнился ему ночной бой на железной дороге, злой посвист пуль. Он опять увидел Митрича, безжизненно уткнувшегося лицом в шпалу, услышал голос отца и его последние приказы. Вспомнил Васю — развеселого гармониста, Архипа — ласкового и доброго… Нет больше никого! И все из-за контры!..
«Я с ним ел и пил из одной кружки! — думал Глебка про Юрия. — А у него отец, может, такой же, как батька Хмель, если не хуже! Недаром же его забрали вместе с женой и вещами!..»
УРОК
Ни эшелона, ни Дубка на мельнице уже не было. Но Глебка знал, где его можно найти. «Если что — приходи в Смольный, — не раз говорил ему матрос. — Спросишь у коменданта».
Вахтер из мельничной охраны объяснил Глебке, как добраться до Смольного.
— Трамвай то ли будет, то ли нет, — сказал он, — а по Неве тропа сама тебя к Смольному выведет.
И Глебка спустился с обрывистого берега на невский уже ноздреватый лед. Он приготовился к длинной и трудной дороге. Но тропа была ровная, хорошо утоптанная. Впереди сразу же показался знакомый Охтинский мост. Не прошло и получаса, а Глебка уже поднимался по широкой лестнице Смольного.
Все произошло почти так, как говорил Дубок. Дежурный остановил Глебку, узнал, к кому он идет, потом позвонил куда-то и сказал:
— Товарищ Дубок еще не приходил.
Заметив, что мальчишка огорчился, он добавил:
— Но в Петроград Дубок вернулся. Сегодня утром.
— Знаю… Подождать можно? — спросил Глебка.
— Только не на проходе.
Сошел Глебка вниз и решил ждать хоть до ночи. Все бы ничего, но хотелось есть. Так хотелось, что кружилась голова. Присел Глебка на ступеньку и постарался не думать о еде. Все равно ничего не придумаешь. В Питере без карточки не достать и горелой хлебной корки. Это он знал твердо.
Мимо по лестнице вверх и вниз сновали люди. От этого бесконечного потока рябило в глазах. Сидеть было неудобно и холодно. Глебка встал, попрыгал, постучал рука об руку, потер щеки и увидел Дубка. Матрос тоже заметил его. Глебка обрадовался, будто не утром расстался с ним, а год или два назад. И у Дубка лицо подобрело, глаза засветились, но тут же потухли.
— Не приняли? — спросил он, хмурясь.
— Контры они! Забрали их! — выпалил Глебка. — И вещи все конфисковали. В квартире уже другие живут.
Дубок помрачнел еще больше.
— А мы-то, дураки, возились с ним! — продолжал Глебка.
— С кем?
— Да с этим, с сынком контриным!
— А где он?
— Остался там — слезки льет!.. Заберут и его! — торопливо, со злостью говорил Глебка. — Я-то видел: женщина хотела сообщить про него куда надо, да пожалела, наверно. И я тоже не стал с ним связываться.
