— Сладенького просит, — пояснил старичок. — До сладкого большой охотник.
Он достал из кармана крошки печенья и предложил скворцу. Тот охотно съел тут же, не слетая с ладони.
— А теперь лети, лети куда знаешь, — добавил старичок. — Улетел от меня — значит, и дружба врозь.
Но скворец, видно, решил иначе. Он взлетел и уселся снова на голову своему хозяину.
Тот обернулся к ребятам, развёл руками и весело сказал:
— Ну что с ним поделаешь? Я же его не ловлю, не держу насильно.
— Верно, верно! — закричали все наперебой. — Ваш. Ручной, ручной он. Пусть у вас и живёт, если хочет.
— Сами видите, — улыбнулся старичок и добавил: — Кажись, неразумная тварь, а прежнее добро всё-таки вспомнил. От сердечного дружка улетать не хочет.
Так скворец и уехал, сидя на голове своего воспитателя. Ребята проводили их до калитки и ещё долго кричали вслед:
— До свидания! Прощай, друг сердечный!
ПРОПАВШИЙ МЕДВЕДЬ
Дней десять гонялись охотники за медведем. Убить не могут и в берлогу улечься не дают. Только он ляжет — опять спугнут. Охотники-то молодые, неопытные, а медведь попался чуткий: как заслышит по снегу шорох лыж, сейчас же вскочит — и наутёк. Даже близко к себе не подпустит.
Видят охотники — не простое дело убить такого зверя. Решили напрасно медведя не пугать, а выследить, куда он заляжет, и не трогать его до глубоких снегов — пускай себе облежится. Так и сделали.
Прошло две недели. Наступил самый снежный месяц — февраль. Недаром про него говорится: «Февраль придёт, все пути заметёт». Чуть не каждый день снег да метель.
Наконец как-то в ночь непогода стихла. Утром выглянуло солнце и осветило лес. Все деревья укутались в тяжёлые ватные шубы, нахлобучили белые шапки, низко опустили ветки, словно руки в огромных пуховых рукавицах.
В то утро охотники опять пришли в лес за медведем. Только на этот раз не одни — пригласили на подмогу старого медвежатника дядю Никиту.
Никита и сам как медведь — огромный, сутулый, всё лицо заросло густой бородой, а из-под нависших бровей блестят живые, острые глазки. Идёт Никита на лыжах, переваливаясь с ноги на ногу. Зато уж как шагнёт… попробуй угонись! Пока по лесу шли, совсем замучил молодых охотников. Рады, что наконец до места добрались.
Остановились на поляне, пустили собак в чащу, куда в последний раз скрылся медведь, а сами разбрелись по лесу.
Прошёл час, другой.
Облазили собаки весь лес, каждый куст обнюхали — нет берлоги. Пропал медведь, как сквозь землю провалился.
Сошлись охотники опять на поляне и не знают, что дальше делать. Дядя Никита спрашивает товарищей:
— Может, ушёл отсюда медведь? Вы след-то хорошо проверяли?
— Да, каждое утро кругом чащи обходили. Не было выходного следа. Не выходил медведь.
Тут и сам Никита призадумался: «Куда же ему деваться? Не мог же он отсюда улететь!»
Неожиданно где-то далеко в лесу залаяла собака Никиты. Охотники схватились за ружья, бросились на голос собаки. Полезли через кусты, через валежник, насилу пробрались. Глядят — экая досада! Собака- то не медведя, а, верно, белку нашла. Стоит под сосной, смотрит вверх и лает. Вершина у сосны широкая, разлатая, как огромная корзина. Вся сучьями завалена видно, раньше было гнездо какой-то большой птицы, а теперь снег всё забил, и не разглядишь ничего.
Обидно стало охотникам. Кто-то из молодых сказал:
— На такой охоте хоть бы белку убить. А может, ещё куница там затаилась. Только трудно выгнать оттуда.
Он поднял ружьё и выстрелил в вершину, чтобы выпугнуть зверя.
Вдруг с дерева как посыплются сучья, снег! Валится что-то огромное и прямо на людей. Едва отскочили. Глядят — медведь.
Шлёпнулся медведь в глубокий снег, вскочил — и бежать.
Охотники и опомниться не успели, а его уже след простыл.
Развёл дядя Никита руками:
— Ну и чудеса! Сорок лет на медведей хожу, а такое в первый раз увидать довелось: чтобы медведь не на земле, не под снегом, а на дереве берлогу себе устроил.
ЗАЙЧИШКЕ ПОВЕЗЛО
Как-то зимой на охоте шёл я по заячьему следу. Вдруг вижу — в кустах под деревом темнеет выкопанная в снегу заячья лёжка. Я свистнул. Заяц не выскочил.
Тогда я осторожно полез в кусты. Лёжка оказалась пустой. По другую сторону кустов от неё шёл свежий заячий след, а рядом с кустами снег был примят, будто кто-то спрыгнул с дерева, повозился в снегу и исчез. Никаких следов, кроме заячьего, не было видно.
Кто же спугнул зайца? И что это за углубления в снегу рядом с лёжкой?
Я решил пойти дальше по заячьему следу. Косой, видно, нёсся огромными скачками, словно удирал от кого-то.
Вдруг, судя по следу, заяц упал и забился на одном месте; весь снег был примят и забрызган кровью. Потом заяц вновь вскочил и помчался к ближайшему лесу.
Я поспешил дальше и увидел на опушке леса кучу хвороста.
Прямо под неё уходил заячий след, а наверху на хворосте сидел, зорко поглядывая вниз, большой чёрный ворон.
Тут я сразу всё понял: пролетая над полем, зоркий ворон заметил в кустах заячью лёжку, но кусты помешали ему напасть на зайца. Тогда ворон сел рядом с лёжкой и спугнул косого. Заяц пустился наутёк, а ворон погнался за ним, настиг, сбил с ног и начал долбить клювом.
Зайцу удалось вырваться, он бросился к лесу, спрятался под хворост.
Выходит, мы с вороном охотились за одной и той же добычей!
«Посмотрим: кому же она достанется?» — подумал я, подбираясь из-за густых кустов и деревьев к куче хвороста.
Занятый своим наблюдением, ворон даже не заметил меня. Я подошёл совсем близко и внезапно выскочил из-за деревьев.
Испуганная птица шарахнулась в сторону и полетела прочь.
Теперь только бы не упустить косого! Кругом кусты, мигом улепетнёт!
Держа ружьё наготове, я остановился.
Под хворостом кто-то завозился. Не теряя времени, я прицелился и выстрелил.
В тот же миг из-под кучи, совсем с другой стороны, выскочил здоровенный заяц и в два прыжка исчез в кустах.
Я так и опешил: «В кого же я стрелял?»
Подхожу, поднимаю ветки хвороста — и вижу: убил ворона. Вот кто достался мне вместо зайца!
Значит, вороны вдвоём охотились на косого и загнали его под кучу хвороста. Один уселся сверху
