пехотного полка. На одном из них я заметил дырку от пули и ржавый потек засохшей крови на правой стороне груди. Помнится, я тогда подумал, что кому-то крупно не повезло. В кармане лежала пачка писем, которые я хотел было оставить себе, но потом забыл.
Еще здесь были многочисленные ящики с каким-то пойлом в бутылках темного стекла. Полагаю, это был джин — по крайней мере, так его, наверное, называли, хотя стоило только понюхать эту жуткую смесь, чтобы волосы встали дыбом даже на заднице. Впрочем, негры вряд ли ощутили бы разницу.
Мы ковырялись во всем этом мусоре, я пересчитывал товар и говорил цифры писарю, который отмечал их в описи, а Кирк с товарищем укладывали все на место, когда вдруг появился этот придурковатый стюард Луни и молча воззрился на нас. Он присел в углу и, подергивая ртом, начал было отпускать бессмысленные замечания, пока Кирк, который в это самое время пытался упаковать кучу красных мундиров, не придумал, как отвлечь его от этого занятия. Он взял два бронзовых аксельбанта с офицерских мундиров — это, должно быть, были чертовски старые мундиры — и, подмигнув нам, положил их на палубу.
— Ну-ка, Луни, проверим твою смекалку, — сказал он. — Который из этих шнурков длиннее? Если угадаешь — я отдам тебе завтра свою порцию спиртного, если нет — отдашь мне свою. По рукам?
Я знал, в чем было дело: витые шнуры были изогнуты в виде полумесяцев, и тот, что лежал ближе, казался большим — дети обычно развлекаются такими штуковинами, вырезанными из бумаги. Луни вылупился на них, хихикнул и, ткнув пальцем в ближний к нему аксельбант, уверенно заявил:
— Вот этот.
— Ты уверен? — переспросил Кирк и, взяв шнур, на который указал Луни, переложил его ниже второго, который теперь казался более длинным. Конечно же, Луни уставился на него и проблеял:
— А теперь этот длиннее.
Кирк вновь поменял их местами, его друзья хохотали, и Луни рассвирепел. Он беспомощно огляделся вокруг, а потом вдруг, отбросив ударом ноги аксельбанты в кучу мусора, крикнул:
— Ты жульничаешь! Ты сам делаешь их то длиннее, то короче!
Потом он заревел, называя Кирка «грязным мерзавцем», что привело к новому взрыву смеха, а Луни все не останавливался, продолжая выкрикивать проклятия. Затем он забежал за груду мешков, сложенных за штабелем груза, и начал мочиться на них, не прерывая потока своих ругательств.
— Заткни свой фонтан! — крикнул Кларк, когда наконец перестал смеяться. — Ты прудишь прямо на кашку для черномазых!
Я схватился за бока, всхлипывая от смеха, а писарь выкрикнул:
— Ничего, это сделает блюдо еще вкусней! О, черт возьми!
Луни, видя, что мы веселимся, и сам начал смеяться самым идиотским образом, не прекращая при этом свое занятие. Неожиданно смех резко прервался, послышались шаги по трапу и показался Джон Черити Спринг. Он уставился на нас, словно царь демонов в дешевой пьесе. Бледные глаза его так и сверкали. Луни коротко хрюкнул и сделал попытку застегнуть свои бриджи, а тонкий ручеек между тем стекал по качающейся палубе прямо к ногам Спринга.
Спринг стоял и смотрел, мертвая тишина становилась почти осязаемой. Его кулаки сжимались и разжимались, а шрам на лбу побагровел. Его челюсти сжались, и вдруг он одним прыжком подскочил к Луни и сбил его с ног мощным ударом. На мгновение мне показалось, что капитан начнет пинать придурка своими тяжелыми сапогами, но он овладел собой и повернулся к нам.
— Вытащите это дерьмо на палубу! — рыкнул он и двинулся вверх по трапу, а я, не дожидаясь матросов, двинулся к Луни, чтобы помешать ему смыться. Он визжал и отбивался, но мы заставили его вылезти на палубу, где уже расхаживал взбешенный капитан, а матросы сгрудились на корме, подчиняясь крикам первого помощника-янки.
— Привяжите его здесь, — приказал Спринг и, в то время как я удерживал дрыгающиеся ноги Луни, Кирк очень ловко прикрутил идиота за запястья к решетке люка и сорвал с него рубашку. Спринг крикнул, чтобы дали кошку-девятихвостку, страшную плеть для наказаний на флоте, но кто-то ответил, что ее нигде нет.
— Так сделайте ее, дьявол вас побери! — крикнул капитан и продолжал шагать туда и обратно по палубе, бросая испепеляющие взгляды на Луни, который бился в своих путах.
— Не бейте меня, капитан! Пожалуйста, не бейте! Лучше выпорите других негодяев, которые изменяют вещи!
— Тихо! — рявкнул Спринг, и крики Луни стихли до шепота, в то время как команда сгрудилась вокруг, чтобы полюбоваться забавой. Я несколько отступил назад, но будьте уверены, не пропустил ничего.
Спрингу дали наскоро сделанную кошку, он застегнул свой сюртук на все пуговицы и поглубже надвинул шляпу.
— Ну, гад, теперь ты у меня попляшешь! — крикнул он и ударил изо всех сил. Луни застонал и дернулся; при каждом очередном ударе он коротко вскрикивал, а в промежутках между ударами капитан перечислял все его грехи.
— Загадил мой корабль? Получай! Испортил жратву для нашего груза? Получай! А если из-за твоей пакости по судну пойдет мор? Получай! Что ты можешь сказать в свое оправдание, сукин ты сын? Ну? Я слушаю! Получай, получай! Я вытрясу из тебя твою чертову душу, если, конечно, она у тебя есть! Получай!
Если бы кошка-девятихвостка была бы изготовлена по всем правилам, то думаю, Спринг убил бы своего стюарда, а так наскоро сплетенная из старых концов плетка лишь кромсала плоть несчастного придурка и кровь заливала его рваные штаны. Крики сменились глухими стонами, а затем наступила тишина, и Спринг наконец отшвырнул кошку за борт.
— Окатите его водой и пусть висит здесь, пока не просохнет! — бросил капитан матросам, а затем обратился к своей полубесчувственной жертве: — А если, подонок, я еще хоть раз застукаю тебя с твоими грязными штучками, то попросту повешу, в чем да поможет мне Бог — ты слышишь?
Спринг метнул в нас взглядом своих сумасшедших глаз, и мое сердце так и ухнуло куда-то глубоко вниз. Затем его шрам начал потихоньку бледнеть, и капитан сказал уже нормальным голосом:
— Распустите команду, мистер Комбер. Мистер Салливан и вы, грузовой помощник, пройдите на ют. Миссис Спринг приготовила чай.
Пока я шел в корму в компании с капитаном и помощником-янки, несколько удивленных взглядов смотрели на меня с удивлением (еще бы! ведь я же был новым человеком на судне). Мы спустились по трапу в капитанскую каюту. Спринг оглядел меня:
— Пойдите и оденьте сюртук, — проворчал он, — вы что, черт возьми, уже ничего не соображаете?
Я мигом слетал в свою каюту, и когда вернулся, они все еще стояли, ожидая меня. Капитан снова окинул меня взглядом — в моей памяти пронеслось, как я вместе с Веллингтоном ожидал выхода королевы, а вокруг нас хлопотали лакеи, — а затем он распахнул дверь.
— Полагаю, мы не помешаем, дорогая? — полувопросительно проговорил он. — Я пригласил на чай мистера Салливана и нашего нового суперкарго, мистера Флэшмена.
Я уже и не знал, чего ожидать — даже присутствие самой царицы Савской на борту «Бэллиол Колледжа» не удивило бы меня, но это была всего лишь женщина среднего возраста и весьма средней внешности, которая сидела за столом, нарезая куски пирога. Она повернулась, чтобы встретить нас, мило улыбнулась и пробормотала какое-то приветствие, а затем принялась разливать чай. Как раз вошел Комбер, приглаживая волосы, а старый кряжистый второй помощник, Кинни, важно кивнул мне, когда Спринг представил нас друг другу. Миссис Спринг наполнила чашки, и мы расселись вокруг, прихлебывая чай и нахваливая ее бисквиты, в то время как она улыбалась, а Спринг — разглагольствовал. Сама она говорила очень мало, но капитан оказывал ей такое внимание, словно мы находились в какой-нибудь лондонской гостиной. Мне пришлось ущипнуть себя, чтобы поверить, что мне все это не мерещится: чайная церемония на борту работорговца, с такой милой женщиной, которая наливает кипяток в чайник, а между тем избитый до полусмерти человек истекает кровью на палубе буквально у нас над головой, а Спринг, на манжетах которого еще не высохла кровь жертвы, рассуждает о Фукидиде и Горации.
— Мистер Флэшмен получил неплохое начальное образование, моя дорогая, — заметил капитан, — он учился у доктора Арнольда в школе Рагби.
