когда вам удалось улизнуть из-под опеки капитана Фэйрбразера… — тут он хихикнул. — Очень, очень ловко. Конечно, мы все поняли, все. Почему бы нам и не понять?
Все это было удивительно, но я уже успокоился:
— Да неужели? Ну раз вы многое понимаете, то, полагаю, не собираетесь меня выдавать. Кто вы и кого представляете? Американское правительство?
Человечек рассмеялся.
— Нет. То есть не совсем. Тем не менее мы располагаем большим влиянием и большим количеством высокопоставленных друзей, в том числе и в правительстве, том самом правительстве, которое, боюсь, столь донимало вас нескромными вопросами. Это понятно, ведь вы обладаете тем, что, как мне известно, одно из официальных лиц назвало «опасной информацией», которую хочет заполучить Вашингтон. Однако вы хотите доставить ее прямиком домой, в Англию — абсолютно правильно, сэр. Так что вы улизнули от них и сегодня ночью готовились тайно отплыть в Ливерпуль.
Как видите, если он и ошибался в главном, то был абсолютно точен в деталях. Единственной его ошибкой было то, что он считал меня Комбером и не совсем верно понял мотивы моего побега из Нового Орлеана. Побега, который — черт его подери — он сам и поставил на грань срыва.
— Тогда не будете ли любезны рассказать мне, — начал я, — зачем вы притащили меня сюда под дулом пистолета, вместо того чтобы дать спокойно сесть на свое судно? Ради всего святого, сэр, я должен туда попасть!
— Вы никогда туда не попадете, — отрезал он. — Департамент Военно-морского флота хочет заполучить вас, мистер Комбер, в качестве свидетеля против ваших друзей-работорговцев, а правительство Соединенных Штатов, насколько мне известно, желает задать вам несколько вопросов насчет имен, которые вы держите в голове. Имен работорговцев, полагаю. — И тут он неожиданно резко сбросил маску старого шута, его рот сжался, а зубы оскалились, как у крысы. — Поверьте, мистер Комбер, пристань и пирс очень хорошо охраняются. Им известно, что вы собираетесь бежать.
— Но по какому праву они собираются задержать меня? — воскликнул я, покраснев.
Черт побери, стоит им только догадаться, что я на самом деле не Комбер, и этих прав у них будет более чем достаточно. Может быть, они уже догадались, но зато мой новый маленький друг пока, очевидно, об этом не предполагал.
— О, никаких прав, — согласился он, — но правительство может привести дипломатические аргументы для того, чтобы задержать ваше возвращение. Полагаю, они могут припрятать вас где-нибудь на несколько недель, до тех пор, пока посольство не окажет давление, необходимое для того, чтобы вас наконец отпустили. К тому времени они надеются выдавить из вас интересующие их имена.
Я понял, что должен играть роль Комбера во что бы то ни стало, и мрачно улыбнулся:
— На это они могут не надеяться — эти имена предназначены для ушей моих шефов в Лондоне, и ничьих более. И если вы — кем бы вы ни были — полагаете, что им удастся вырвать их у меня…
— Мой дорогой мистер Комбер, — он поднял руку, — мне это неинтересно. Мой интерес к работорговле лежит совсем в другой плоскости — в той же, что и ваш. Вот почему вы здесь. Это мои агенты выследили вас в том непотребном доме, где вы нашли убежище. «Да уж, — подумал я, — надеюсь, хоть среди девочек его агентов не было». Да, мы знали о том, что владелица этого дома устроила вас на судно, полагаю, она также английский агент, работающий против работорговцев… но чем меньше об этом говорить, тем лучше. Таким образом мы и перехватили вас этой ночью.
— Вы многое знаете, — кивнул я. — Но хотелось бы узнать: кто вы и что вам от меня нужно?
Он спокойно взглянул на меня:
— Уверен, что вы слышали о
Полгода назад я даже не понял бы, что он имеет в виду, но если бы вы побывали в компании работорговцев, как это довелось мне, то вы также знали бы значение этих слов. Об этой дороге упоминал Спринг; я слышал также, как про нее шептались в борделе у Сьюзи.
— Это секретное общество, которое похищает рабов и помогает им бежать, не так ли? В Канаду.
— Это организация для спасения потерянных душ, — он издал сухой смешок и снова сбросил маску своего дружелюбия, — армия, которая сражается с худшей тиранией нашего времени — богопротивным и жестоким рабством! Это армия без знамен, званий и жалованья — армия избранных мужчин и женщин, которые трудятся в тайне от всех, чтобы спасти своих черных братьев из оков и даровать им свободу. Да, мы похищаем рабов! Да, мы помогаем им бежать, чтобы спасти их души. Да, мы умираем за это — за нами, как и за ними, охотятся с собаками, нас терзают пытками, вешают и расстреливают, стоит только нам попасть в руки мерзавцев, которые владеют и торгуют человеческим телом. Но мы с радостью идем на это, потому что с нами армия Христова, сэр, и мы не сложим своего оружия, пока не разобьем последние кандалы, не расплющим последний прут с клеймом, не сожжем последний бич и не освободим последнего раба! [XXXIII*]
Я понял, что передо мной аболиционист. Боже правый, да он аж взмок от пота, пока говорил все это, но сейчас он снова плюхнулся за стол и продолжил уже нормальным голосом:
— Извините, но думаю, что должен был все это вам рассказать. Конечно, вы и сами тысячу раз рисковали, ставили свою жизнь на кон в борьбе против этого адского преступного дела. О, мы все о вас знаем, мистер Комбер, как вы сами сказали в известном кабинете в Вашингтоне, — и у стен есть уши. У «Подземки» также есть уши, и они услышали ваше имя в Вашингтоне, узнали про ваш героический труд, благодаря которому «Бэллиол Колледж» был захвачен, а мерзавец Спринг предстанет перед судом. Кстати, это напомнило мне об одном важном деле, которое я собирался исполнить, но до сих пор забывал. — Он вскочил. — Мистер Комбер, окажите мне честь — вашу руку!
И схватив мою ладонь, он так крепко сжал ее, словно намеревался выдавить сок. Я не особо сопротивлялся, подумав при этом — ну вот, снова меня поздравляют и благодарят за мою преданность и героизм, хотя все это не более чем очередной бессовестный обман. Но тут срабатывает старое правило — мы всегда готовы услужить, чтобы потихоньку смыться.
— Благодарю вас, сэр, о, благодарю вас, — твердил лысый недомерок, — вы сделали меня счастливым. Могу ли я теперь сказать вам, каким образом вы могли бы осчастливить меня еще больше?
Я не был уверен, что мне это нужно, однако сел и начал слушать. Я не мог понять, чем обернется для меня то, что задумал этот маленький душегуб.
— Как вам известно, «Подземка» спасает рабов везде, где только возможно — с плантаций, с рынков, из лагерей, — и тайно отсылает на север, в свободные штаты, по ту стороны реки Огайо и линии Мейсон — Диксон. Сами они не в состоянии совершить столь далекое путешествие, так что мы посылаем вместе с ними наших агентов — под видом рабовладельцев и торговцев рабами, которые и провожают несчастных к желанной свободе. Как я уже сказал, это весьма опасное предприятие, и список наших потерь растет с каждым днем. Это — дикая страна, сэр, и несмотря на то, что многие, там, наверху, ценят нашу работу и помогают нам, само правительство не может официально под держать и защитить нас, поскольку для этого не хватает закона — человеческого закона, сэр, не Божьего. В глазах нашей страны, сэр, мы — преступники, но мы гордимся своими преступлениями!
Он снова увлекся было, но все же овладел собой.
— Конечно, все рабы важны для нас, но некоторые из них все же важнее остальных. Один из них — Джордж Рэндольф. Слыхали о нем? Нет? Так послушайте. Знаете ли вы про Ната Тернера, раба, который возглавил большое восстание в Вирджинии и был варварски замучен этими палачами? Так вот, Рэндольф похож на него, но гораздо более выдающаяся личность, лучше образован, умнее и с более широким видением перспективы. Он дважды пытался поднять восстание и дважды терпел поражение; два раза его арестовывали и трижды ему удавалось бежать. Сейчас он скрывается, но, главное, нам удалось его спасти, и Бог не хочет, чтобы его схватили вновь.
Настоящий Комбер, наверное, зааплодировал бы, так что я воскликнул: «О, браво!» — и придал себе довольный вид.
— Действительно, браво, — согласился он и продолжил: — Но дело еще не закончено. Рэндольфа нужно переправить в Канаду — какой удар получат при этом наши враги! Подумайте, сэр, сколько сможет сделать этот человек, если наконец окажется в свободной стране! Он умеет хорошо говорить и писать, он может поехать за границу — не только в Канаду, но и в Англию, или в наши свободные северные штаты —
