– Снятся, – почти прошептал я в ответ. – Еще как снятся, мать их! И тянет… Так зачем? – я тупо повторил свой вопрос, точно так же повторил, как и там, в Афгане задавал его замполиту, самому Кулакову, ребятам, себе, в конце концов. Николаич нетерпеливо махнул рукой:
– Брось, Серега, ни хера никто не даст ответа…
Первую смену караула я пробыл вместе с Лисой. Лежали на настеленных на камнях бушлатах, вслушивались в ночь. Это только кажется, что ночью тихо. На самом деле то камушек мелкий зашелестит вниз со скалы, сдвинутый маленькой лапкой ящерицы со своего места, то ветерок зашуршит редкой высохшей травой, то в недалекой речушке зажурчит вода, то кто-то из парней внутри блока всхрапнет во сне и сам же испугается звука, замолчит и снова засопит. Лиса все жевал свои спички. Я хотел было закурить, да не стал демаскировать нашу позицию, передумал. Посмотрел на часы. Ого. Пора Шохрата будить, его время настало. Шепнул Лисе, что скоро смена. Он равнодушно кивнул и опять опустил голову к прикладу винтовки. Блин, что он там видит?
Узбек проснулся легко, нащупал под нарами автомат, прижал к нему ремень, чтобы не брякнул антабками, и вышел в ночь. Лег на нагретое Лисой место. Гена ушел в спальную нору и бесшумно улегся спать.
Я посидел еще немного с Шохратом, чтобы убедиться, что он проснулся окончательно и не сморит его прерванный сон. Сидел и смотрел в глубокое черное небо с невероятно роскошной россыпью звезд и огромной, выпуклой полусферой луны. Что-то мифическое чудится в небе Афгана. Начинаешь понимать по- иному сказки Шахерезады. Ведь действительно, вот он, купол неба, плавно изгибается вверх, звезды от его краев к центру все гуще и гуще, а на самом пике кажется, что они сливаются в единое драгоценно сияющее целое. Только если долго смотреть на них, до боли в глазах, до слезинок, тогда видишь, а скорее понимаешь, что есть расстояния между ними. Только не буду я сегодня разглядывать небо, пора отдохнуть. Хлопаю Узбека ладонью по заднице, мол, пока. Он оборачивается, блестит в лунном свете черными глазами:
– Уйд-и-и-и… прати-и-и-ивный…
Тьфу, балбес! Улыбаясь, прокрадываюсь на свое место в блоке, аккуратно кладу на пол автомат, развязываю шнурки на ботинках, ложусь на доски нар, закрываю глаза. В памяти всплывает дурацкая поговорка, которой грешили деды в Союзе. Каждый вечер, после отбоя, кто-то из новобранцев орал на всю казарму:
– Дембель на день стал короче. Дедушкам спокойной ночи, молодым…
И тут уже во всю мощь легких, в сотню глоток вступал хор:
– ОТБО-О-ОЙ!
Полежал немного с закрытыми глазами, повернулся на правый бок, поджал колени к груди. Любимая поза. А в голове все кружатся мысли о книге Толстого.
Читать я всегда любил и читал много. Дома была огромная библиотека. Я выхватывал с полки очередной том и погружался в него. Читал за обеденным столом, если родителей не было дома, читал в постели допоздна, пока родители не требовали выключить свет. Тогда я лез с фонариком под одеяло, заворачивался в него с головой и снова читал. Читал в школе на уроках. Меня пересадили поближе к учительскому столу, но я и там умудрялся читать. Между откидной крышкой и самой партой была приличная щель. Я клал книгу на колени и пробегал глазами строчку за строчкой. Пытался читать на ходу, по дороге из школы домой, но неудобно было. Ясное дело, что в первую очередь перечитал все пятнадцать томов Джека Лондона. Крепко споткнулся на «Мартине Идене», но осилил и этот роман. Уэллс, Стивенсон, Конан Дойл… К седьмому классу и Драйзер, и Стейнбек, и дурацкие романы об Анжелике – все было прочитано, а кое-что не один раз. Гашек, Вишня, Печерников, Есенин, Гоголь, Пушкин, Лермонтов… Домашних книг для меня было маловато, брал чтиво в школьной и городской библиотеках, у кого-то на время.
После окончания школы, когда учился в техникуме, встречался с девчонкой. Она мне рассказала, что ее матушка меня иначе как «мальчик с книжкой» не называет.
Только не надо думать, что я все время тратил на чтение. И спортом занимался довольно успешно, и на танцульки ходил, и на гитаре играл, и пантомимой занимался, ну и учился. Только все равно ждал вечера, когда смогу взять в руки очередную книгу.
Хлопок винтовки Лис ы мгновенно вырвал меня из сна. Блин, на какое-то мгновение я даже разозлился. Так хорошо уснул, просыпался только, когда Юрка Сопилкин выползал из нашей норы, менял Узбека. Момент заступления Лисы на службу я пропустил. Чувствовал во сне, как тело отдыхает, дневная усталость наконец-то отпускает мышцы, а тут… Эх! Я вытянул из-под нар автомат, вылетел наружу.
Лиса повернул башку ко мне, ухмыльнулся:
– Ну что, Конт, уделал я все же гада!
– Да ты что?! Как? – Я не мог поверить, что Гена достал-таки духовского стрелка.
– Вчера еще логово засек, когда он по тебе шмалял. На второй вспышке заметил, – уже равнодушничал Лиса, прикусывая спичку.
– Так чего ж ты сразу его не мочканул? – возмутился я.
– Не успел. Он после выстрела тут же перекатился, спрятался, да и Узбек из пулемета всех бояться заставил. Я и подумал, нет смысла ему далеко уходить. Не профи он. Так, пустышка. «Драгунку» надыбал где-то, чуть пристрелял и возомнил себя снайпером. Тьфу! – Гена плюнул разжеванной спичкой, позвенел коробком, вынул еще одну. – Все пучком, Серега, нет его больше.
Вот же чадо, а! Ясное дело, на месте душка он меня вчера с одного выстрела бы снял. Аж холодком по спине потянуло.
– Лиса, а где Сопля? – вдруг сообразил я, что Генка один, Юрки нигде нет. Подумалось, может, в сортире. Однако дверца полуподземного туалета, врытого в дальнем конце блокпоста, открыта нараспашку. Что поделаешь, естественная вентиляция, иначе в этом погребе от вони сдохнешь. – Так где Сопилкин? – еще раз тупо спросил я, и холодок озноба вновь коснулся спины.
– С час назад ушел вниз, – встревожился и Гена. – Сказал, за дровами пошел и мины проверить. Взял с собой еще пару сигналок.
– Твою мать, Лиса! Какого хрена ты его без меня отпустил? – Я забрал у Лисы бинокль, притиснул к глазам, настраивая резкость.
Так, вот дрова, две вязанки, так и лежат на месте посадки «вертушки». Ни духи ночью не позарились, ни Юрка пока их не взял. Пока! Резануло под ложечкой. Где же ты, падла? Куда ты девался, рядовой Сопилкин? Еще была надежда, что вот-вот он появится из-за лунных пирамидок. А если нет? Я пристально изучал пейзаж. Лиса смотрел сквозь прицел. Ни-че-го! Никакого движения, ни звука. Даже утренний ветерок угомонился.
– Лиса, всем подъем. Тревога! Только тихо. Не надо шуметь…
Гена понятливо кивнул, откатился от бруствера, не забыв прикрыть шинелькой «эсвэдэ шку». Внутри помещения зашевелились, брякнули автоматы. На свет божий появились Малец и Узбек, рассыпались по своим позициям, зашарили взглядами по перевалу. Я отдал бинокль Мальцу, глаза от напряжения уже стали слезиться. Надо подумать. Крепко подумать. Положение дрянное. Пропал боец. Ладно, ждем еще полчаса и сообщаем в полк.
– Сержант, – тихонько позвал Лиса и поманил к себе.
Я придвинулся к Гене, он показал на оптику:
– Смотри чуть правее от дров, выше метра на полтора за крайней пирамидкой.
Я пошарил винтовкой, присмотрелся. Ага, есть! На каменной осыпи у самого края перевала, где начинала подниматься каменная гряда, лежала Юркина панама. Не надо было и сомневаться, что это именно его шляпа. Сопля, обормот, уронил на нее склянку с хлоркой, когда метили обмундирование. Вот с той поры на тулье под звездой расплылось белесое пятно, хорошо видное даже на выгоревшей ткани. Хоть что-то есть!
«Иван родил девчонку, велел тащить пеленку!» – всплыла в памяти глупая поговорка. Но только на первый взгляд дурацкая. Когда-то очень и очень давно в прежней, не только гражданской, а еще в школьной жизни, когда учился в начальных классах, мне было ужасно лень учить таблицу умножения, падежи существительных и прочее, что требовало механического заучивания и не
