Нет карты? Разминирование займет три месяца? Да вы что? Уже октябрь! Весь советский народ ждет подарка! Вы, что, все там, о...ели? Обещайте солдатам отпуск, дембель, что хотите... И вообще, это приказ! А приказы, как известно, обсуждать можно, но опасно!
И погнали командиры солдат и себя на минные поля: кто, нисколько не колеблясь, со словом «есть!», кто с матом сквозь скупые мужские слезы, кто с сомнением в голосе: «Надо, ребятки!», кто с угрозой трибунала. Да кто же ответит за все это? Кто же кровью умоется? Молчать! Что такое жизнь солдата по сравнению со звездой?! Ведь жизнь человеческая – это миг, это автограф падающей звезды в бездонном, прохладном небе. А звезда ? Она будет светить всю мою жизнь мне и моим близким.
В мощные полевые бинокли командиры видели сквозь жаркое марево, как солдаты, пригибаясь, не шли, а крались, по ровным, нетронутым взрывами местам, осторожно ставя ноги на землю, пытаясь попасть в след, который остался от прошедших вперед, смело наступая на рваные ямы минных разрывов, раскоряченные, изломанные трупы товарищей. Вздымались огонь и камень прокаленной красной земли. Хорошо было видно в эти бинокли, как невидимыми пальцами гигантского скульптора, капризного и недовольного своей работой, словно глиняные фигурки, тела разрывало на части, раздавливало и швыряло с размаху оземь.
Следом двинулись сами, и видели теперь уже вблизи командира роты, который, надрывая сорванные голосовые связки, катался по пыльной земле, молотя кулаками по своей голове и по дороге, подтягивая к животу остатки оторванной ноги. Другой ротный с развороченными внутренностями хрипел подходящим к нему санитарам: «Нельзя... нельзя сюда... Назад...» Но не услышали, не поняли командира санитары, не услышали страшного хрипа командира – взрыв расшвырял солдат.
Повсюду лежали обезноженные, с рваными ранами на руках, лицах, бились в пыли солдаты, в беспамятстве царапая землю, срывая до корней, до мяса ногти, наползая на другие, злобно и глухо бумкавшие под ними мины...
Такой способ разминирования оказался быстрым и эффективным – и вскоре победным маршем, как было доложено наверх, полк вошел в кишлак.
Отзвучали звонкие победные рапорты в Москве, порадовался подарку советский народ, нисколько не сомневающийся, что солдаты наши хлеб и лекарство раздают дружественному афганскому народу, каждый получил, что хотел. Прошел праздник Великого Октября. Спустились с трибуны Мавзолея высших рангов военные руководители. Как и было предусмотрено, через две недели остатки изорванного в клочья полка были вынуждены оставить кишлак «под ответным натиском превосходящих сил противника».
Некому было оказывать сопротивление, да и некем. Договор есть договор. Сделка есть сделка. Продал – купил. Гости вышли – хозяева вернулись.
Торг есть торг. Все можно продать и купить, купить и продать на Востоке, начиная с булавки, продолжая человеком, заканчивая звездой на небе.… Только нужно прийти к обоюдному согласию двум уважаемым сторонам. Продавцу и покупателю.
Не желаете ли чего-нибудь купить? Солнце? Небо? Звезду?
Глава 7. «БУРУНДУЧОК»
Военный гарнизон советских войск в Газни располагался в удивительном месте. Правда, то, что вокруг него находились старинные, как из арабских сказок, глинобитные крепости, в которых дислоцировались воинские части «зеленых», уже не удивляло советских солдат, а вызывало раздражение. До города, построенного в древнейшие времена на высокогорье, вела современная, отличная бетонная дорога. С вертолетных площадок хорошо просматривались домишки пригорода. Сам гарнизон был окружен колючей проволочной спиралью под названием «егоза», что должно было служить защитой от проникновения врага. Человек, попадающий в кольца этой штуки, оказывался в колючем капкане, и выбраться из него мог только при помощи других, разрезающих кусачками слой за слоем опутывающую страдальца проволоку. Если пойманный пытался выпутаться сам, то любое его движение вызывало еще больший натиск ловушки и острые заржавленные шипы бездушно впивались и рвали тело. Но, увы, это не служило непреодолимой преградой. «Духи» то и дело «таскали» с территории гарнизона солдат и подбрасывали в мешках отсеченные головы казненных. Поэтому приходилось быть предельно осторожными даже у себя «дома» в темное время суток, и особенно при переходе в туалеты, построенные, по понятным причинам, в дальнем углу территории. По правую сторону от гарнизона на небольшой площадке прилепилась афганская бензозаправка. Целый день к ней подъезжали «барбухайки», чудовищные подобия мотороллеров с невероятно огромными будками, накачивались топливом и разъезжались: кто в город, кто в сторону далекого Кабула. Руслан частенько сидел в тени, прислонившись спиной к прохладной бетонной стене блока, наблюдая за экзотической жизнью заправки. Двое босоногих пацанят в простых тюбетейках с трудом двигали коромысло насоса, собирали деньги за бензин и устало сидели на корточках, когда не было клиентов. Толстый хозяин заправочной станции всегда сидел на веранде под брезентовым тентом, пил чай, утирал с лица пот, изредка привставал, прикладывая руку к сердцу, раскланивался со знатными клиентами и покрикивал на мальчишек.
Практически ежедневно духи из пригорода начинали обстреливать гарнизон минометным огнем, но не очень удачно и прицельно, а так, для острастки, пять-шесть раз пальнут – и сматываются. Продолжалось это до тех пор, пока начальник гарнизона, разъярившись, не повернул башни танков, охранявших советскую часть, стволами на пригород и не объявил через Царандой, что в случае повторения обстрела разнесет на хрен весь Газни. После чего стало относительно спокойно.
Вместо привычных армейских палаток или фанерных модулей солдаты жили в когда-то шикарной гостинице-блоке, построенной давным-давно англичанами. По оставшимся не разворованным медным ручкам, украшенным узорами, потемневшим от времени, почему-то не отодранным от толстенных дверей, по медным светильникам-плафонам, висящим в полной темноте коридоров, по загаженным настенным фрескам можно было судить о былом богатстве здания. Гостиница имела контуры буквы «Ш». Продольная линия этой самой буквы тянулась параллельно дороге, а три поперечные были вытянуты в сторону близких гор и кишлака – пригорода Газни. В комнатах блока не было ни одного окна, только в коридорах днем четкими прямоугольниками сквозь длинные и узкие бойницы пробивались лучи солнца, укладываясь на выщербленный бетонный пол светлыми пятнами. Все три крыла занимали солдаты вперемешку с офицерами. По вечерам свет подавали с помощью движка, да и то ненадолго, если только не объявлялась тревога. Тянущийся вдоль всех коридоров по низким потолкам электропровод со временем обвис, оброс паутиной и кусками изоленты цеплялся за лица проходивших. Прослужившие больше года имели и койки, и матрасы, а вновь прибывших размещали в пустых, замусоренных, прохладных комнатах, в которых спали вповалку на своих же шинелях или бушлатах. В одном из промежутков поперечин буквы «Ш» стояла полевая кухня, тут же под небом раскорячились старые, рассохшиеся длинные армейские столы, за которыми никто не сидел. Получали в алюминиевый котелок жратву и шли в облюбованные уголки, где спокойно можно было поесть, покурить и вздремнуть на сытый желудок.
Руслан попал в Газнийский гарнизон с пересылки в Шинданде. Там комплектовались новые расчеты для зенитных батарей. Находясь в Шинданде, Руслан постоянно ощущал чувство голода. За весь месяц, кторый провел на пересылке, ему раза четыре досталось по жалкому двадцатиграммовому кусочку сливочного масла, которое он безумно любил. А тут... На одном из раздолбанных столов стояла разорванная по сгибам картонная коробка, в которой подтаивал 20-килограммовый брус масла. На положенный по рациону кусок белого хлеба каждый «отмахивал» штык-ножом столько масла, сколько душа пожелает. Руслан остановился в недоумении около скатерти-самобранки, не смея поверить в чудо, а не то что коснуться его. Повар, поняв его состояние, зло сплюнул сквозь щербатые зубы и подбодрил «чижика»:
– Бери-бери, жри, сколько хочешь. Еще шесть коробок есть.
Руслан удивленно уставился на худющего повара.
– Дак холодильников-то не держим, чай, не баре, – вновь зло сплюнул повар, – ща слопаем это маслице – и следующего жди до белых мух...
В другом промежутке между крыльями здания стояли армейские скамьи и у самого края крыльев блока торчали два врытых металлических столба. Руслан подумал: «Странное место для волейбольной площадки», но скоро понял, что ошибался в своей догадке. По вечерам на столбы натягивались сшитые между собой простыни, на которые киномеханик жутко трещащим киноаппаратом проецировал фильмы. Собирались, рассаживались на скамейках, да и просто на земле, задолго до начала «киносеанса» почти все, кроме, конечно, тех, кто в это время «тащил службу». Смотрели все подряд, что имелось под рукой у киномеханика,
