намаз, занялись делами земными.
Четыре пары внимательных глаз с помощью мощной оптики вели неотрывное наблюдение за террасой в абсолютной тишине. Очередность ведения стрельбы определена еще на базе, и все четверо теперь составляли единый организм, тонко улавливая любое, самое малейшее движение, чутко реагируя на дыхание товарища по засаде, казалось, даже на мысли. Женька удовлетворенно оценил спокойствие, царившее в его группе. А что волноваться?! После выстрелов, по сигналу радиомаячка, через десять минут придут вертолеты. Вся проблема – забраться на вершину этой скалы, что за спиной, с которой спустились ночью, перевалить через гряду и бегом в вертолет. Вот и все!
Стоп! Вот они. Хорошо видны. Женька чуть повел стволом в сторону дверного проема, откуда выходили люди. Не он. Не он. Тоже не он. Масуд! Не спешить. Убедиться. Да. Он. Прицел. Дыхание. Курок. Выстрел.
Четыре выстрела прозвучали как один долгий. Перерыв между первым и тремя остальными – доли секунды.
Первым стрелял Ян, стрелял на поражение, остальные – для контроля.
Масуд дернулся и, обезглавленный, повалился на доски террасы.
Уходить. Быстро. Женька нажал на кнопку радиомаяка, словно дал старт. Через девять минут сорок пять секунд там, за грядой, будет ждать вертолет. Быстрее!
Снайперская винтовка имеет особое устройство. Ее выстрел звучит как хлопок в ладоши и доносится как бы с неба. Очень трудно определить по звуку, откуда именно пришла смерть.
Но направление выстрела духи определили мгновенно. Да и движение группы по отвесной стене скалы под яркими лучами солнца явно не маскировалось.
Загремели выстрелы. Обернувшийся Женька увидел, что невесть откуда взявшиеся моджахеды черным муравейником устремились из городка прямо к склону, который вел к месту недавней засады.
В четырех человек, быстро, по-пластунски поднимающихся вверх, видных как на ладони, попасть достаточно легко. Тем более что стреляет весь город! Но обошлось.
Склон в течение двух минут был накрыт свинцовым ковром. Плотность смертоносного потока была такая, что попадания в камни превращали их в клуб пыли и визжащих осколков. Может, эти облачка и спасли. Может, скорость. Может, Матерь Божья! Успели, перевалились через вершину.
Женька тряхнул головой, показалось или правда что кто-то застонал? Все нормально. Все здесь. Вот они, красавцы. Через минуту... Да вот они, «вертушки»!
Заходя на боевые развороты, два вертолета обрушили лавину огня на наступающих духов, на город. Сами достаточно уязвимые, отвлекали внимание на себя от снизившегося над вершиной третьей «восьмерки».
– Проворней, мужики, – проревел Женька. – Один, другой... Где Игорь?
Лешка Уфимцев сунулся было назад из вертолета, но Женька толкнул его широкой ладонью в грудь, облегченно вздохнув. К вертолету, потягивая ногу, спешил Игорь, весь в крови, волоча за собой разбитую винтовку.
Ввалившись в чрево вертолета, задвинули хлопком дверь, и машина поднялась в воздух. Следом за ней потянулись и другие «вертушки», оставляя за скалой разъяренного врага.
– Уф-ф-ф!
Можно выдохнуть, прикрыв глаза, смахнуть пот и пыль.
– Игорь! – позвал Женька. – Что с тобой, Игорек? Ранен?
– Сучьи дети! – стонал Игорь. – Падлюки! Чтоб их хряк поймал! – Еле разжимая губы, ругался раненый. – Вот ведь... Ну нет, чтобы в сердце! Что я теперь девчонкам скажу! Ведь засмеют!
Облегченно вздохнули: «Значит, жив, бродяга!» и тут же повалились от хохота. Ненадолго передыхали и опять хохотали, всхлипывая от изнеможения и вновь ржали, выворачивая челюсти, всю дорогу до базы перевязывая зад Игоря, едва ли не в лохмотья иссеченный острыми, как бритва, осколками камней.
...Нежаркие уже лучи вечернего солнца ласково гладили тела офицеров. Что-то озабоченно шептали набегающие на песок пляжа волны Черного моря.
От административного здания «Соснового» отделилась фигура Женьки.
– Какие-то неприятности, – лениво процедил Лешка. – По походке вижу.
– Какие? – подал голос с соседнего лежака дочерна загоревший Ян. – Фместо отной накраты тве татут? А ты леши, леши, – обратился он к лежащему на животе Игорю и с наслаждением отмщения добавил: – Сакорай свою сатницу!
– О, у него задница теперь знаменитая, – сразу подключился Лешка, – видел девчонку, что его лечит? Она его героическую задницу как зеницу ока бережет. Холит и лелеет! Завидуй, Ян!
– Ну, почему как? – попробовал возмутиться и перевернуться на бок Игорь, но заохал и остался лежать на животе. – Как дела, командир?
Женька с размаху бросился на песок:
– С чего начать, с хорошего или с плохого?
– Тавай с хорошеко! Что в плюсе?
– Отпуск по десять суток с поездкой на родину. Ну и всем по медали «За боевые заслуги».
– ???
– По медали? – вытянулись лица. – За Масуда?!
Игорь, схватившись за зад, горестно и комично застонал.
– А вот это как раз минус. Умный Масуд, ай, умный! Недооценили мы его. Он уже месяц, как в Пакистане. Совещание проводил один из его двойников... Ну а плюс на минус будет?!
Офицеры промолчали, отвернувшись к кроваво-алому закату за линией моря.
Глава 14. ИЗЛОМ
Ба-да-да-да... Ба-да-да-дах... – автомат.
Рвущаяся мощь и тяжесть в руках автомата – армия, солдат.
Бегу, задыхаясь, стреляю – приказ.
Страшно, боюсь погибнуть, но бегу – присяга.
Душманы стреляют в меня, я в них – интернациональный долг.
Адское пекло, песчинками в кровь растерты все складки тела – Афганистан.
Добежал, разрушил, убил – правительственная награда.
Убили, замучали, растерзали – «груз-200» – «Черный тюльпан».
Вспышка, взрыв, выстрел, осколки, пуля – больно!
Очнулся? Жив? Потерпи, браток! – санитары. – Больно!
Несут. Погрузили. Свист, рокот вертолета, база. – Больно!
Осматривают, ощупывают. Чисто. Белое. – Врачи. БОЛЬНО!
Черная зелень в глазах, наркоз, звон инструментов – операция. Боль...
Легче, койка, товарищи, бинты – госпиталь. Пить! Больно!
Птицы за окном поют, щебечут – Ташкент. Не Афганистан!
Медсестра какая красивая, заботливая – женщина. Забыл женщин.
Ожидание. Выписка. Сборы. Нетерпение. Документы. Поздравления. Аэропорт – не аэродром. – ОТПУСК!
Не верится. Неужели домой?! На целый месяц! – Сладкие грезы.
Отвык от гражданской жизни. А десять рублей это сколько? За речью следить и следить – через слово мат прорывается. Чувствую, какой стал неуклюжий, грубый. Какая смешная, непривычная гражданская одежда. Это что? Джинсы? А как же в них по горам да по дувалам скакать?! А женщин-то сколько! И не санитарки, не официантки даже, а так, просто красивые женщины. Оказывается, этот мир никуда не делся, стал еще красивее. – А мы там... Твою мать!
Не верю! Нет. Неужели родной город? Забытый? Изменился. Или я изменился? А это что построили? И этого вроде бы не было. Или было? И вот из-за того заборчика очень даже хорошо засаду устроить, как раз спуск под горочку... Ой, да что это я?! Волнуюсь. Родной двор, родной дом. Покурю пока. Да нет, домой, домой! Здравствуй, мама!
Не плачь, мама. Живой, живой. Да. Почти здоровый. Через месяц буду как новенький. Потому и в отпуске.
