лампа, стоявшая на опрокинутом вверх дном кухонном горшке, бросала красноватый отсвет на лица двух сидевших за столом мужчин. На столе дымилась паром большая миска отваренного в мундире картофеля. Тут же стояла: сковорода с мясом, прикрытая глубокой тарелкой. Очевидно, люди собирались ужинать: у каждого в руке была очищенная картофелина. Мужчины вопросительно уставились на вошедшего.
Один казался очень высоким. На его лице, с крупными чертами, выделялись пышные, закрученные кверху усы неопределенного цвета, а единственный глаз зорко смотрел на гостя. Цигейковый жилет охватывал широкую спину, ватные брюки были заправлены в валенки. Второй человек казался наполовину ниже первого Большой нос занимал чуть ли не все круглое лицо. Маленькие быстрые глаза, реденькие волосы, спутавшиеся на остроконечной голове, короткие руки — все это невольно наводило на мысль, что перед тобой карлик.
— Вам кого? — подымаясь из-за стола, пробасил усатый. Он вытер руки и направился к Костричкину, остановившемуся у дверей. Лейтенант понял, что это хозяин дома.
— Белгородов Василий Захарович? — спросил Костричкин.
— Он самый. А вы кто будете?
Костричкин откинул полу тулупа, достал удостоверение и протянул хозяину. Тот подошел к столу, нагнулся к лампе. Потом молча протянул удостоверение своему товарищу. Тот долго рассматривал документ и с заметной тревогой в голосе спросил:
— С чего бы это вдруг?
Хозяин недоуменно пожал плечами и вернул документ лейтенанту. Наступило неловкое молчание.
— Василий Захарович, нельзя ли у вас переночевать? — спросил Костричкин.
— Почему ж нельзя, — спокойно ответил Белгородов. — Милости просим. — Маленький вскинул остроконечную голову, и его глаза забегали с лица Белгородов а на Костричкина. А Белгородов, помогая гостю снять тулуп, спросил:
— Небось, проголодались в пути, лейтенант? Садитесь с нами за горячую картошку.
— Спасибо, Василий Захарович, не могу, на дворе стоят розвальни. Определить бы их куда- нибудь.
— Это мы в один момент. Оставайтесь в избе, а я все устрою. — Белгородов надел меховую шапку, тулуп и вышел.
— Присаживайтесь, присаживайтесь, — засуетился остроголовый. Он вышел из-за стола и внезапно предстал перед Костричкиным человеком среднего роста, нормального телосложения. Костричкин со скрытым удивлением посмотрел на этого странного человека.
— Снимите шинельку-то. У нас жарко натоплено. Мороз-дедушка к нам доступа не имеет.
Костричкин молча снял шинель, повесил в углу на гвоздь и оглядел комнату. Все говорило об отсутствии в доме женщины. Стол ничем не был накрыт. Хлеб лежал на голых досках, правда, выскобленных до желтизны. Сильно закоптелое стекло лампы пропускало тусклый свет. Стоявшая в углу постель прибрана кое-как. Перехватив взгляд лейтенанта, остроголовый пояснил.
— Мы с Василием сегодня только вернулись с участка. Временно у нас жили наши бесквартирные рабочие, — и он смущенно опустил глаза.
— Чем же вы занимаетесь? — Полюбопытствовал лейтенант.
— Валим лес, — оживился остроголовый. — В Новом поселке проживают только наши лесорубы. Сейчас обстраиваемся, а весной работа закипит…
Белгородов вернулся вместе с возницей.
— Что же эго ты, Игнат, не приглашаешь гостя к столу? Давайте присаживайтесь…
Первым из-за стола поднялся возница.
— Пойду, взгляну на моих коняг. — Он надел тулуп, натянул ушанку и варежки и вышел.
Вслед за ним поднялся и Костричкин. В сенях он что-то сказал вознице и вернулся к столу.
— Василий Захарович, мне с вами поговорить надо. Где бы можно это устроить? — спросил Костричкин и выразительно посмотрел на хозяина.
— Что-нибудь особо секретное? — во взгляде Белгородова отразилась тревога.
— Да нет. Если вам удобно…
— От Игната у меня секретов нет, товарищ лейтенант. Так что прошу… — указывая на стул и усаживаясь рядом, сказал хозяин.
— Я вот с каким делом. Вам нужно завтра же вылететь со мной на юг на несколько дней. Все расходы будут оплачены. Ваше присутствие крайне необходимо для решения важного вопроса…
Белгородов молча переглянулся с Игнатом. Взъерошил волосы, взял со стола трубку, нагнулся к печке, голыми руками достал уголек и прикурил.
— А можно узнать, зачем? — немного погодя спросил он.
— Видите ли, Василий Захарович, меня не уполномочили вести об этом разговор, — просто объяснил лейтенант.
Облокотившись о стол, Белгородов молча курил.
Костричкин догадывался, какие чувства обуревают сейчас этого видавшего виды человека, но говорить о цели поездки он действительно не имел права.
Наблюдая за хозяином, лейтенант забыл, что кроме них, в комнате есть еще третий А Игнат, прислонившись спиной к косяку двери, пристально смотрел на Костричкина, как бы желая разгадать его мысли, попять, что кроется за его словами.
— Меня очень смущает внезапность выезда, товарищ лейтенант, — нарушил молчание Белгородов. — На мне лежит забота о целой бригаде людей, прибывших сюда. Они не приспособлены к условиям севера, почти без жилья. Я должен помочь им во всем. Как же я так вдруг…
— Василий… — каким-то особым, как показалось Костричкину, ласковым голосом заговорил вдруг Игнат. — Василий, не спеши с ответом. Подумай, взвесь. Не может быть, чтобы человек добирался в такую даль к нам по пустякам. Раз ты нужен, значит дело важное. Так я говорю? А? — повернулся он к Костричкину. — Ведь верной А мы, Вася, здесь сами управимся. Поручи дело, к примеру, Голубченко, он ничего, дельный мужик…
— Нет, что ты! Как я могу перепоручать. Забыл случай на Байкале? Нет, этого делать нельзя… И зачем это я понадобился так вдруг? — произнес он вслух, но спохватился и виновато улыбнулся лейтенанту.
Игнат подошел вплотную к Белгородову и положил руку ему на плечо, как бы желая успокоить друга, вселить в него бодрость. Лейтенант с интересом наблюдал эту сцену.
— Видно, Вася, — вновь заговорил Игнат, — что дело очень важное. Надо ехать. А Голубченко мы поможем, обещаю тебе. И чего тут помогать-то? Дома почти все выстроены, продуктов хватит на целый месяц — ехать за ними не придется. А там, гляди, ты и вернешься. Все будет хорошо, Вася — В голосе Игната послышалась трогательная ласка. Костричкин понял, что между этими людьми существует большая, крепкая дружба.
— Ты не можешь отказаться, раз нужен. Надо, Вася, надо, — убежденно проговорил Игнат и, похлопав по плечу Белгородова, стал укладываться на ночь.
Утром в розвальнях сидели трое. Закутавшись в тулупы, они ехали навстречу разыгравшейся метели. Костричкин поймал себя на том, что мысли его заняты оставшимся в Новом поселке странным, на первый взгляд, а на самом деле умным и душевным человеком с остроконечной головой и маленькими беспокойными глазами…
ГЛАВА IV
Волна морского прибоя разбивается о каменную глыбу Расступившись перед несокрушимой громадой, поседевшая от бессильной злости, она сникает перед каменным великаном и присмиревшая выбегает на песок прибрежного пляжа, окутанного, как и море, густым влажным туманом… В этот ночной час тихо на безлюдном пляже. Только с моря порой слышны тоскливые звуки ревуна, призывающие к осторожности.
