только в восемь часов утра…
Вергизов умолк.
— Продолжайте, продолжайте, Василий Кузьмич, это любопытно, — попросил слушавший с интересом Решетов.
— В госпитале его тоже не смогли разбудить, несмотря на то, что применяли все существующие средства. Проснулся он совершенно здоровым. Говорит, что заснул в трех шагах от скалы, где обычно находился в секрете. По его словам, он отлучился из секрета буквально на несколько минут, когда услышал подозрительный звук, донесшийся с пляжа. Но как заснул — совершенно не помнит. Дозорный соседнего поста говорит, что тот отвечал на сигналы примерно за тридцать минут до того, как его обнаружили спящим. Приведенная собака-ищейка след не брала. Поиски тоже результатов не дали.
На каком расстоянии от места высадки диверсантов находится «Горбатый великан»?
— В семи километрах.
Решетов поднялся.
— Каково же ваше мнение, Василий Кузьмич? — спросил он.
— Трудно сказать что-нибудь определенное. Думаю, что мы столкнулись с очень сложным и коварным планом вражеской разведки. И еще, Михаил Николаевич. Я твердо убежден, что нарушение границы было и нарушитель находится сейчас среди населения. Но кто он? Или они? Чрезвычайно искусно проделано все. Ведь даже намека никакого нет…
Решетов обдумывал услышанное.
— Вы правы, Василий Кузьмич, — наконец заговорил он. — В данном случае перед нами — весьма хитроумный маневр вражеской разведки. Сейчас, конечно, трудно определить, что именно произошло на границе. Но для нас с вами ясно одно: враг заброшен на нашу землю. Не исключена возможность, что это продолжение уже известного нам плана, связанного с номерным заводом. Там ведутся работы над более совершенной моделью самолета с атомным двигателем. А если учесть, что попытка Белгородовой похитить бумаги, которые она считала чертежами проекта, провалилась, то станет ясно, куда направлены усилия врагов.
Решетов взял папиросу и закурил. Вергизов видел, что, хотя внешне Решетов и спокоен, его очень насторожило сообщение.
Майор ожидал, что полковник сейчас же оценит сложившуюся обстановку.
Как бы отвечая на невысказанные мысли Вергизова, Решетов сказал:
— Не будем пока, делать никаких выводов, Василий Кузьмич. Необходимо все тщательно взвесить и проанализировать. Сделаем это на сборе оперативной группы. Срочно затребуйте оружие и всю амуницию диверсантов. Предупредите, чтобы все было в полной сохранности. От этого зависит ход следствия.
— Будет выполнено, Михаил Николаевич. Вергизов поднялся.
— Вы мне еще нужны, Василий Кузьмич. Если, как мы предполагаем, высадка диверсантов имеет отношение к номерному заводу, дело Белгородовой приобретает особую важность. В тринадцать часов, — полковник взглянул на часы, — то есть через пятнадцать минут, у меня будет капитан Смирнов. Если вы не очень устали — останьтесь.
— Обязательно, Михаил Николаевич. Есть что-нибудь новое?
— Кое-что есть. Белгородова не утаивает от нас ничего. Все совпадает с ее показаниями. Только вчера при ее помощи была раскрыта явочная квартира, служившая резервом на случай особой нужды. Арестован также тайный надзиратель этой квартиры под кличкой агент № 17. Он сознался во всем. В его обязанности входило сидеть на приеме раз в неделю. Через нею Гоулен радировал, что скоро сам пожалует сюда.
— О, да у вас Михаил Николаевич, целый ворох новостей и очень интересных. А говорите «кое- что»… — оживился Вергизов. — А как обстоят дела с базой в приозерном лесу?
— Здесь мы столкнулись с очень серьезными трудностями. У Белгородовой точного представления о месте нахождения базы нет. Однажды она пробовала проникнуть туда при помощи Мюллер, но их спугнул человек, собиравший валежник. Это случилось у самой базы, расположенной где-то в районе озера. Белгородова запомнила место. К сожалению, единственный человек, хорошо знающий расположение базы, Даниловна, точнее фрау Мюллер, разбита параличом.
Зазвонил телефон. Полковник снял трубку:
— Решетов слушает. Передайте, что я жду его вместе с капитаном Смирновым.
Спустя минуту вошли капитан Смирнов и лейтенант Костричкин. Капитан доложил о ходе следствия.
— Все упирается в лесную базу, — заключил он свои доклад.
— Что вы предлагаете, капитан? — спросил Решетов.
— Я считаю, товарищ полковник, что нужно вывезти Белгородову на место. Только там она сможет ориентироваться и указать расположение предполагаемой базы. Прошу учесть, что, по словам подследственной, тайник оснащен мощной рацией.
— Разработка плана и осуществление задания поручается вам, Василий Кузьмич. Продумайте план и представьте мне, — распорядился Решетов.
— Слушаюсь, — ответил Вергизов.
— Операцию нужно осуществить как можно быстрее. События минувшей ночи не оставляют нам времени для длительной подготовки. У вас все, товарищ Смирнов?
— Я уже докладывал вам, товарищ полковник, что подследственная настоятельно просит у вас приема. Какие будут распоряжения?
— Хорошо. О времени приема сообщу несколько позже.
— Слушаюсь, товарищ полковник. Разрешите идти? — Капитан Смирнов приложил руку к фуражке и покинул кабинет.
— Так что у вас, лейтенант? — повернулся Решетов к Костричкину.
— Я по поводу Белгородова.
— А, вашего подопечного, — улыбнулся Решетов. — Что с ним?
— До сих пор никакого улучшения.
Решетов снял трубку и попросил соединить его с санотделом.
— Говорит полковник Решетов. Пригласите, пожалуйста, полковника Дьячкова. Товарищ Дьячков? Здравствуйте! У вас находится больной Белгородов. Как его состояние? Да, да, я слушаю. Вот как? — удивленно вскинул брови Решетов. — Ваше мнение? Консилиум. Кого вы предлагаете? А кроме профессора Казанского? Хорошо, благодарю вас.
Решетов положил трубку и обратился к Костричкину:
— Положение, оказывается, очень серьезное. Свяжитесь по телефону с трестом, где он работает, передайте нашу просьбу не тревожить его пока телеграммами. Сообщите, что Белгородов болен. Позаботьтесь о том, чтобы он ни в чем не нуждался.
На второй день полковник Решетов посетил комнату следствия и долго беседовал с Белгородовой.
ГЛАВА IX
После той памятной ночи, когда Матвеевы были усыплены сильной дозой снотворного, Владимир Петрович слег с тяжелым приступом грудной жабы, и его пришлось госпитализировать.
Когда он вернулся из больницы, Веры Андреевны не было дома. Возвратившись, она еще с порога увидела сияющую Ольгу и сразу все поняла. Мать бросила укоризненный взгляд на дочь, не предупредивши ее, поспешно разделась и прошла в комнату Владимира Петровича.
Матвеев лежал на высоко взбитых подушках. При виде Веры Андреевны его исхудалое, пожелтевшее лицо осветилось слабой улыбкой.
Заострившийся нос, глубоко запавшие, в черных кругах глаза, весь болезненный вид Владимира поразили Веру Андреевну. Сердце ее сжалось. Усилием воли она подавила волнение, подошла к нему и
