Стараясь уйти от грустных воспоминаний, он много времени отдавал работе. Его открытия в приборостроении явились крупным вкладом в науку, и имя доктора технических наук Якименко все чаще стало появляться на страницах отечественной и зарубежной печати.
Но беды не оставляли Андрея Андреевича. Младший сын Валерий уехал в Харьков учиться. Лишенный привычной домашней опеки, он подпал под влияние дурной компании, был замешан в преступлении и осужден. Это окончательно сразило старика. После кровоизлияния у него отнялась правая рука и частично была парализована нога.
Целый год не работал Якименко. Уход за ним взяла на себя близкая подруга его покойной жены Зинаида Ивановна. Она навела порядок в запущенном доме, следила за тем, чтобы Андрей Андреевич вовремя ел, строго соблюдал назначенные режим и диету.
Товарищи по работе часто навещали Якименко на дому, держали его в курсе институтских событий. Они сообщили ему радостную весть. Талантливый инженер Степанковский, которого Андрей Андреевич знал по совместной работе на заводе и очень ценил, разработал новую, более усовершенствованную модель самолета с атомным двигателем. Для этого самолета, обладающего огромной скоростью, требовались соответствующие приборы. Узнав об этом, Якименко потерял покой. Он буквально засыпал директора института, своего старого друга, просьбами поручить ему создание таких приборов.
Всеволод Алексеевич Грибов — директор института, один из видных ученых страны — долго колебался прежде чем дать согласие на то, чтобы Андрея Андреевича, несмотря на возражения лечащих врачей, зачислили в штат института.
Для Якименко оборудовали на первом этаже лабораторию, и он приступил к делу.
Не зря, видно, говорится, что беда не приходит одна. Месяц спустя с Андреем Андреевичем стряслось новое несчастье. Переволновавшись на работе, он слег. Пришлось подчиниться категорическому требованию врачей: два месяца не вставать с постели. Но вот ему разрешили подниматься, и он уже начал мечтать, как возьмется за дело. Директор института, навестив больного, в очень осторожной форме дал понять, что работа, особенно разъезды по городу, Андрею Андреевичу вредны. В институт поступило официальное письмо лечащих врачей, составленное в весьма категорической форме.
На все просьбы и убеждения Андрея Андреевича директор отвечал решительным отказом. Всеволод Алексеевич задержался у Якименко дольше обычного, стараясь как-нибудь утешить старика. Наконец он распрощался и вышел ровной походкой, слегка согнув свое длинное и худое тело, чтобы не стукнуться лбом о притолоку.
Два дня Андрей Андреевич был молчалив и угрюм, не допускал к себе ни врачей, ни Валерия, возвратившегося домой после отбытия наказания. Только Зинаида Ивановна осмеливалась время от времени напоминать ему, что пора обедать или принимать лекарство. Он молча повиновался.
На третий день утром Андрей Андреевич позвонил в институт. Состоялся очень неприятный разговор с директором. Этот разговор был продолжен вечером, когда Всеволод Алексеевич сам пришел к Якименко.
Он сидел у кресла, выпрямившись, точно проглотил аршин, теребил длинные седые усы и спокойно доказывал всю несостоятельность затеи Якименко.
Умный и отзывчивый, Всеволод Алексеевич понимал, что своим отказом обрекает Андрея Андреевича на нравственные страдания; деятельный и энергичный, Якименко не сможет жить без любимой работы. Но директор остался непреклонен.
— Хорошо. В таком случае я буду работать дома, — вдруг решительно заявил Якименко.
— Видите ли, Андрей Андреевич, — после неловкой паузы заговорил директор, — такого прецедента у нас не было…
— А вы, Всеволод Алексеевич, создайте мне условия на дому. Квартира у меня обширная, есть где поместить сейфы, усадить чертежника. Причем чертежник может выполнять только наброски, а схемы будут разрабатываться уже в стенах института при помощи письменных пояснений к ним, которые я постараюсь давать самым подробным образом. К тому же я буду лично давать пояснения руководителю группы. Он ведь может приезжать ко мне. Это же так просто…
— Нет, извините меня, дорогой, но это неосуществимо, — Грибов порывисто поднялся, задев своей лысой головой абажур и учтиво распрощавшись, ушел.
Андрей Андреевич еще больше замкнулся и целые дни проводил в своей библиотеке. По утрам он одевался потеплее и выходил во двор подышать свежим воздухом. Волоча правую ногу, медленно пересекал двор вдоль и поперек, сопровождаемый заботливой Зинаидой Ивановной.
Прошло несколько месяцев. Якименко они показались годами. Лето было в полном цвету, когда порог его дома опять переступил Всеволод Алексеевич. Держался он со стариком более мягко, чем прежде, и под конец пожаловался, что работы по созданию новых приборов сильно затягиваются.
Андрей Андреевич произнес целую филиппику против тупого упрямства, свойственного некоторым руководителям, а именно сидящему перед ним высокочтимому и всеми уважаемому директору. Обидевшись, Всеволод Алексеевич на минуту потерял свою степенность, вскочил, задев головой абажур. По лицу Андрея Андреевича разбежались мелкие морщинки, и он заразительно расхохотался. Вытирая выступившие от смеха слезы, достал из тумбочки бутылку настойки, припасенной заботливой Зинаидой Ивановной, — единственный напиток, который врачи разрешили Андрею Андреевичу, выложил на стол сухие пирожки с творогом.
Прощались они, как и полагалось старым друзьям, очень тепло, добродушно подтрунивая друг над другом.
В последний раз задев абажур и машинально схватившись за лысину, Всеволод Алексеевич ушел.
Для Андрея Андреевича наступили радостные дни. Он мог снова вернуться к любимой работе, когда уже не надеялся на такое счастье.
Он сам взялся подыскать подходящего чертежника. В случае необходимости ему обещали присылать на дом институтскую стенографистку.
В дом Якименко доставили сейф, чертежный стол, все необходимые принадлежности. Андрей Андреевич трудился самозабвенно. Его часто посещали сотрудники института, знакомили с ходом работ. Он вносил поправки, давал советы. Дело сдвинулось с мертвой точки и быстро пошло вперед.
Вскоре возникла необходимость личного участия Якименко в разработке основных деталей трех видов новых приборов. Один из приборов предназначался для самолета Степанковского.
Андрею Андреевичу позарез требовался опытный и верный помощник, который бы не считался со временем. Старик очень расстраивался, не находя такого человека.
Помощь пришла неожиданно и со стороны, откуда он меньше всего ее ожидал. Как-то за обедом Андрей Андреевич пожаловался Зинаиде Ивановне на то, что ему не удается подобрать чертежника, и попросил поговорить с ее сыновьями-студентами, не согласятся ли они работать с ним.
На следующее утро Зинаида Ивановна сообщила огорченному Андрею Андреевичу, что сыновья готовятся к экзаменационной сессии и заняты курсовой работой. В разговор неожиданно вмешался Валерий. Он заявил, что одна его знакомая ищет работу чертежника. Скептически относясь к сыну и его знакомым, Андрей Андреевич ничего не ответил. Завтрак закончился в молчании.
Спустя день после разговора в дверь дома Якименко постучали. Зинаида Ивановна открыла и проводила к Андрею Андреевичу молодую женщину.
Андрей Андреевич внимательно оглядел посетительницу. Перед ним стояла стройная девушка, одетая более чем скромно: простенькое платье из искусственного шелка, старенькие босоножки. Бледное лицо с голубыми глазами обрамляли коротко остриженные черные волосы.
— Здравствуйте… — тихо произнесла она.
— Здравствуйте! Садитесь, пожалуйста, — пригласил Якименко. Она присела на край стула и спокойно посмотрела в глаза хозяину дома.
— Чем могу служить? — осведомился Якименко.
— Мне сказали, что вам требуется человек, знающий чертежное дело. Может, я смогла бы справиться с этой работой?
