Керты сидят на противоположных концах стола, поэтому нам приходится вертеть головами влево-вправо, чтобы уследить за ходом беседы.
— Вот вы приехали из города, — говорит Тони, — и, наверное, думаете, что здесь какой-нибудь тибетский рай, Шангри-Ла.
— А на самом деле вы попали прямо в самое пекло! — кричит Лора.
— Здесь только высуни голову за дверь — тебе ее тут же отстрелят.
— Все местные — сумасшедшие!
— Они свихнулись на охране природы, — говорит Тони. — Вот что плохо.
— Правильно, потому что ты их вынуждаешь! — вопит Лора. — Ты — псих, который стоит их всех, вместе взятых!
— Ничего подобного. Да здесь никто не заботится о природе больше меня. Просто до твердолобых местных жителей никак не дойдет вот что: чтобы сохранить природу, нужно что-то менять. Нельзя вернуться в прошлое или стоять на месте. Нужно двигаться вперед. Вперед и только вперед! Это закон жизни! Безжалостный закон… Но этого мои замечательные соседи не понимают.
— Они хотят помешать ему построить трек для мотокросса.
— Трек для мотокросса? — Кейт наконец удивлена настолько, что решается нарушить ритм беседы. — Вы хотите…
— Да-да, построить мотодром, где наглые сопляки на мотоциклах могли бы елозить в грязи по воскресеньям! — кричит Лора.
— Семьсот фунтов в месяц, милочка моя.
— Опять деньги! Он думает только о деньгах!
— Но кто-то же должен о них подумать.
— У него и так все поместье кишит фазанами! Из дому выйти невозможно, обязательно наткнешься на этих тварей, которые еще на тебя и кудахчут! Жареные фазаны, вареные фазаны, мороженые фазаны — скоро у нас самих вырастут крылья, и мы начнем кудахтать!
— А чем бы тебе хотелось питаться? Воробьями на вертелах?
— По-моему, это отвратительно: разводить животных только для того, чтобы их потом убивать.
— Но я же не для себя стараюсь, крошка!
— Нет конечно! Ради этих японских бизнесменов на джипах, которые будут палить из ружей на всю округу! Лучше уж сразу переехать на артиллерийский полигон!
— Двести фунтов с каждого охотника в день! Положим, десять охотников в день, когда мы развернемся по-настоящему. Положим, сто птице-дней в год…
— А может, просто продать поместье и забыть обо всех проблемах разом?! — выкрикивает Лора.
После этих слов Тони внезапно замолкает.
— Кстати, ваш мотодром… — говорит Кейт.
Но Тони ее не слушает — он готовится высказать давно наболевшее.
— Так получилось, что я оказался владельцем этого поместья, — медленно начинает он. — Я не напрашивался — просто в один прекрасный день я обнаружил, что оно мое. Ну, как люди обнаруживают, что у них крепкие мозги, слабое сердце или соблазнительная грудь. Хорошо, у меня — поместье, у нее — грудь, у вас двоих — мозги. Так уж получилось. Могло, конечно, случиться иначе, что у Лоры оказались бы мозги, у вас — поместье, а у меня — грудь. Но раз все как есть, то решения приходится принимать именно мне. Ведь я считаю, что поместье должно оставаться моим. Такая уж мне выпала судьба. И что в этом плохого? У каждой вещи должен быть свой хозяин. Тогда она живет, что-то значит. Ну, если при ней есть человеческое лицо. Опыт коммунистов должен был научить нас хотя бы этому. — Он обращается ко мне: — Вы ведь философ. Скажите, что я прав.
— Видите ли, — отвечаю я, — этот вопрос, конечно, небезынтересен…
Но я не успеваю задержать его внимание на себе.
— Как бы то ни было, — говорит он, — я не собираюсь спокойно сидеть и смотреть, как мое поместье катится коту под хвост.
— Но именно туда оно и катится! — выкрикивает Лора. Она поворачивается ко мне: — Его так и тянет впутаться в какой-нибудь дурацкий финансовый проект.
— Что ты имеешь в виду? Да я был одним из немногих, кому удалось пережить неприятности с «Ллойдом»!
— А ты и не был связан с «Ллойдом»! Они вышвырнули тебя из синдиката!
— Нет уж, извините, я ушел сам.
— А вспомни ту заграничную махинацию!
— Не знаю, о чем ты говоришь. А вот сделку с арабами помнишь? Она же выгорела.
— Она провалилась, как и остальные. И всех посадили!
— Ну, к тому-то моменту я уже вышел из дела.
Тут до меня начинает доходить, что все мои иконологические заключения ошибочны. Совершенно ошибочны. Я неверно истолковал символическое значение всего замеченного в поместье Кертов: от упаковочного шнура до дыр в ковре. Никаких особых «логий» и не требовалось, достаточно было немного прямолинейной «графин» Кейт. В этих символах полностью отсутствует ирония. Все следует понимать буквально. У Кертов просто-напросто нет денег. У них есть лишь бездонная, высасывающая все их накопления трясина и не менее бездонная некомпетентность.
Выясняется, что у Лоры имеются свои планы насчет поместья.
— По-моему, нам надо привлечь к этому делу нормальных продюсеров, — говорит она. — Устроим здесь фестиваль в духе «Нью эйдж». Выстрижем в траве на лугу какие-нибудь загадочные узоры. Десять тысяч человек — по десятке с носа. Понадобится лишь звукоусилитель и несколько будок-туалетов. А спать все могут в собственных спальных мешках.
— Ну и где же все они поместятся? — спрашивает Тони.
— На газоне перед домом?
— Нет, конечно, где-нибудь подальше от дома. Например, на том большом пустыре.
— На каком еще пустыре?
— За лесочком, где развалившийся сарай. Никто там не бывает.
— Вы имеете в виду поле за нашим коттеджем? — спрашивает Кейт.
— Ах да, — вспоминает Лора. — Ну, на те выходные вы могли бы остаться в Лондоне.
По выражению лица Кейт я понимаю, что она уже готова вступить в местное общество охраны природы. Но лично я особого беспокойства не испытываю. Я уверен, что поле, о котором идет речь, еще долго останется в его нынешнем, очаровательно запущенном состоянии. Как и все поместье Кертов. Фестивали, мотодромы — ни одной из этих замечательных идей не суждено осуществиться.
Я чувствую к Кергам известную симпатию, граничащую с благодарностью. Ведь именно в силу их стесненного положения и нерадивости мы имеем возможность наслаждаться этим уголком нетронутой, настоящей деревни. Но так или иначе, мы им не помощники. Я смотрю на часы и начинаю издавать ритуальные звуки, выражающие сожаление по поводу скорого прощания.
— Большое спасибо за прекрасный вечер, — говорю я.
— Боюсь, что Тильда может проснуться в любой момент. Мы и так уже вчера полночи не спали, а завтра нам рано вставать…
Ну почему мы всегда придумываем на одно оправдание больше, чем нужно? Однако мы с Кейт уже на ногах.
— А картину-то он вам показал? — спрашивает Лора.
Ага, вот оно.
По крайней мере мы не просто так наслаждались прекрасным общением.
Картина висит в комнате, которая у Кертов именуется «столовой для завтраков». Впрочем, слово «висит» не передает всеподавляющего величия полотна. Оно попросту заполняет всю комнату.
По крайней мере таково мое первое впечатление, потому что сама «столовая для завтраков» относительно невелика, и в ней одновременно могут поместиться лишь несколько Кертов, спустившихся поутру к своим кукурузным хлопьям и почкам под острым соусом. Картина в изысканной золоченой раме
