«Воровской» боярин Григорий Шаховской был сослан «на Каменное» в монастырь, Самуил Кохановский — в Казань, атаман Федор Нагиба и некоторые другие вожди мятежа — в «Поморские города». Несколько позже, когда Лжедмитрий II подошел к Москве, а его отряды заняли половину государства, Болотников был сначала ослеплен, а затем «посажен в воду». Побиты были также его сподвижники — казачьи атаманы, находившиеся в ссылке.
Ни падение Тулы, ни казнь казацких предводителей не положили конец Смуте.
Тушинский лагерь
С тех пор как Лжедмитрия II признали многие русские города и его дело стало на твердую почву, интерес к самозванческой интриге стали проявлять влиятельные лица Речи Посполитой, некогда покровительствовавшие Отрепьеву. В числе их были князья Вишневецкие, Ружинский, Тышкевич, Валевский и другие.
Король Сигизмунд III не желал участвовать в авантюре. Но мятеж против королевской власти усилил элементы анархии в Речи Посполитой. Наемные солдаты, оставшиеся без работы после подавления мятежа, хлынули в русские пределы в надежде на то, что «царек» щедро вознаградит их за труды.
Давний сподвижник Отрепьева князь Роман Ружинский не прочь был сыграть при Лжедмитрии II такую же роль, какую при первом самозванце играл Юрий Мнишек. Оба вельможи оказались на пороге разорения и все надежды возлагали на успех авантюры и щедрые пожалования «царя». Обедневший украинский магнат заложил земельные владения и влез в долги. На занятые деньги он навербовал отряд конных копейщиков.
Среди наемников было немало участников московского похода Отрепьева, и Ружинский должен был подготовить их к встрече с бродягой. Одним лишь насилием предотвратить нежелательные толки было невозможно. Гетман нанял доктора богословия Викентия, который выступил перед солдатами с россказнями о том, что он видел «царя Дмитрия» при его первом появлении в Польше и в бытность его в Москве, потом в келье у бернардинских монахов, а затем в Стародубе, и все это одно лицо. Чтобы оправдать авантюру, богослов написал донесение в Рим с доказательствами истинности «царя Дмитрия».
Прибыв на Русь, Ружинский направил послов к Лжедмитрию II. Когда послы вернулись, солдаты обратились к ним с вопросом, тот ли это «царь». Ответ послов был более чем двусмысленным: «Тот, к которому вы нас послали!» Прошло два с половиной месяца, прежде чем Ружинский возобновил переговоры. Поляки убедились, что «царек» не располагает богатой казной, достаточной, чтобы оплатить их услуги. Это было главной причиной промедления.
Перейдя в Кромы, войско направило к «вору» новых послов. Весной 1608 г. они явились в Орел, где «канцлер» поляк Валевский приветствовал их от имени «самодержца». Придворный этикет был грубо нарушен самим «государем». Он поносил поляков, обвиняя их в измене. Изменой «вор» считал любые сомнения в его царственном происхождении. Самозванцу передали двусмысленную фразу первых послов, и он принял позу оскорбленного человека.
Брань убедила жителей Стародуба, что перед ними истинный государь. Но на поляков она произвела обратное действие. В ответ на ругань послы — наемные солдаты объявили, что теперь они уверены, что перед ними не прежний «царь Дмитрий», так как тот в отличие от нового «умел уважать и понимать воинов». Послы закончили речь прямой угрозой, заявив, что солдаты «будут знать, как поступить».
Старое руководство в лице гетмана Меховецкого не желало допустить в свой лагерь Ружинского. Но Меховецкий утратил авторитет, так как не обеспечил выплаты наемникам обещанных денег. За спиной Меховецкого солдаты пришли к соглашению с войском Ружинского.
Когда Ружинский вступил в Орел, самозванец дал пир в его честь. За столом «царек» пространно рассуждал о том, что никогда бы не согласился стать польским королем, «ибо не для того народился московский монарх, чтобы им управлял какой то архибес или, как по нашему (по-польски. —
Обличения послов и угрозы в адрес «вора» были забыты. Наемников более всего волновал вопрос, заплатят ли им за службу в России.
В апреле 1608 г. польские солдаты собрались на войсковое коло для выборов гетмана. Вновь в центре внимания был вопрос о деньгах. Новым гетманом наемники выкрикнули Ружинского. Лжедмитрий II, вызванный в коло, пытался перечить. «Цыть, б… дети!» — кричал он. Поднялся страшный шум. Солдаты требовали немедленно предать негодяя смерти: «Убить его, мошенника, зарубить! Ах ты, такой-сякой сын, разбойник! Поманил нас, а теперь платишь нам неблагодарностью!»
Ружинский убедил солдат, что обеспечит им жалованье, соответствующее их достоинству. Взбунтовавшееся наемное войско окружило двор «царька» вооруженной стражей. Меховецкий не желал признать свое поражение и пытался оспорить решение польского войска. Первый покровитель шкловского учителя рассчитывал на поддержку «государя» и казачьего войска, по численности далеко превосходившего наемную армию. Но Лжедмитрий II струсил и не смог защитить своего гетмана. Попав под домашний арест, он запил горькую. Протрезвев, «самодержец» должен был вытерпеть новые унижения. Он просил прощения у наемных солдат и признал власть избранного гетмана Ружинского, после чего Меховецкий был изгнан из лагеря.
Новый гетман не сразу почувствовал себя хозяином положения. Он принужден был оставаться в Кромах, в то время как Лжедмитрий II находился в Орле с Заруцким.
Смена командования имела важные последствия. Болотниковцы, приведшие к власти «стародубского вора» и пользовавшиеся большим влиянием в его лагере, стали утрачивать одну позицию за другой. Следом за шляхтой и магнатами в окружении Лжедмитрия II появилась московская знать.
Встреча наемников с «государем» породила толки о его самозванстве. Уверенность воинства в успехе авантюры поколебалась. Гетману пришлось прибегнуть к новым инсценировкам. На помощь ему пришли доктор Викентий и некто Тробчинский, якобы знавший многие тайны Лжедмитрия I. Тробчинский взялся проэкзаменовать «царька» и установить, является ли он прежним «Дмитрием». На публичном диспуте он излагал «тайны», заведомо искажая детали. Школьный учитель уверенно поправлял его и на все вопросы давал точные и исчерпывающие ответы. Вопрошавшие изображали при этом величайшее изумление и заявляли, что об этом знали только они да еще сам «царь Дмитрий», а значит, это, несомненно, он, хотя внешне и не похож.
Речи об истинности «государя» заключали убийственную для него оговорку. Признание того, что претендент вовсе не похож на коронованного «Дмитрия», обрекало «вора» на положение марионетки, которую поляки могли в любой момент объявить обманщиком и выбросить на свалку. Над головой самозванца повис меч.
Тем не менее наемные солдаты были удовлетворены спектаклем и готовы были простить «государю» его внешность. Их удовлетворили обещания выплатить деньги.
Затея Ружинского была рассчитана не на одних только наемников. Вскоре гетман обратился с посланием к князю Василию Голицыну, одному из бояр, посадивших Отрепьева на трон. Литовцы не служат многочисленным лжецаревичам, объявившимся в России, но он, Ружинский, убедился в истинности «царя Дмитрия» и в числе первых стал ему служить, так как его отец, дед и дядя верно служили прирожденным московским государям. (Ружинские пользовались авторитетом в Запорожской Сечи и не раз приводили отряды запорожцев и воевали против татар бок о бок с царскими воеводами.)
Обращение должно было посеять сомнения среди сподвижников Лжедмитрия I в Москве, утративших прежнее влияние после воцарения Шуйского.
Ружинский развил бурную деятельность. По его приказу Лжедмитрий II обратился за помощью к «родителю» — тестю Юрию Мнишеку, чтобы через него заручиться поддержкой короля. Мнишек откликнулся на призыв и составил подробную записку для Сигизмунда III с уверениями, что его зять жив и, ссылаясь на статьи тайных договоров, просит о признании и военной помощи. Мнишек вновь излагал планы насаждения
