Прямо с неба, среди рос, К нам идет Иисус Христос. К нам идет Иисус Христос.

Глухой Клаус приготовил гуся с яблоками. Гильдегард привезла вино и оделила каждого праздничным подарком в виде большого марципанового сердца. Биби связала каждому теплые носки. Шпац поставил елку, привезя ее с Чертова озера.

Трапезничали за общим праздничным столом, и некое семейное чувство объединило их: отверженная семья на островке тьмы. Держались друг за друга речами и взглядами. Сидели вместе, пока первые свечи не стали гаснуть, и бутылка вина была почти опустошена. Снег начал валить за окнами и окутал ночь белым безмолвием. Тогда молчание снизошло и на них, и беседа прекратилась. Псы лаяли за окнами, осел долго и печально ревел, ночные птицы чирикали между деревьями. Животная ферма издавала свои обычные голоса, но в рождественскую ночь, в необычном безмолвии комнаты, голоса эти казались приходящими из иного мира.

– Поздравляю всех вас с праздником и желаю всем радостного Нового года, – встал Шпац со своего места, и первым покинул комнату. Гильдегард проводила его в его комнату.

Следует отметить изменения в его обители. Нет попугая, который всегда встречал его приветствием – «Каким ты стал красивым, Вольдемар». Попугай перешел в руки Бумбы. Место попугая заняла собака с мордой чудовища, которую привезла ему Гильдегард. Собака лежит на его постели, поворачивает к нему голову и помахивает хвостом. На поломанную дверцу шкафа все еще наклеены фотографии художников, людей искусства и берлинских знаменитостей. Лица некоторых из них Шпац крест-накрест перечеркнул красными линиями.

– Я зачеркнул тех, которых посетил с целью помочь освободить Аполлона из тюрьмы, – говорит он удивленной Гильдегард. Видишь, у многих я уже был.

Гильдегард села у стола, подперла лицо своими большими красными ладонями. Шпац отлично знает, почему лицо ее напряжено. Он еще не рассказал ей о встрече с писателем Антоном, не хотел ей сделать больно. Она же все эти дни ничего не спрашивала, но скрытое напряжение, возникшее между ними, явственно ощущалось. Последние недели он и так не появлялся на ферме, посещая днем и вечером друзей и знакомых, пытаясь заставить их помочь его арестованному другу.

– Боги устали, – сказал Шпац и отвернул от нее голову.

– Что будем делать?

– Вполне возможно, что все вернется на свои места без их помощи. Ведь на последних выборах нацисты потеряли два миллиона голосов. Гильдегард, душа народа начинает отворачиваться от них. Хотя к власти и пришел этот противный генерал, но я уверен, что он долго не продержится. Народ его выбросит. Народ, Гильдегард, мудрее своих вождей. Может, с его помощью, появится у нас в новом году умное и справедливое правительство. Закон и порядок вернуться к власти. Суд над моим другом свершится, и он выйдет из тюрьмы. Судьба Аполлона не зависит от этих, – Шпац указал на дверцу шкафа, – личная его судьба зависит от общей судьбы народа. Надежда моя только на народ, – он обернулся спиной к дверце, отяжеленной физиономиями, словно сбежал к окну – вдохнуть в себя эту белую ночь, несущую в себе всю сущность мира.

Полоса света, тянущаяся из комнаты Биби, выглядит как длинный палец, указывающий на дальнюю цель.

– Из тьмы возникает искра света, – сказал он, – возможно, Гильдегард, мы еще увидим добрые дни в нашей стране.

– Нет, – сухо ответила она, – злодеев не побеждают с помощью выборов.

За окном слышны шаги. Клаус возвращается от Биби в свою комнату, она опускает жалюзи, луч света из ее окна исчезает. Завершилась рождественская ночь. На ночном горизонте, словно гиганты, выросли холмы. Лишь окно Шпаца освещает небольшой участок двора.

– Но что мне делать? – восклицает он, глядя на взволнованное лицо Гильдегард.

– Ты знаешь, что на тебя возложено.

– Но ты знаешь, какую цену мне надо будет за это заплатить.

– Ну, и что с того?

Гнев охватывает его из-за ее такого решительного вмешательства в его дела, он вскакивает и начинает носиться по комнате. Собака спрыгивает с кровати и начинает носиться вслед за ним.

– И ты предлагаешь мне все это, несмотря на то, что отлично знаешь, если я поставлю свое имя под нацистской поэмой Бено, я на всю жизнь останусь в глазах у всех нацистом?

Она пожимает плечами и не дает вразумительного ответа.

– Мой друг Александр запретил мне это сделать!

– Он не немец.

– Но он понимает меня. Он истинный мой друг.

Она молчит и смотрит на перечеркнутую физиономию Антона, а от нее переводит взгляд на Шпаца.

– Ты хочешь, чтобы я заплатил за их предательство?

– Я хочу, чтобы ты освободил друга из тюрьмы.

– Чего ты так заботишься о моем арестованном друге? Ты не знакома с ним и не знаешь, стоит ли он, чтобы я оплатил его освобождение.

– Я знаю лишь, что он твой друг. Верность другу стоит любой цены.

Тишина в комнате. «Злодейка! Жестокая!» – думает он и хочет повернуться к ней спиной, спрятаться в себе, но она решительным жестом заставляет его сесть рядом с ней. За столом, напротив ее большого лица, в безмолвии комнаты, гнев его проходит. Глаза ее добры, милосердны, напоминающие огромную мать-Беролину, статуя которой стояла на Александрплац, и была убрана оттуда, ибо мешала движению. Эта колоссальная по размерам каменная Беролина был символом Берлина, как мать Германии. Она – мать Германии – она!

Шпац опускает голову перед Гильдегард: она будет судьей всех его сомнений.

– Я боюсь стать для них притчей во языцех, – шепчут его сухие губы.

– Твой страх, – смеется она коротко и остро, затем тоже понижает голос. – Страх этот – настоящий, мой молодой и несчастный друг. Сердце мне подсказывает, что они возьмут власть, и весьма скоро. Они – злодеи. Они превратят зло в закон. В мире, каков он есть, побеждают злодеи, а праведники терпят поражение. Боги устали, мой молодой и несчастный друг, и дьявол – побеждает. Когда они победят, мой молодой и несчастный друг, они не будут различать между хорошими и плохими немцами. Все мы – в аду. И все мы будем бесами, позорными и отвергнутыми всем миром. Так спаси хоть чистоту собственной души, жертвуя ею. Спаси своего друга, чтобы остаться человеком в бесовском аду.

– Да, – складывает он руки на столе и смотрит ей в лицо, – я принимаю на себя этот вызов и заплачу цену.

Старый больной пес подает хриплый голос в холодную рождественскую ночь.

Ночь безмолвна. Дремлет скит. Сладок сон. Лишь он не спит. Спят святые, день поправ. Парень молод и кудряв, Прямо с неба, среди рос, К нам идет Иисус Христос. К нам идет Иисус Христос.

Громкие голоса доносятся из трактира Флоры. Огромная елка сверкает множеством свечей, поблескивают разноцветные шары, стеклянные ангелы улыбаются. Симпатичная Тильда, вдова убитого

Вы читаете Дети
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату