узнать, не можем ли мы вам чем-нибудь помочь?
— Нет, — зло бросила Сутолокина, — ничем вы мне помочь не можете. Идите к своей жене!
— Хорошо, хорошо… — Пузаков понял, что попал в дурацкое положение. С одной стороны, ему вдруг начали приходить в голову какие-то непрошеные мысли, с другой — он понимал, что Сутолокина ждала явно не его.
Тютюка с легким волнением орудовал короткими импульсами. Получалось плохо, он никак не мог точно выбрать направление предобработки, кроме того, приходилось обрабатывать сразу две цели. Сутолокина, которая по-прежнему надеялась на встречу с Зауром, довольно успешно отталкивала приходившие ей в голову мысли о том, что не худо бы поближе познакомиться с Пузаковым, а Пузаков ни на минуту не оставлял без внимания тот факт, что Сутолокина дожидается какого-то мужика, и мужик этот вполне может от души навалять бухгалтеру по морде.
— Уйдите вы, — проворчала Сутолокина, — не понимаете, что ли, что мне нужно побыть одной?
— Да, да, — ясно видя, что ему надо идти, кивнул Пузаков, но никуда не пошел. Тютюка дал ему импульс оставаться на месте, но знал, что долго держать подопечного не сможет.
Наконец Тютюка придумал. Он совершенно неожиданно вспомнил, что у здешних реликтовых есть хороший обычай пить водку. Он рискнул и дал длинный импульс по Сутолокиной. От этого импульса Александра Кузьминична совершенно внезапно вспомнила, что у нее под скамейкой стоит нераспечатанная бутылка. Она наклонилась и вытащила вполне обычную «Русскую», с наклейкой, на которой была обозначена старинная цена «без стоимости посуды». Сутолокина была твердо убеждена, что бутылку она принесла с собой. Следующий короткий импульс заставил Сутолокину сорвать пробку и без долгих разговоров глотнуть примерно четверть бутылки. Сутолокина в своей сугубо интеллигентной и малопьющей семье подобные дозы раньше принимала лишь несколько раз в жизни, и то не залпом, а минимум пятью рюмками. К тому же все это выпивалось с большими интервалами и интенсивно перемежалось закуской. Ее не вывернуло, но захмелило сильно и мгновенно. Ей стало весело и очень просто.
— Толстенький, — изрекла Сутолокина в совершенно несвойственной для себя манере, — выпить хочешь?
Пузаков еще с детских времен очень переживал из-за своей фамилии, хотя, увы, ее вполне оправдывал. Животом он обзавелся еще задолго до того, как его стали называть по отчеству. Толстый, Пузак, Пузанище, Пузо, Жиртрест — именно такими кличками его награждали в детстве. Тем не менее, когда его назвала так Сутолокина, он не обиделся. Водку он, кстати, почти не пил, потому что при его работе это грозило ошибками, а бухгалтерские документы — вещь точная. Но сейчас-то не работа! От предложенной бутылки он не отказался и отхлебнул примерно столько же, сколько и Сутолокина. И ему тоже стало хорошо, весело и очень просто.
— А ты ничего… — оценил Пузаков, очки которого съехали на нос.
— И ты тоже, хи-хи! — Боже, если бы Александра Кузьминична слышала свой смешок со стороны! — Ты кто?
— Я Вовочка… — икнул Пузаков.
— Вовочка! Ха-ха-ха! — закатилась Сутолокина. — А я Шура! Или Сашенька — как хочешь. Б-будем знакомы?
— Б-будем! — Пузаков отхлебнул еще, поменьше, чем в первый раз, а Сутолокина допила все, что осталось.
— А я красивая? — поинтересовалась Сутолокина. — Верно?
— Ужас! — подтвердил Владимир Николасвич. — Мерилин… ик! Марло…
— Пойдем гулять?! — предложила Сутолокина.
— Обязательно! И будем петь!
— Точно! — Сутолокина вскочила на ноги и притопнула, словно бы собралась сплясать. — А что петь будем?
— Про меня, — объявил «Вовочка», — про бухгалтера!
— А ты бухгалтер?! — в диком, хотя и немотивированном восторге завопила Сутолокина. — Я только слов не знаю.
— Ни хрена! — погрозил кому-то пальцем Пузаков. — Все путем!
— Запевай, — потребовала Сутолокина и совершенно неожиданно произнесла несколько слов, которые часто слышала от прорабов, но никогда сама не употребляла. Впрочем, Пузаков на счет своей матушки их, разумеется, не принял, а потому только заржал.
— «Мне надоело петь про эту заграницу, надену валенки да красное пальто…» — заверещал Владимир Николасвич таким похабным голосом, что даже его собственная супруга, находившаяся всего метрах в двухстах от лавочки, не узнала его тембра.
Когда Пузаков допел куплет, Сутолокина визгливо поддержала:
— «Бухгалтер, милый мой бухгалтер! Вот он какой, такой простой…»
Это был чудовищный дуэт. Обнявшись, парочка двинулась по трассе терренкура, шатаясь из стороны в сторону. Подслеповатой Сутолокиной новый кавалер казался настолько обаятельным, что она была от него без ума. Не допев песню, они начали очень неуклюже целоваться, причем вся раскраска губ и бровей Сутолокиной постепенно переходила на взмокшую физиономию бухгалтера. На сто первом метре они сошли с трассы и, беспричинно хихикая, углубились в чащу кустов, туда, где днем рэкетиры били Бубуева. Там, хохоча и вереща, Сутолокина грохнулась навзничь, а Пузаков, забыв и о жене, и о Кирюше, придавил Александру Кузьминичну к корням…
Тютюка ликовал: Сутолокина набрала минус семьдесят пять, Пузаков — минус семьдесят, и это, по- видимому, еще не предел…
УТРЕННИЕ ДЕЛА
Котов проснулся в пять утра. Он увидел разметавшуюся рядом Валю Бубуеву и с удивлением отметил, что ему не хочется сразу же убегать от нее. Не было ни похмелья — хотя и с чего бы его ожидать? — ни раскаяния, ни стыда. Хотя Валя действительно была толстовата, и личико у нее было не слишком свежее, но все же она казалась Котову милой и приятной. Котов пошевелился, и чутко спавшая Валя проснулась.
— Владик… — Она приоткрыла глаза и потянулась к нему…
Примерно через полчаса они, выскользнув из общежития, шли по тропинке в глубь леса, туда, где тек святой ручей. У Вали в сердце цвел целый букет радостей, подаренный Котовым. Не верилось, что все это было с ней, а не с кем-то еще, и лишь ощущая руку Котова, лежащую на ее талии, она убеждалась — нет, это был не предутренний сон, а самая натуральная явь.
Котов не понимал, зачем ведет Валю к ручью. Только знал — нужно, и все. Он не мог иначе.
— Как тут хорошо! — прошептала Валя. — Когда ж ты этот ручей нашел?
— Вчера, — ответил Котов. — А ты разве не знала о нем?
— Не-а… — Вале стало стыдно. Все хвалилась, что местная, а про ручей не знала.
— Надо окунуться, — сказал Владислав.
— Ой, что ты, холодно ведь… — заупрямилась Валя, но противиться Котову не могла. Он заставил ее раздеться и, взяв за руку, подвел к бочажку, в котором вчера искупался.
Плюх! Вода ожгла их очищающим холодом. Валя тихонько взвизгнула, Котов крякнул. Конечно, вылезли они очень быстро, но вода уже совершила свое благое дело.
— Как будто второй раз родилась, — заметила Валя, — теперь каждое утро здесь купаться буду. А то в озере вода до того прогрелась, что даже с утра теплая.
— Да, — кивнул Владислав, — вода тут просто необыкновенная… То ли в ней что-то растворено особенное, то ли…
— Радиация? — встревоженно произнесла Валя.
— Да нет, что-то хорошее.
— А мне сейчас надо в ваш корпус прибираться идти… — вздохнула Валя. — Я ведь на работе, а ты счастливенький, отдыхающий.
— Помочь тебе? — вызвался Владислав. — Мне ведь все равно, чем заниматься. Особых развлечений у вас нет, можно и полы помыть…
— Ой, нет! — замахала руками Валя. — Что ты, что ты, срам какой! Чтоб мужик за меня полы мыл! Иди
