Геббельс оставался под обаянием фюрера с апреля 1926 года, когда он по его приглашению выступил на массовом митинге в Мюнхене. Его привязанность сочетала в себе как пылкое чувство, так и трезвый расчет: это было восхищение интеллектуала уверенным в себе вождем, твердо знающим, чего он хочет; и это было четкое представление карьериста, сознающего, что он может возвыситься только вместе с Гитлером и благодаря (но ни в коем случае — вопреки) ему. Известно, что отношение фюрера к «маленькому доктору» претерпевало изменения в течение ряда лет. Период наибольшего охлаждения их дружбы пришелся на 1938–1939 годы, когда сенсационный любовный роман Геббельса с чешской кинозвездой Лидой Бааровой вызвал серьезное отчуждение между ним и его женой, и фрау Геббельс уже подумывала о разводе — чего фюрер никак не мог позволить по соображениям престижа государственной власти. Сам Геббельс, даже почти лишившись расположения Гитлера, продолжал сохранять к нему горячую привязанность. Видимо, сыграло роль то, что Геббельс при всех своих талантах и уме остро сознавал свою физическую неполноценность, и ему недоставало грубой самоуверенности Гитлера и его природного умения распоряжаться людьми и ситуацией. Так что он был вполне искренен, когда говорил о своей вере в фюрера. Тем не менее приходится различать две вещи: личную приверженность Геббельса своему хозяину и его сознательные и расчетливые усилия по созданию «мифа о фюрере», который он выстраивал в течение многих лет. Интересно разобраться в том, как именно Геббельс развивал этот миф в период между 1925 и 1945 годами, по мере укрепления нацистского движения и самого Третьего рейха.
Любая тоталитарная система нуждается в как можно большем отождествлении своего лидера с руководимыми им массами. Чтобы добиться этого, вождь должен выглядеть и обаятельным суперменом, и «человеком из народа». Ему нужно уметь сохранять дистанцию — и быть близким к массам; казаться нечеловечески мудрым — и простым; одиноко нести груз ответственности — и быть открытым для почитания. Его успехи должны подтверждать его непогрешимость, а любая его неудача и ошибка — либо свидетельствовать о невежестве простых смертных, не разбирающихся в его делах, либо казаться результатом злостных козней его коварных, но неуклюжих врагов. Создание и сохранение такого сложного, но цельного образа является своего рода искусством, требующим использования всех средств массовой информации: прессы, радио, кинематографа и других.
1. Перед 1933 годом
В декабре 1941 года, когда знамя со свастикой развевалось над большинством стран Европы и немцы привыкли воспринимать победы германской армии как нечто само собой разумеющееся, Геббельс проводил совещание в Министерстве пропаганды, на котором упомянул о своем вкладе в достижения нацистской партии: «Я работал по четырем решающим направлениям, — сказал он. — Во-первых, в начальный период существования партии я внес в нее элемент социализма, тогда как до этого она представляла собой организацию, базирующуюся только на среднем классе; во-вторых, я завоевал Берлин и создал предпосылки для полного захвата государственной власти; в-третьих, я разработал стиль и методы проведения массовых партийных мероприятий. Современные торжественные церемонии и ритуалы, посвященные великим событиям в истории партии, основаны на опыте, полученном мною в то время, когда я был гауляйтером Берлина. И, наконец, в-четвертых: я много поработал над созданием «мифа о фюрере». Гитлер приобрел ореол непогрешимости, и многие немцы, косо смотревшие на партию после 1933 года, теперь относятся к нему с полным доверием. Это очень важно, потому что миллионы немцев, еще проводящие различие между фюрером и его партией и даже отказывающие ей в поддержке, верят Гитлеру и поддерживают его».
Эти рассуждения, беззастенчиво афиширующие роль их автора и направленные на укрепление его положения в партии, все же содержат немалую долю истины. Конечно, существовали и другие факторы, способствовавшие широкому распространению среди немцев веры в гений фюрера и его непогрешимость, прочно продержавшейся ровно десять лет: от прихода нацистов к власти в 1933 году до сокрушительного поражения под Сталинградом в 1943 году; и все же Геббельс мог с полным основанием утверждать, что без его неутомимой деятельности миф о Гитлере действовал бы не так эффективно и не укоренился бы так прочно в первое десятилетие существования режима.
Итак, как же представлял Геббельс Гитлера широкой публике еще в тот период, когда нацистская партия представляла собой незначительную расистскую организацию, к тому же расколотую на несколько групп? Сам он был тогда никому не известным мелким партийным чиновником в одной из таких фракций, обосновавшейся в Рейнской области, а его отношение к Гитлеру еще не приняло форму безусловного обожания. В то время Геббельс опубликовал брошюру под названием «Вторая революция», полную пылких рассуждений. Там уже содержались все составные части той полуавтократической и полуромантической идеологии, которую он исповедовал в последующие двадцать лет. Одна из глав книги была написана в форме «открытого письма» Гитлеру и озаглавлена так: «К вопросу о лидерстве». Геббельс называет фюрера «Высокоуважаемый господин Гитлер», выражает горячую веру в правильность принципа единоличного лидерства и признает Гитлера самой подходящей и привлекательной фигурой для воплощения этого принципа. Там же изложены и политические взгляды Геббельса: неприятие политической системы Веймарской республики, романтический мистицизм и вера в приход всемогущего и всеведущего политического пророка — новоявленного Мессии. Подлинный лидер (объяснял Геббельс) определяется не путем голосования: ведь он не может быть игрушкой, которой забавляются массы; его не найти и среди парламентариев; он — освободитель народных масс, и этим все сказано. Он разоблачает бесстыдные нарушения закона и коррупцию системы, в которой лидеры определяются по партийной принадлежности и пустому красноречию. Гитлер же тем более опасен для отживающей системы, что он искренне верит в то, что проповедует. Описывая фюрера как исполнение «таинственной мечты», как человека, указавшего людям верный путь в период отчаяния, Геббельс щедро использует язык германского романтизма и идеи молодежных движений: «Вы пронеслись, подобно метеору, перед нашими изумленными глазами; вы совершили чудо просвещения и вдохнули веру в этот мир скептицизма и отчаяния».
Гитлер описывается как выдающийся первопроходец, а не как всеобщий вождь. «Вы воплощаете в себе веру, — говорит Геббельс, обращаясь к Гитлеру, — веру, которой вы искренне и скромно служите, борясь за светлое будущее». Похоже, что в то время Гитлер еще выступал в образе «первого слуги своего народа», в духе Фридриха Великого. Во всяком случае в 1925 году слово «фюрер» еще не было принято как его общепризнанный и единственный титул. «Фюрер не должен решать сам все задачи. Ему не стоит также терпеть низкопоклонство и лесть со стороны отъявленных дураков и пустых мечтателей, — нахально намекнул Геббельс на мюнхенскую свиту Гитлера. — Ему нужно взять себе в помощники настоящих людей, «крепких мужчин», которые придут, если он их позовет».
Итак, на этом этапе истории нацистского движения, отмеченном неясностями и внутренними распрями, желанный вождь представлялся еще как глава ограниченного меньшинства членов партии. Геббельс с особенным усердием нахваливал это «решительно настроенное меньшинство, которое, вдохновившись верой в необыкновенную личность, может в переломный момент истории остановить сползание нации в пропасть». Эти люди несли свою веру отчаявшейся стране, «как апостолы новой идеи, обещающей чудо освобождения».
Так, используя изобретенный им псевдомиссионерский жаргон, Геббельс противопоставлял друг другу два типа политических ораторов: профессиональных парламентариев, с одной стороны, и проповедников новой идеологии с другой. Первые изображались отпетыми личностями, погрязшими в коррупции, тогда как вторые если и призывали к разрушению старого общества, то только для того, чтобы построить новое. Они, как библейские пророки, старались не ради жирных окладов и высоких постов, а исключительно ради исполнения «таинственной, но желанной мечты» (суть которой пояснялась, правда, весьма туманно).
Гитлер, представший в марте 1924 года перед судом присяжных в Мюнхене, резко отличался, по словам Геббельса, от всех министров и государственных служащих Веймарской республики и даже от самого Рихарда Вагнера, истинного романтика, преданного расовой идее: «Оказавшись перед судом в Мюнхене, вы явились перед нами в образе истинного Фюрера, а ваша речь стала величайшим откровением, произнесенным в Германии со времен Бисмарка». И все же в этой хвалебной оде Гитлер был представлен
