— Чего ты от меня хочешь? Чтобы я еще и комнату вам подыскала?
Я заказала еще выпивку. Когда я вернулась, Сильвия курила и разглагольствовала. Я устала и слушала ее вполуха. На другой стороне стола — я не уверена, так как до меня долетали лишь фрагменты — Клайв, кажется, посвящал Джулию в значение тайных символов, запрятанных в рисунке на пачке из-под «Мальборо». Интересно, подумала я, он пьян или сбрендил? Я медленно тянула свою последнюю порцию, ощущая, как сглаживаются все острые грани. Это была часть команды, группы людей, большинство из которых познакомились в колледже, да так и остались вместе, присматривая друг за другом, проводя время. Они больше походили на мою семью, чем сама семья.
Когда я вернулась домой, Джейк открыл дверь, едва я вставила в замок ключ. Он уже переоделся в джинсы и клетчатую рубашку.
— Думала, ты придешь поздно.
— Проблема рассосалась, — пояснил он. — Я готовлю тебе обед.
Я посмотрела на стол. Там стояли пакеты. Цыпленок в пряном соусе. Хлеб-пита. Крошечный пудинг. Упаковка сливок. Бутылка вина. Видеокассета. Я поцеловала его.
— Микроволновка, телевизор и ты, — сказала я. — Чудесно.
— А потом я собираюсь всю ночь заниматься с тобой любовью.
— Как, опять? Ну, ты и туннелекопатель.
Глава 2
На следующее утро подземка была переполнена больше обычного. Мне было ужасно жарко, и я, пока стояла, покачиваясь вместе с другими телами, а поезд тарахтел сквозь темноту, старалась отвлекать себя мыслями о чем-нибудь другом. Подумала о том, что пора бы подстричь волосы. Можно было бы записаться на время ленча. Я попыталась вспомнить, достаточно ли на сегодня в доме еды или стоило заказать что-нибудь в ресторане. Или пойти потанцевать. Вспомнила, что утром не приняла свои таблетки и должна это сделать сразу же, добравшись до работы. Мысль о таблетках заставила меня думать о ВМУ и вчерашнем совещании, воспоминания о котором были такими, что этим утром мне больше, чем обычно, не хотелось вылезать из кровати.
Тощая молодая женщина с огромным краснолицым младенцем на руках протискивалась по поезду. Никто не уступил ей место, и она стояла, держа ребенка на костлявом бедре, а ее в свою очередь удерживали окружавшие тела. Наружу выглядывало лишь разгоряченное, страдальческое лицо ребенка. Понятно, что вскоре он начал орать, издавая хриплый протяжный вой, от которого красные щеки сделались багровыми, но женщина не обращала на это никакого внимания, словно она была выше всего. На ее бледном лице застыло безучастное выражение. Хотя ее ребенок был одет словно для экспедиции на полюс, на ней самой лишь тонкое платье и расстегнутая куртка с капюшоном. Я проверила себя на материнский инстинкт. Результат был отрицательный.
Затем оглядела всех мужчин и женщин, одетых в костюмы. Я наклонилась к мужчине в прекрасном кашемировом пальто достаточно близко, чтобы можно было разглядеть мельчайшие прыщики, и мягко проговорила ему на ухо: «Простите. Вы не могли бы уступить место этой женщине? — Он выглядел озадаченным и упрямым. — Ей нужно сесть».
Пассажир встал, мамаша протиснулась вперед и приземлилась между двумя развернутыми «Гардиан». Ребенок продолжал ныть, а она смотреть перед собой. Мужчина же мог ощутить себя добрым дядей.
Я с радостью вышла на своей станции, хотя не ждала ничего хорошего от предстоящего дня. При мысли о работе меня тут же охватила летаргия, казалось, конечности стали тяжелыми, а мозги заплесневели. На улице стоял ледяной холод, дыхание облачком вылетало изо рта. Я поплотнее закутала шею шарфом. Следовало бы надеть шапку. Быть может, удастся урвать минуту во время перерыва на кофе и купить что- нибудь подходящее на ноги. Повсюду вокруг меня люди с опущенными головами торопились в свои офисы. Нам с Джейком следует уехать в феврале куда-нибудь, где жарко и безлюдно. Куда угодно, только чтобы это был не Лондон. Я представила пляж с белым песком, голубое небо и себя, стройную, загорелую, в бикини. Я смотрю слишком много рекламы. Я всегда носила закрытый купальник. Ох. Джейк всегда ругает меня за экономию.
Я остановилась у пешеходной зебры. Мимо проревел грузовик. Я и какая-то шляпа разом отскочили. Мельком увидела водителя, сидящего высоко в своей кабине и не обращавшего внимания на бредущих на работу людей внизу. Другая машина, скрипнув тормозами, остановилась, и я шагнула на дорогу.
Какой-то мужчина пересекал улицу с другой стороны. Я заметила, что на нем черные джинсы и черная кожаная куртка. Потом взглянула ему в лицо. Я не знаю, кто из нас остановился первым, он или я. Мы оба стояли посреди проезжей части и смотрели друг на друга. Думаю, я слышала, как гудит клаксон, но не могла сдвинуться с места. Видимо, прошла всего секунда, но казалось, что это длилось сто лет. У меня в животе возникло ощущение пустоты и голода, я не могла вздохнуть полной грудью. Машина опять загудела. Кто-то что-то прокричал. Его глаза были удивительного голубого цвета. Я снова двинулась через дорогу, он тоже, навстречу, мы не спускали глаз друг с друга. Если бы он протянул руку и дотронулся до меня, думаю, что я повернулась бы и пошла за ним, но он этого не сделал, и я вышла на тротуар одна.
Я прошла немного в сторону здания, в котором располагались офисы «Дрэга», остановилась и оглянулась. Он все еще был там, наблюдая за мной. Он не улыбнулся, не сделал никакого жеста. Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы отвернуться, так как взглядом он словно притягивал меня к себе. Войдя сквозь вращающиеся двери здания «Дрэга», я оглянулась в последний раз. Он, человек с голубыми глазами, ушел. Что ж, ушел так ушел.
Я сразу же прошла в туалет, закрылась в кабинке и прислонилась к двери. У меня кружилась голова, дрожали колени, было ощущение, будто на глаза давят непролитые слезы. Может, я простудилась. Может, вот-вот должны начаться месячные. Я подумала о человеке в кожаной куртке и о том, как он смотрел на меня, потом закрыла глаза, словно это могло как-то помочь отгородиться от него. В туалет вошел кто-то еще, открыл кран. Я стояла неподвижно, тихо и слышала, как сердце колотится под блузкой. Я приложила руку к пылающей щеке, потом к груди.
Через несколько минут дыхание восстановилось. Я побрызгала на лицо холодной водой, расчесалась, вспомнила, что нужно принять таблетку. Боль стихала, и теперь я чувствовала себя хрупкой и неспокойной. Слава Богу, никто ничего не заметил. На втором этаже в автомате я купила кофе и плитку шоколада, так как внезапно почувствовала страшный голод, и пошла к себе в кабинет. Непослушными пальцами сняла обертку, развернула фольгу и жадно съела шоколад. Рабочий день начался. Я просмотрела почту, большую ее часть бросила в корзину для бумаг, написала памятку для Майка, потом позвонила Джейку на работу.
— Как твои дела?
— День только начался.
А мне казалось, что после выхода из дома прошли часы. Если бы я откинулась и закрыла глаза, то могла бы надолго уснуть.
— Прошлой ночью было очень мило, — тихо проговорил он. Наверно, там вокруг были люди.
— М-м-м. Однако утром я чувствовала себя как-то странно, Джейк.
— Теперь все в порядке? — В его голосе звучала забота. Ведь я никогда не болела.
— Да. Все чудесно. Просто прекрасно. А у тебя все в порядке?
Мне нечего было больше сказать, но не хотелось класть трубку. Голос Джейка вдруг зазвучал так, словно он очень занят. Я услышала, что он что-то неразборчиво проговорил кому-то другому.
— Да, любимая. Знаешь, мне пора идти. Пока.
Утро прошло. Я побывала на очередном совещании, на этот раз в отделе маркетинга, умудрилась опрокинуть на стол кувшин воды и не сказать ни слова. Просмотрела материал об исследованиях, который мне по электронной почте сбросила Джованна. Она должна была прийти ко мне в три тридцать. Я позвонила парикмахерше и договорилась с ней на час дня. За это время я выпила огромное количество горького, чуть теплого кофе в пластмассовых стаканчиках. Полила цветы, научилась говорить «je voudrais quatre petits pains»[3]и "Ca fait combien?[4]".
За несколько минут до часа я надела пальто, оставила записку ассистентке, что ухожу на час или около того, и по ступеням сбежала на улицу. Как раз начал накрапывать дождь, а у меня не было зонта. Я взглянула на тучи, пожала плечами и поспешила по Кадемем-стрит, где можно было поймать такси до
