Холли сникла на сиденье, глубоко вздохнула и попыталась что-то ответить, но вместо этого зажала ладонью рот и заревела.
Я едва не полез на заднее сиденье, чтобы крепко обнять Холли, однако меня вовремя осенило: скулит не маленький ребенок, который надеется, что папа сейчас возьмет на ручки и все исправит. Это осталось позади, где-то на Фейтфул-плейс. Я потянулся и взял Холли за руку. Она вцепилась в меня как утопающая. Мы сидели так долго — Холли прижалась лбом к окну и содрогалась от беззвучных рыданий. Неподалеку мужские голоса обменялись отрывистыми репликами, затем хлопнули двери машины — и Стивен уехал.
Есть нам не хотелось. Тем не менее для собственного спокойствия я уговорил Холли съесть радиоактивного вида круассан с сыром, который мы купили по пути, а потом повез ее к Оливии.
Я остановил машину перед домом и обернулся. Холли сосала прядь волос и смотрела в окно широко распахнутыми глазами — спокойно и задумчиво, словно усталость и свалившаяся тяжесть ввергли ее в транс. По дороге она успела вытащить Клару из сумки.
— Ты не доделала математику, — напомнил я. — Миссис О'Доннелл разорется по этому поводу?
Сначала Холли взглянула так, словно забыла, кто такая миссис О'Доннелл.
— А, мне все равно. Она тупая.
— Наверняка. Тогда тебе незачем выслушивать ее тупости еще и по этому поводу. Где твоя тетрадка?
Холли неторопливо достала тетрадь и протянула мне. Я нашел первую чистую страницу и написал: «Уважаемая миссис О'Доннелл! Пожалуйста, извините Холли за то, что она не доделала домашнюю работу по математике. Она плохо чувствовала себя в эти выходные. В случае необходимости звоните мне. С благодарностью, Фрэнк Мэки». На предыдущей странице круглым прилежным почерком Холли было написано: «Если у Десмонда 342 кусочка фруктов…»
— Держи, — сказал я, возвращая тетрадь. — Если начнет ругаться, дай мой номер телефона и скажи, чтоб не лезла. Ладно?
— Ага. Спасибо, папа.
— Твоей маме надо обо всем узнать. Давай я все ей объясню.
Холли кивнула, убрала тетрадь, но осталась сидеть, щелкая пряжкой ремня на сиденье.
— Что тебя беспокоит, птичка? — спросил я.
— Ты и бабушка ругались друг на друга.
— Да. Ругались.
— Почему?
— Понимаешь, мы время от времени действуем друг другу на нервы. Никто в мире так не достает, как семья.
Холли запихнула Клару в сумку и рассеянно гладила пальцем потертый плюшевый нос лошадки.
— Если бы я сделала что-нибудь плохое, ты бы соврал полиции, чтобы мне не попало?
— Да, соврал бы. И полиции, и папе римскому, и президенту земного шара — ради тебя врал бы до посинения. Это неправильно, но я все равно бы так поступил.
Холли протиснулась между сиденьями, обхватила руками меня за шею и прижалась щекой к моей щеке. Я до смерти перепугался и обнял ее так крепко, что чувствовал, как колотится ее сердце — быстро, легко, как у дикого зверя. Мне нужно было сказать ей миллион вещей — и все ужасно важные, — но я не мог произнести ни слова.
Наконец Холли с тяжелым вздохом разжала руки, вылезла из машины и забросила на спину портфель.
— Если я должна говорить с этим твоим Стивеном, то можно в среду? Я хочу пойти к Эмили поиграть.
— Разумеется, милая. В любой день, какой тебе подойдет. А теперь иди. Я скоро; мне только нужно позвонить.
Холли кивнула. Подходя к дому, она тряхнула головой и собралась, расправив устало поникшие плечи. Когда Лив открыла дверь и распахнула объятия, узкая спина Холли снова стала прямой и крепкой как сталь.
Я закурил и первой затяжкой уничтожил полсигареты. Немного успокоившись, я позвонил Стивену.
Связь была дерьмовая — видимо, он находился в клетушках убойного отдела, в недрах Дублинского замка.
— Это я. Как дела? — поинтересовался я.
— Неплохо. Как вы и говорили, он все отрицает — если вообще снисходит до ответа; а так больше молчит, только спрашивает, какова на вкус ваша задница.
— Очаровашка. Это семейное. Не позволяй ему тебя достать.
— Господи, да мне-то что! — рассмеялся Стивен. — Пусть говорит что хочет; я-то вечером домой пойду… И вот еще: у вас есть что-нибудь, чтобы сделать его поразговорчивей? — В голосе Стивена звенела уверенность и радостное возбуждение. Из вежливости малыш пытался говорить спокойно, но в глубине души был доволен донельзя.
Я рассказал ему, что у меня есть и как я это нарыл, со всеми тошнотворными вонючими подробностями: информация — это оружие, и Стивену не нужны пробелы в его арсенале.
— Он обожает наших сестер, особенно Кармелу, и мою дочь Холли. Меня он ненавидит всей душой, он ненавидел Кевина, хотя не признает этого, и ненавидит собственную жизнь. Тем, кто доволен своей жизнью, он ужасно завидует — наверняка и тебе тоже. И, как ты сам уже убедился, у него есть выдержка.
— Ясно, — отрешенно сказал Стивен; его мозги вовсю работали. — Ага, ладно. Это можно использовать.
Малыш превращался в мужчину моей мечты.
— Разумеется. Кстати, до сегодняшнего вечера он полагал, что почти вырвался: собирался купить магазин велосипедов, папу сплавить в дом престарелых, переехать и зажить достойной жизнью. Несколько часов назад он считал себя властелином своей судьбы.
Стивен молчал, и я даже испугался — не решил ли он, что я жду от него сочувствия.
— Ну, если я с этим его не разговорю, то я вообще не заслуживаю, чтобы он говорил.
— Вот и я так подумал. Давай, малыш. Держи меня в курсе.
— Вы помните… — начал Стивен, и тут связь забарахлила так, что я слышал только отдельные бессмысленные звуки. Успел разобрать «…все, что у них есть…» — и сигнал исчез, остались лишь равнодушные гудки.
Я опустил окно, закурил новую сигарету и огляделся. На дверях красовались рождественские венки, в саду торчал чуть покосившийся плакатик «Санта, заходи к нам, пожалуйста!», в холодном ночном воздухе ощущалось дыхание зимы. Я выбросил окурок, пошел к двери Оливии и позвонил.
Лив вышла в тапочках, уже умытая перед сном.
— Я предупредил Холли, что приду и пожелаю спокойной ночи.
— Холли спит, Фрэнк. Она давным-давно в постели.
— А! Ладно. — Я потряс головой, прочищая мозги. — Сколько же я в машине просидел?
— Долго — странно, что миссис Фитцбург не вызвала полицию. Ей повсюду мерещатся преследователи.
Впрочем, Оливия улыбалась; и оттого, что она не сердилась на мое присутствие, мне почему-то стало тепло.
— Эта тетка всегда была не в себе. Помнишь, когда мы… — Я заметил отстраненность в глазах Лив и быстренько заткнулся. — Слушай, можно, я зайду на пару минут? Только кофе глотну, голову прочистить, прежде чем домой ехать. Расскажешь мне, как дела у Холли. Я обещаю не злоупотреблять…
Наверное, мой вид ясно говорил, каково мне. Помедлив мгновение, Оливия кивнула и распахнула дверь.
Она отвела меня в уютную, теплую оранжерею — в углах оконного переплета копилась изморозь, но
