да еще дед Вердуго шастал по городу с бейсбольной битой.
В принципе прогресс местных правоохранительных органов оказался ошеломляюще быстрым. Я-то думал, что полиция в Лос-Панчосе располагает лишь джипом или катером, но уж никак не предполагал, что у нее есть свой вертолет. Однако едва ли не через пять минут, в то самое время, когда я вместе со спасателями выгружал труп на пляж, над лагуной уже тарахтела легонькая бело-зеленая стрекоза с надписью «La polizia» на борту.
Вертолет опустился на свободный от публики пятачок пляжа. Из него выскочили человек пять мужиков в белых брюках, зеленых рубашках и больших фуражках с белыми тульями и зелеными околышами. На поясах в открытых кобурах торчали рукоятки «магнумов», к ремням были также пристегнуты американские дубинки с боковыми рукоятками, никелированные наручники, баллончики с какой-то успокаивающей химией. На портупеях были закреплены «уоки-токи» и пейджеры. Да, это вам не Перес и Гомес!
— Лейтенант Эсекьель Гонсалес! — горласто представился солидный дядя в штатском, появившийся вслед за полицейскими в форме. По нашим меркам он вполне потянул бы на майора, а то и на подполковника — во всяком случае, по важности вида.
— Просьба никому не покидать пляж! — сурово продолжил Гонсалес. — Нам понадобятся свидетельские показания.
Один из полицейских тут же перекрыл выход с пляжа, а остальные четверо корректно отодвинули от трупа всех лишних. Нас с Ленкой тоже хотели отодвинуть, но спасатель, вызвавший полицию сказал:
— Сеньор лейтенант! Эти сеньор и сеньора первыми подплыли, когда все произошло…
Неизвестно откуда появился врач, который констатировал смерть. Затем подкатило сразу несколько машин и на пляж вторглись еще человек двадцать разного народа, которые начали что-то фотографировать, обмерять, опрашивать, записывать. «Сеньор теньенте», то есть господин лейтенант Гонсалес, занимался нами лично.
Не могу сказать, что вся эта история меня очень обрадовала. Засветиться в местной полиции не улыбалось даже как свидетелю. Во-первых, рожа партизана и коммунистического министра Анхеля Родригеса была в общем и целом узнаваема. А в том, что архив местной спецслужбы не содержит фотоотпечатка этой рожи, я, как уже говорилось, сильно сомневался. Соответственно здешним «чекистам» я мог понравиться в качестве объекта наблюдения. Привяжутся «хвостиком», будут пасти, понатыкают «жучков» и «клопов» — вот и выполняй тут задачи, поставленные Чудо-юдом. Нет никакой гарантии, что не посадят. Российский консул особо заступаться не будет, ему по фигу все будет, если Чудо-юдо по своим каналам не нажмет. А узнает он о том, что мы залетели, не сразу. Пока суд да дело, ребята, которые охотятся здесь за тем же, что и я, через своих стукачей в полиции и спецслужбе узнают обо мне больше, чем нужно, и постараются, чтобы я вышел из игры. Например, отравился несвежим мясом — токсин ботулизма вещь удобная и дешевая. Или на жарараку наступил — их тут еще не всех переморили. В конце концов, можно и просто выслать. Это тоже будет завал полнейший.
Гонсалес вел себя достаточно корректно. Он скорее напоминал журналиста, берущего интервью, чем полицейского, собирающего свидетельские показания.
— Я попрошу вас представиться, сеньор.
Это было уже не очень приятно, потому что паспорт у меня был на имя Баринова, а в регистрационной книге отеля я значился Брауном. Прямого криминала не просматривалось, но и на особое доверие настроить не могло.
— Дмитрий Баринов. — Я решил, что стоит назваться паспортным именем.
— Вы иностранец?
— Да, я из России.
— Когда вы приехали на Хайди?
— Сегодня днем, рейсом Лондон — Сан-Исидро. В 15.20.
— Остановились в отеле «Каса бланка», сеньор?
— Да.
— Один?
— Нет, с женой, Еленой Бариновой. Вот эта сеньора.
— Очаровательная дама. Просто красавица! Она говорит по-испански?
— Очень хорошо. — Хрюшка не преминула показать, что ей понятны все полицейские комплименты. — Я очень польщена вашей оценкой, лейтенант.
— Вы отдыхаете или ведете какие-то дела на Хайди?
— Отдыхаем. — Мы с Хрюшкой ответили в унисон.
— В отеле живете под своей фамилией?
— Нет, мы записались как Ричард и Эллен Браун, — доложил я, улыбаясь. — Нам сказали, что в «Каса бланке» вовсе не обязательно называться настоящими именами. Мы отлично говорим по-английски, и нам показалось забавным, если мы на время отпуска превратимся в янки.
— Любопытно! — улыбнулся Гонсалес. — А вы могли бы назваться и хайдийцем. Если бы не ваше бледное лицо, я подумал бы, что вы родились в Сан-Исидро. Пара недель на пляже — и вас не отличишь от местных уроженцев.
— Мне показалось, что американцев у вас обслуживают с большим вниманием, чем своих.
— Гостеприимство у нас в крови! — похвастался теньенте. — Значит, сеньор Баринов, вы были первым, кто увидел, как тонет этот человек?
— Не могу сказать, был ли я первым. Просто я находился от него ближе, чем другие. Метрах в пятнадцати— двадцати.
— Вы знали покойного?
— Нет. Мы еще ни с кем не успели познакомиться.
— Покойный плыл параллельно вам?
— Да. Мы его догнали.
— Вы помните, куда было обращено его лицо в тот момент, когда в него выстрелили?
— Выстрела я не слышал, но вообще-то он смотрел на нас с женой. Мы очень шумели, и ему это, видимо, не понравилось.
— На каком расстоянии от берега вы находились, когда произошло убийство?
— Когда этот сеньор погрузился в воду, я был примерно в двадцати метрах от буйков. Мы с женой брызгались водой и в сторону берега не смотрели. Я отвернулся, чтобы стряхнуть воду с глаз, и увидел, что он как-то дернулся и скрылся под водой.
— И вы сразу поплыли к нему?
— Может быть, через минуту или больше. Мне не сразу пришло в голову, что с ним что-то случилось. А потом я подумал, может, ему стало плохо?
— Как вам удалось найти его под водой?
— Вода была прозрачная, а на месте, где он погрузился, было пятно крови. Я увидел его на дне и нырнул.
— Когда вы поняли, что он мертв?
— Только после того, как об этом сказал врач. Лейтенант кивнул и сказал:
— Вы свободны, сеньор.
Мы с Ленкой пошли одеваться. Ясно было, что на пляже оставатьсябессмысленно. Да и купаться в воде, где только что застрелили человека, как-то не улыбалось. Полицейские выпустили нас на лестницу, и мы пошли в отель.
— Очень весело! — проворчала Хрюшка. — Я-то думала, что хоть здесь тихо.
— А что, разве много шуму было? — съехидничал я. — Плыл дядя, плыл и тихо булькнул… Всего и делов-то.
— Страшно, — посерьезнела Ленка. — Я боюсь, Волчара.
— Я тоже. Похоже, что придется гнать тебя отсюда в шею…
— Это почему?
— Потому что здешние дела для волков, а не для маленьких поросят. Мне неохота тратить время на то, чтобы сторожить тебя. К тому же с голыми руками.
— А ты думаешь, что это убийство имело к нам какое-то отношение?
