закончилось для него как можно лучше.
— И хозяйка, она плакала из-за того, что приходится меня продавать. И поклялась, что никогда не расстанется с моей женой.
Я кивнул. Печально, когда такое случается. Деньги — тиран, который правит нами.
— Я декан медицинского колледжа в Огасте. В Джорджии. Вы знаете, где это?
— Довольно далеко отсюда, сэр.
— На юге, полдня пути на поезде. На другом берегу реки Саванны, в штате Джорджия.
— Колледж. Очень интересно, сэр. И что это за место?
— Мы учим молодых мужчин на врачей и хирургов.
— Нет, сэр. — Он вновь улыбнулся. — Место. Для чего вам нужен человек, за которым вы приехали сюда?
— А, вот вы о чем… — Я замялся. — Ну, можно сказать, нам нужен уборщик. Прибираться в помещениях колледжа. И делать кое-что еще, если он захочет, но за это мы будем ему платить. — Я не стал уточнять, но подумал, что выражения лиц он читает куда лучше меня, потому что он на несколько секунд задумался, а потом кивнул.
— Вы будете платить… Хватит на проезд в поезде?
— Если его работа нас устроит. Возможно, если копить деньги, хватит и на большее. Но эта дополнительная работа… не слишком приятная.
Он улыбнулся:
— Будь она приятной, вы не стали бы платить.
В общем, решение я принял. Грязное дело — покупать жизнь, сказал я себе, но в тот момент это было больше чем сделка. Да, ему приходилось оставлять жену в Чарлстоне, но по крайней мере мы спасали его от худшей доли. От полей на юге, от хозяина, который мог обращаться с ним дурно. К примеру, выпороть. Во всяком случае, я точно спасал его от неопределенности — стоять на помосте среди других рабов, не зная, что его ждет. Я подумал, что этот мужчина достаточно умен и честолюбив, чтобы соответствовать нашим требованиям. Может показаться странным, что я решил поговорить с ним заранее, словно он мог сам выбирать свою судьбу, но для наших целей нам требовался человек, готовый работать в нашей команде, а не пассивный пленник. Нам также требовался надежный человек, и я чувствовал: если этот мужчина поверит, что стоит присоединиться к нам, тогда мы смогли бы полностью ему доверять.
На следующий день все, должно быть, посчитали его за смельчака. Он улыбался, глядя на лица белых, словно игрок, у которого на руках оказалось четыре туза.
Семьсот долларов, разумеется, никто перебивать не собирался, и через десять ударов сердца аукционер двинулся к следующему рабу, а мы ушли. Когда отсчитывали кассиру золотые монеты и расписывались в бухгалтерской книге, на лице Льюиса Форда отражалось сомнение.
— Вы уверены в этом человеке, Ньютон?
— Насколько такое возможно, — ответил я. — В последний перед аукционом вечер я довольно долго говорил с ним. Разумеется, не стал вдаваться в подробности его будущей работы. Это было бы в высшей степени опрометчиво.
Льюис Форд хмыкнул.
— Ну, спина у него, должен отметить, подходящая. И, как вы говорите, характер, возможно, тоже. Но достанет ли ему духу? Вот что меня волнует, особенно после того, как повел себя Клегг.
— Я вас прекрасно понимаю, доктор Форд. Но если выбирать между работой, которую предлагаем мы, и той, что ему пришлось бы выполнять на плантациях сахарного тростника или хлопка, я бы, клянусь Богом, собрал волю в кулак и выбрал нас, потому что игра стоит свеч.
— Действительно. Что ж, соглашусь с вашим мнением. Как ни крути, мы собираемся просить его делать практически то же, что делаем сами, зарабатывая на жизнь.
— Мы все будем служить одному хозяину, — кивнул я. — Колледжу, вы понимаете, и медицине.
— А вы знаете, как зовут этого парня?
Я кивнул.
— Он мне сказал. Грандисон. Грандисон Харрис.
— Странное имя. Я хочу сказать, у них у всех такие странные имена. Ксерксы, Тессалонии и все такое. Люди, когда дают клички и имена лошадям и рабам, придумывают абсурдные буквосочетания. Но я не могу сказать, что Грандисон — обычное имя для раба.
Я пожал плечами:
— Насколько мне известно, это фамилия его первого хозяина. И, судя по цвету его кожи, он скорее всего имеет на нее определенные права.
Грандисон Харрис никогда раньше не ездил на поезде, и его интерес к новым впечатлениям, похоже, скрасил печаль, которую он мог испытывать, покидая свой дом в Чарлстоне. Когда поезд отъезжал от платформы, он прилип к окну и даже привстал, чтобы поверх голов провожающих и между домами увидеть водную гладь, огромную как сам мир — во всяком случае, такой она выглядела из окна поезда, — водную гладь, которая соприкасалась с небом там, где следовало быть другому берегу. Послеполуденное солнце яростно отражалось от воды, а он все продолжал смотреть в окно на уменьшающийся в размерах город и бескрайнюю синеву.
— У тебя не заболят глаза от всего этого блеска? — спросил я.
Он повернулся ко мне, расплылся в улыбке.
— Сэр доктор, я хочу сохранить это место в памяти, как сохраняется краска на только что сотканной материи. Мои глаза, возможно, будут немного слезиться, но, думаю, ничего страшного в этом нет. Слезы только помогут моему мозгу зафиксировать воспоминания, да так, чтобы они никогда не стерлись.
Затем многие мили мы оставались наедине со своими мыслями, наблюдая незнакомые ландшафты, проплывающие мимо окна нашего купе, или дремали. Хотя будущее могло оказаться ужасным, этот день по крайней мере закончился.
Городу Огаста море заменяла большая река Саванна. Обрамленная ивами, она отделяла Южную Каролину от штата Джорджия. Со станции в Гамбурге они на карете по мосту пересекли реку и въехали в город. К тому времени уже стемнело, так что многого Харрису увидеть не удалось, только огни в окнах домов. Однако он понял, что город размерами уступает Чарлстону. На ночь его оставили в доме освобожденной женщины, которая брала жильцов, сказав, что заедут за ним утром и отвезут на работу.
На мгновение при свете лампы в гостиной он принял ее за белую, эту высокомерную женщину с каштановыми волосами и непочтительным взглядом зеленых глаз. Доктор Ньютон снял шляпу, когда они вошли; перед тем как уйти, пожал ей руку и поклонился.
Оставшись наедине со странной хозяйкой дома, он пристально посмотрел на нее и спросил:
— Мадам, вы не белая, так?
Она пожала плечами:
— Я свободная цветная женщина. По большей части белая, но не полностью. Они сказали тебе, что меня зовут Альтея Тейлор. Буду признательна, если станешь называть меня миз Тейлор.
— Вы точно выглядите как белая, — заметил он.
И подумал: «И держитесь соответственно».
Она кивнула.
— Моя мама была полукровкой, а отец — белым. Как и мой муж, чью фамилию мне полагалось бы носить. Но фамилия эта — Батт,[19] так что горевать не о чем.
Женщина улыбнулась, он улыбнулся в ответ.
— Мы поженились в Каролине, где я родилась. Там закон это разрешал. В Каролине я училась в школе. Так что не думай, будто этот дом — заведение низкого пошиба. Мы держим марку.
Новый постоялец оглядел уютную маленькую гостиную со старым, но элегантным диваном и вытертым ковром на полу. Около камина стояла книжная полка, на почетном месте лежала Библия в кожаном переплете.
— Ваш белый муж тоже живет здесь? — спросил он.
