– Вряд ли. – сказал Паша. – Мы ж в Москву к нему не поедем… Дорого! А здесь я ему такую рвачку устрою, на туалетную бумагу до конца жизни смотреть не сможет!… Я же твоего начальника хорошо знаю! Он же, голуба, у меня в Барнаульской колонии общего режима сидел.
Упершись ногой в спину юристу, бывший сиделец Нижне-Тагильской колонии Коля Саяпин, пыхтя от натуги, затягивал узел на его запястьях.
– Здесь же Каланчевка, здесь надо быть вежливым! Не грубить… Не употреблять нецензурную брань… Ежедневно стирать носки… – по выработанной за годы службы привычке нудно загудел Павел Сергеевич. Каждое слово он сопровождал легким шлепком по затылку Вадима Вадимовича. От ласкового прикосновения этих кожаных подушек лицо банковского юриста периодически расплющивалось о ковровое покрытие и скоро приобрело веселый малиновый цвет.
– Да оставь ты его! – сказал Аркадий. – Чего ты над лежащим издеваешься!
– Да, Паша, хватит уже! – поддержала его появившаяся из-за шторы Соня. – Он же не сопротивляется!
– Я ничего и не делаю… Пусть лежит… Нужен он мне! – поднимаясь, пробурчал Павел Сергеевич.
Аркадий нагнулся к лежащему и поманил Колю.
– Николай, у тебя где-то ножичек был?
– Вот! – с готовностью протянул остро заточенное лезвие Костя. – Кончать будем фраера? – осведомился он.
– Тебе только бы кончать! – негромко проворчал Аркадий и разрезал крепко затянутый на руках Вадима Вадимовича узел.
– Аркадий Михайлович! Это ж мой ремень! – с неподдельным горем в голосе воскликнул Коля Саяпин.
– Утром я куплю тебе новый! – сказал Аркадий.
– Так то утром! А как мне до утра ходить? У меня штаны спадают! – недовольно оглядел себя Коля.
Константин Пантелеевич молча вытащил из своих светло-серых стильных брюк черный ремень хорошей кожи и протянул водопроводчику.
– Ну, что, теперь доволен? – спросил Аркадий.
– Добрый ремень… – рассматривая полученную вещь, оценил Коля.
– Вставайте, Вадим Вадимович! – сказал Аркадий, обращаясь к лежащему. – Вы свободны. Мы вас больше не задерживаем. Вы можете идти!
Вадим Вадимович поднялся, потирая запястья. Видимо, Коля хорошо постарался, затягивая ремень. Освобожденный юрист, не глядя на присутствующих, молча повернулся и шагнул к лестничному провалу.
– Но я, честно говоря, на вашем месте, попросил бы у Константина Пантелеевича разрешения переждать эту ночь здесь на корабле. – произнес ему в спину подполковник Стеклов.
Вадим Вадимович обернулся и посмотрел на Аркадия. В его глазах появился невысказанный вопрос.
– Вам здесь надо оставаться! На корабле! А там… – Аркадий сделал жест в направлении выхода. – Вас ищут Бокалов с Варравиным. Вы же для них – конкурент! Куда вы пойдете? Они ждут вас и в гостинице и у каланчи и у крепостных ворот… Они подключили и милицию… Вы же понимаете, для «Сибпромнефти» и областная милиция не чужая! Куда вам идти? До первой милицейской машины? Вам здесь надо оставаться! Если хотите, я сам попрошу Константина Пантелеевича, чтобы он укрыл вас у себя!… Надеюсь, конечно, вы не будете больше так странно шутить с пистолетом, как только что это делали…
Ботинок юриста замер над уходящими вниз ступенями. Он вернул ногу на ковровое покрытие рубки и медленно обернулся.
Все молчали.
По лицу Вадима Вадимовича бродили тени.
– Пожалуй, вы правы… – наконец, произнес он. – Знаешь, Костя, я, наверное, действительно у тебя заночую… Мои кореша тоже.
– В трюме есть хорошие каюты с койками… Нормально отдохнете. – дружелюбно заверил хозяин корабля.
Вадим Вадимович снова поднял ногу и снова не смог ее опустить на находящуюся внизу ступеньку. Над краем пола показалась коротко стриженая голова.
– Шеф, можно? – произнесла она.
– Что такое? Видишь, у меня совещание! – строго воззрился на говорящую голову Костя Шторм.
– Константин Пантелеевич, вы же сами говорили, сразу докладывать, если э…
– Стоп! – остановил хозяин корабля. – Подожди! Дай человеку спуститься!
Стриженый пробкой выскочил из лестничного провала и встал рядом с хозяином.
Вадим Вадимович окинул взглядом находящуюся в рубке компанию, хотел что-то сказать, но, встретившись глазами с Аркадием, сжал губы и шагнул вниз.
– Отойдем! – кивнул Костя стриженному.
Они отошли в дальний угол рубки. Подчиненный что-то зашептал в ухо хозяину. Константин Пантелеевич слегка покачал головой и в недоумении вздернул брови. Он задал вопрос и, выслушав ответ, вздернул брови еще выше. Так он постоял несколько секунд, затем привел лицо в порядок и подошел к наблюдавшим эту сцену гостям своего судна.
– Толя Эдисон в ресторане сидит… – сказал он в тревожно ожидающие лица.
В этот момент из лестничного провала показалась большая лысина, окруженная вздыбившимися белыми перьями волос. Она принадлежала Ивану Алексеевичу Кальварскому.
– Чего вы от меня все спрятались, а? – спросил он.
Слегка выкаченные синие глаза, удивленно вздернутые бровки и всклоченные седые волосы делали его похожим на жизнерадостного старого лешака или древнегреческое лесное божество, по имени Пан.
– А чего вы такие невеселые, а? – спросил он, обводя взглядом присутствующих в капитанской рубке.
– Так вот, говорят, Толя Эдисон в ресторане гуляет… – сказал Аркадий.
– А что ж тут такого? Хорошо погулять никогда не вредно! – заметил торчащий из отверстия палубы леший.
«Особенно, если тебя ищут, чтобы отправить на тот свет.» – подумал про себя Аркадий, но, конечно, вслух ничего не сказал.
39. Поздний ужин (ранний завтрак) в ресторане «На пристани»
Анатолий Петрович Беседин по прозвищу Толя Эдисон, действительно, находился в ресторане «На пристани».
Он сидел в одиночестве и ел украинский борщ.
Рядом с глубокой тарелкой перед ним стоял небольшой графинчик, покрытый мелкими капельками отпотевающей на холодном стекле влаги.
Его столик находился в глубине зала рядом с оркестром. За соседним столиком Сема Гликман вместе с аккордеонисткой тетей Клавой, держа в руках по не выпитой стопке, о чем-то тихо спорили. Стоящий на сцене Егор Кащеев выводил на саксофоне мелодию «Черного ворона»: Черный– во-о-орон…что ж ты вьешься… над моею головой…», вышибая слезы у последних, оставшихся в ресторане гостей.
– Разрешите к вашему столу? – спросил Аркадий.
Анатолий Петрович поднял на него свои теплые карие глаза. Блестящая ложка с красным озерком борща замерла на полпути от тарелки ко рту.
– Садись, Аркадий. – сказал он. – Не хочешь поужинать со мной?
– Спасибо. Я уже поужинал. – отказался подполковник.
– Может быть, водочки? Холодная! – предложил Беседин.
– Я бы горячего чаю с лимоном выпил. Только что-то официанта не вижу… – сказал Аркадий, оглядываясь по сторонам.
– Один момент! – Анатолий Петрович и постучал ножом по графинчику. В ресторане оставалось не так уж много людей, но было совсем не тихо. Играл саксофон, стучали о донца тарелок ножи, вилки и ложки, звенели сталкивающиеся бокалы и рюмки, ссорились и объяснялись в любви никак не желающие угомониться каланчевцы. Но нежный звон, рожденный рукой Анатолия Петровича, был сразу выделен из
