Неужели он вправду не понимает, почему это происходит? Или просто дразнит ее, желая услышать, что она скажет в ответ?
– Но теперь я пришла, государь, – склонила голову Гвинофар. – И готова претерпеть любое наказание за то, что так долго отсутствовала.
Он помолчал, сверля ее глазами так, будто хотел проникнуть в самую душу.
– Пока в этом нет нужды. Я дам тебе знать, если передумаю.
– Покорно благодарю, ваше величество.
– И тебе спасибо за беспокойство, но волнения твои, право, напрасны. Я такой же, каким был всегда, просто одного слугу поменял на другого.
Ее сердце дало сбой.
– Не такая уж малость, если этот слуга – королевский советник.
Он потемнел, и она почувствовала, что сделала не совсем верный шаг.
– Те, кто думает, что больше заслуживает этого титула, могут быть пристрастными в этом деле.
– Те, кто больше всего предан вам, хорошо понимают, как важно сохранять беспристрастность, говоря с королем о таких вещах.
Дантен проворчал что-то неразборчивое и отвернулся. Гвинофар ждала с трепещущим сердцем.
– Ну, раз уж я не выгнал тебя, – проронил он, – можешь сказать мне, что на этот счет думаешь.
Она мысленно вознесла молитву своим богам. Да пошлют они ей мужества, чтобы высказаться, и мудрости, чтобы изложить все должным порядком.
– Вы созидатель, ваше величество. Творец, собиратель. У меня на глазах вы спаяли дюжину королевств, ничего не знавших, кроме войны, в величайшую империю мира. Вы проложили дороги, по которым можно путешествовать безопасно. Торговля при вас процветает. Говорят даже, что Второй Век Королей может стать достойным соперником Первого.
Дантен шумно вздохнул, явно не понимая, к чему ведут эти хвалебные речи, но не стал ее прерывать.
– Те, кто вас призывает к насилию, всего этого не понимают. Они видят в вас не созидателя, а разрушителя. Суровость вашего правосудия они почитают не средством достижения прочного мира, но мечом, карающим завоеванные народы. Они…
– Кого ты имеешь в виду? Если кориалов, то так и скажи.
– Дело не в одних кориалах, государь. И не только в этом. – Она кивнула на окно, за которым простирались разоренные земли. – Прежде всего нужно понимать, кто вы и в чем ваше истинное величие.
– Ты говоришь, как Рамирус, – сердито сказал король, – а он доказал на деле, чего стоит его мнимая преданность. Мне надоело его слушать. Пришло время перемен. Хочешь знать, в чем мое величие? Хочешь видеть, что принесло мне так называемое насилие? Смотри!
Он откинул крышку одного сундука. Внутри грудой лежало золото: кованые листы, украшенные драгоценностями кубки, подсвечники, помеченные двуглавым ястребом. Король открыл второй сундук, битком набитый тканями – шелком, бархатом и парчой с узором из тех же ястребов. В третьем – длинном, как гроб, – оказался полный набор доспехов с тиснением из гербов Дантена. На золоченых эфесах мечей, пристегнутых изнутрик крышке, тоже красовалось по ястребу. Гвинофар и не будучи воином могла оценить мастерство оружейников и отменное качество материала. Три этих сундука стоили целое состояние.
– Все это мне прислали из Кориалуса вместе со смиренными извинениями их короля за «недоразумения», которые у них там произошли. Это – и еще головы предателей, подбивавших своего короля на бунт, числом полдюжины, – сам-то король якобы всегда понимал, что его долг состоит в повиновении мне. Гляди! – Дантен обвел рукой комнату. – Никогда еще он не приносил мне столь богатой дани, да еще так подобострастно. Можно подумать, я овладел этим слюнтяем на мужеложский манер, а не просто перебил часть его войска. Тьфу! – Король плюнул на пол. – Костас в таких вещах знает толк. Он достойный советник для нашего будущего государства, для империи, одно лишь имя которой заставит всех содрогаться от ужаса. Тогда, и только тогда, у нас отпадет нужда в карательных действиях наподобие этого кориальского похода.
Гвинофар точно онемела. Все приготовленные заранее доводы казались ей теперь несущественными, обреченными на провал. Слишком хорошо она знала своего мужа. Это новообретенное богатство в глазах Дантена равнозначно добавочной власти, и даже она, королева, не посмеет сбивать Дантена Аурелия с пути, ведущего к новым завоеваниям.
«Говори же! Скажи хоть что-нибудь, – мысленно повторяла она. – Кто, если не ты? Нельзя проигрывать эту битву. Если Костас в самом деле стакнулся с пожирателями душ, это нужно пресечь. Нужно, чтобы Дантен понял».
Внезапно по ту сторону двери послышался голос Рюрика. Сын говорил громко, предупреждая ее:
– Добрый вечер, почтенный магистр. Боюсь, его величество сейчас занят.
Сердце Гвинофар ушло в пятки. «Боги Севера, отчего вы не дали мне еще хотя бы пяти минут?»
Двери распахнулись без прикосновения чьей-либо руки, и вошел Костас. Рюрик следовал за ним, явно не собираясь оставлять королеву на милость дурно пахнущего магистра. Благодарная Гвинофар отошла как можно дальше от Костаса. Чуть не споткнувшись об один из сундуков, она заняла позицию между ними… как будто сложенное там добро могло уберечь ее от зла, облаком окружавшего Дантенова советника.
Тот, несомненно, пустил в ход магию, чтобы узнать, что здесь произошло. Тусклые ящеричьи глаза остановились на Гвинофар, тонкие губы дрогнули в ядовитой улыбке.
– Вижу, вы покинули свое заточение ваше величество, и решили почтить нас. Я помешал вашей личной беседе, мой государь?
– Нет-нет, – махнул рукой Дантен. – Я как раз собирался тебя позвать. Эти дары прибыли из Кориалуса
