Очень скоро ему стало ясно: да, метрах в пятидесяти перед ним быстрым шагом идет, почти бежит пресс-секретарь «Топологии» Ангелина Анатольевна Рогальская.
И майор Мимикьянов отложил свой визит к генеральному директору Лисоверту.
Он пошел следом за женщиной.
По возможности, прячась за деревья, росшие на тротуаре, рекламные щиты и одинокие фигуры прохожих.
К счастью, Рогальская бежала, похоже, ничего не замечая вокруг и не оглядываясь.
Солнце, пройдя зенит, постепенно опускалось к зеленым вершинам. И в его косых лучах красные цветы индийского шафрана на бесконечной клумбе, идущей посередине улицы, запылали, как уголья в покинутом, но не залитом водой костре.
Дойдя до пересечения проспекта Науки с Инженерным переулком – узким, как скважина, и до крыш заполненным зеленью, – Рогальская, решительно мотнув цветным подолом, свернула в его тенистую щель.
Майор прибавил шаг.
Дошел до угла и осторожно заглянул в переулок.
Пусто.
«Неужели упустил?»
Но вот вдали за сосновыми стволами в конце переулка мелькнула яркое платье.
Мимикьянов побежал.
Там, где переулок пересекался с улочкой под названием «Яблочная аллея», он остановился и заглянул за угол выкрашенного суриком металлического гаража.
У кованой решетки плодопитомника замер тяжелый стальной слиток серебристого «Мерседеса». А вдаль по улочке неторопливо шли Ангелина Рогальская и владелец торговой сети магазинов «Наш дом» торговый магнат областного масштаба Антон Никитич Балалаев. Два охранника в строгих черных костюмах чугунными статуями торчали рядом с автомобилем на тротуаре.
Майор подумал, окинул взглядом старую основательную решетку с острыми наконечниками на стальных прутьях, вздохнул и принял решение.
Подтянувшись на руках к верхнему краю решетки, он собрался с силами и перебросил сначала ноги, а затем, и торс через угрожающие брюкам копья, вмурованные в кирпичное основание решетки.
Спрыгнув на мягкую землю, майор, прикрываясь высокими кустами, и стараясь не шуметь, двинулся вдоль решетки в направлении идущих по улице собеседников. Скоро он услышал журчащий голос женщины, хорошо ему знакомый. Изредка его прерывали отрывистые и тяжелые, как падающие гири, слова мужчины.
Женская речь сливалась в ручеек, и разобрать ее содержание было невозможно. А вот мужские слова слышались отчетливо.
– И благотворительность! – веско ронял Балалаев. – И благотворительность! Да, это правильно, но не забудьте про благотворительность!
Журчащий голос Рогальской как будто мягко возражал.
– Благотворительность! – гудел Антон Ильич. – Дети. Сироты. Пенсионеры.
Ангелина Анатольевна снова, как будто, возражала.
– Забота о старшем поколении – главное! – взмыл над яблонями и вишнями плодопитомника густой альт торгового магната.
У Мимикьянова немного отлегло от сердца.
Он старался скрыть от самого себя подлинное имя демона, погнавшего его в погоню за ярким женским платьем и перебросившего его через острые наконечники старой решетки. Для этого он даже навесил на него этикетку «служебный долг». Но в глубине-то души он знал, что настоящее имя этого демона – «ревность».
Но частично подслушанная беседа пресс-секретаря и торгового магната, как будто подтверждала слова женщины, сказанные ему в Доме ученых: взаимоотношения между ними носили деловой характер. Балалаев выступал заказчиком, а Рогальская, в самом деле, готовила какой-то рекламный материал, призванный прославить умелого предпринимателя и великого благотворителя Балалаева.
Ефим бросил подслушивать и побежал вперед, где, как он знал, находился, выход из плодопитомника.
Пройдя мимо молчаливой деревянной сторожевой будки, майор оказался по другую сторону решетки на «Яблочной аллее».
Приняв задумчивый вид, он неторопливо двинулся навстречу беседующей паре.
Первой его, естественно, заметила женщина.
– Ой, Ефим! – обрадовано вскрикнула она. – А мы, с Антоном Никитичем, как раз о тебе говорили.
– Да? – вздернул волчьи брови Мимикьянов. – И чем же я такую честь заслужил?
– Антон Ильич тебя хвалил, – посмотрела женщина на Балалаева.
Торговый магнат погасил вспыхнувшую, было, в глазах настороженность. Твердые зрачки, похожие на черный перец горошком, утратили едкость. Он даже изобразил улыбку на широком лице. Но вытянутый вперед хрящевидный стерляжий нос шевелился, словно принюхиваясь к ситуации: почему майор вдруг оказался на этой незаметной тихой аллее?
– Почему хорошего человека не похвалить? – раскатисто произнес торговый магнат, протягивая майору широкую ладонь.
– Это верно. Я о вас Ангелине Анатольевне тоже всегда только хорошее говорю! – приветливо улыбаясь, соврал Ефим.
До сегодняшнего дня о Балалаеве они с Рогальской не сказали друг другу ни слова.
– Да? – удивился Антон Ильич.
И, как и предполагал, Мимикьянов, торговый магнат не удержался, – спросил:
– И что же конкретно вы обо мне говорили, а?
– Вообще-то, это наш с Ангелиной… – майор подчеркнул, что имеет право называть пресс-секретаря только по имени, – секрет. Но, так и быть, скажу. Я ей, например, говорил: Антон Ильич – человек передовой. Он понимает значение рекламы в нашей жизни.
– Да? – без улыбки, внимательно посмотрел на Ефима горошинами зрачков Балалаев.
«Не поверил», – решил майор.
– Можно вас, Ефим Алексеевич, на пару слов, наедине?… – не отводя глаз, произнес Балалаев. – Зачем красивой женщине наши скучные мужские дела слушать? – он повернулся к Рогальской. – Не рассердитесь, уважаемая Ангелина Анатольевна, если мы с майором на минуту отойдем, а?
– Ой, что с вами, мужчинами, поделаешь! – с деланной обидой отозвалась пресс-секретарь. – Вечно дела какие-то важные! Вечно какие-то секреты, Вечно тайны всякие. Ну, уж, ладно, идите! – махнула она рукой. – Только на одну минуту, как обещали!
– Наше слово – закон, – отозвался Балалаев и пошел вперед.
Ефим направился вслед за ним.
Через десяток шагов Антон Никитич остановился.
– Скажите, майор, есть у вас что-нибудь по нашему делу, а? – спросил он подошедшего Ефима.
Спросил таким начальственным тоном, какой мог бы позволить себе разве что Гоша Пигот. Но участвовать в расследовании ограбления инкассаторов майор Балалаеву даже не обещал. Он обещал лишь подумать, будет ли он этим заниматься. И ответа майор олигарху пока не давал.
Но ничего этого говорить Мимикьянов не стал.
Напротив, он произнес со значительным видом:
– Работаем. Кое-что есть. Но пока ничего конкретного сказать не могу. Как что-то будет, я вам сообщу.
– А, хорошо, хорошо… – покивал головой Антон Ильич. – Понимаю… Но, если можно, вы сейчас сообщите мне вот что… Нет ли в этом деле чужого следа?
– Какого чужого? – не понял майор.
Балалаев пошевелил стерляжьим носом.
– Московского… А? Не Люберецкие ребята инкассаторов с моими деньгами ломанули, нет? Ты, майор,
