Блейк приветливо махнул одному, тот недоуменно уставился на него, но не узнал. Блейка разобрал смех.
На сцене появилась Клэр. Было уже за полночь, начиналось ее второе выступление. Музыка Блейка не интересовала, но голос Клэр ему понравился – очень подходящий для стиля кантри, чуть хрипловатый, с нотками печали, он вызвал у него воспоминания о страданиях, перенесенных им в мальчишеском возрасте. В тот мрачный уголок своей души Блейк заглядывал редко, и голос Клэр словно вводил его в тайные глубины, заставлял поверить в то, что входить туда нужно чаще, а потери лишь усиливают волю к жизни и жажда обладать прекраснее самого обладания.
В последнее Блейк не верил.
Он вспомнил свою приемную мать, Бони Бертон. Даже сейчас при одной мысли о ней мурашки поползли по телу. Ему страшно было думать, что тогда он любил ее и старался удовлетворять. Своего приемного отца Блейк ненавидел даже больше, поскольку тот все видел и не пытался помешать Бони. Поначалу Блейку нравилось наставлять ему рога. Он и сейчас иногда ощущал прикосновение ее рук. И всегда испытывал злобу вперемешку со сладострастием. Ему было противно от одного сознания, что она имела над ним полную власть. Бони часто говорила, что у нее не было лучшего любовника, чем он, она никогда не причинит ему зла и ее тело принадлежит ему. Тело рыхлое, с обвислыми грудями и животом, громадным как подушка.
Однажды она заявила ему, что было бы неплохо, если бы он убил приемного папашу. Тогда бы они могли полностью наслаждаться друг другом. Того самого папашу, бессильного слизняка, либо до смерти напуганного женушкой, либо действительно безразличного к тому, что происходит в спальне.
Блейк согласился, умолчав, разумеется, что дополнит ее собственным содержанием – убьет их обоих. Месяцем позже, ночью, он стоял во дворе и смотрел, как огонь пожирает дом вместе со связанными в нем обитателями.
В его памяти вдруг всплыл мальчик из Саммерлинга, Питер Хейл. Тогда Блейк получил урок: он не камень и ярость может прийти внезапно и ослепить его. В тот день он долго смотрел, как мальчик играет, бьет по мячу, и тот, отскакивая от ворот гаража, возвращается к нему. Бац-бац, бац-бац. Стук мяча гипнотизировал Блейка. Ну что может быть проще – минуту понаблюдать за мальчиком, улыбнуться, затем выйти из машины, перерезать горло Линде Хейл и вернуться. Даже задержаться возле мальчика, ударить пару раз по мячу и расхохотаться вместе с ним. Неожиданно он поймал себя на том, что не может оставить мальчика без матери. Он неподвижно сидел в автомобиле, а мячик все стучал. Бац-бац, бац-бац. Мальчик был счастлив. У него было все, о чем он мог мечтать. То, чего лишен Блейк. Непонятно за что. Мальчик, жизнь которого не коверкала Бони, а настоящую мать не раздевали и не убивали в Лас-Вегасе. В нем точно торнадо поднималась злоба. Она захлестнула его. Вспыхнула безотчетная зависть. Отвращение. Костяшки пальцев, сжимавших руль, побелели. Казалось, еще немного – и он сломает его. Ненависть к мальчишке разрывала Блейка. Не раздумывая и не колеблясь, он включил передачу и, набирая скорость, понесся прямо на мальчика. Он хотел втереть его в асфальт, размазать, превратить в ничто. Потому что ничто может стать благословением.
Воспоминания отхлынули. Блейк заморгал. Он понял, что слишком увлекся и не концентрируется на деле. Память увела его в сторону. Блейк посчитал, что во всем виноват голос Клэр, пьянящий и чарующий, негромкий и ленивый, но проникавший в самое сердце.
Он приказал себе сосредоточиться и прошептал:
– Амира.
Следует поторапливаться. Он уже не раз смотрел шоу Клэр и знал, что ей осталось исполнить всего три песни. Надо идти немедленно, иначе он не сможет выбраться из толпы ее потных поклонников, локтями пробивающих себе дорогу к выходу. В эти несколько минут Клэр остается одна, без прикрытия. Она уходит за кулисы без охраны и полицейского сопровождения.
Он знал, как все сделает. Клэр сама ему в том поможет.
Когда она закончила последнюю песню, «Еще один момент» Минди Смит, Блейк, не дожидаясь, пока смолкнут аплодисменты, поднялся и, лавируя меж столов, заторопился к ближайшей двери. Он был в легкой спортивной куртке, рубашке с галстуком, джинсах и дорогих туфлях. Оказавшись в зале казино, он на ходу затушил окурок сигареты о первый попавшийся игральный автомат и продолжил путь к стеклянному выходу, напротив которого находилась автостоянка с тремя рядами припаркованных горизонтально автомобилей. Слева тянулся Баулдер-Стрип. Последним в правом ряду был его темно-серый седан. Вскочив в него, Блейк мог в считанные секунды вырваться на автостраду и затеряться в потоке машин.
В среднем ряду, облокотившись на капот красного «каприс-классик», стоял полицейский в штатском, следивший за всеми, кто входил и выходил из клуба. Блейк ощутил на себе его взгляд. Опасаясь быть узнанным, он почувствовал себя неуютно. Дружески кивнув полицейскому, он шагнул мимо него, направляясь к своему седану. Не оборачиваясь, он двигался вперед, прислушиваясь, не раздадутся ли за его спиной шаги, но все было тихо.
Блейк сел в машину и выудил из кармана мобильный телефон. Подождав десять минут, пока из зала не схлынет толпа, набрал номер. Клэр ответила сразу. Даже сейчас, когда она не пела, а говорила, ее голос продолжал нравиться ему.
– Это детектив Джонатан Страйд, – произнес Блейк. – Я работаю с Сереной.
По ее прерывистому дыханию он догадался, что она, раскрасневшаяся от напряжения и жары, еще не пришла в себя после выступления.
– Понятно, – проговорила Клэр.
– Вам нужно как можно быстрее покинуть клуб.
– А где Серена? – спросила она. – Я предполагала, что вы оба приедете за мной.
Блейк нахмурился. Времени на дискуссию не оставалось, приходилось соображать быстрее.
– Серена занята, – произнес он. – Ждать некогда. Я нахожусь на автостоянке, возле «каприс- классик», в среднем ряду. Чем скорее вы выйдете ко мне, тем лучше.
– Там безопасно?
– Вполне. Здесь везде наши люди. Им дан приказ стрелять на поражение.
– Иначе говоря, вы используете меня как наживку? В качестве извивающегося червячка?
Блейк усмехнулся:
– Можете считать и так.
Помолчав несколько секунд, Клэр ответила:
– Хорошо, я выйду через пять минут.
Страйд въехал в ворота на огороженную территорию клуба «Лаймлайт», запруженную людьми и машинами, кое-как протиснулся между ними и припарковался под углом у центрального входа, на боковой подъездной дороге.
– Ее выступление закончилось, – сообщил он.
Они вышли из его «форда-бронко». Размахивая в воздухе полицейским значком, расталкивая обмякших от духоты зала, лениво бредущих потных зрителей, он двинулся к дверям клуба. Серена следовала за ним. С трудом они вошли внутрь.
– Ты уверен? – спросила Серена.
Страйд догадался, на что она намекает. На все время поиска Блейка Сохилл предложил им поселить Клэр у себя. Затея лейтенанта Страйду не нравилась: он не хотел, чтобы, воспользовавшись удобным моментом, хитрая напористая лесбиянка соблазнила его жену перед его носом, – однако сознавал, что Сохилл прав.
– Ничего иного не остается. Уж лучше пусть она торчит у нас.
– Не думаю, чтобы она согласилась, – возразила Серена. – Она очень независимая.
– Попробуй очаровать ее, – произнес Страйд и, повернувшись к Серене, увидел, как она вспыхнула.
Зал был почти пуст. Официантки собирали со столов смятые салфетки, недопитые бокалы. Серена помахала Корди, стоявшему на сцене рядом с дверью, ведущей внутрь, к комнате Клэр и помещению для девушек-оркестранток, аккомпанировавших ей. Корди болтал с одной из них, высокой, с волосами, выкрашенными в белый и пшеничный цвета, кольцом в носу и татуировкой в виде орла на предплечье.
