Городовикову с его противными бабами!
– Никуда я не убегу! – стараясь, чтобы голос звучал правдиво, пообещал Мимикьянов.
– Тогда, пойдем! – подхватила его колдунья и повела за собой.
Приближался вечер. Сильнее запахли огуречные грядки. Их домашний запах внес в душу майор смятение, пусть и совсем небольшое. Он поймал себя на том, что ему совсем не улыбается куда-то идти. Ему хотелось зайти в уютный, как бабушкин сундук, Тамарин дом, выпить с ней чаю, посидеть и повспоминать прошлое. Да потом и остаться до утра. Он чувствовал, что его не прогонят.
Он немного поколебался под взглядом Тамары, женским чутьем почувствовавшей перемену в его настроении, но все-таки решил идти.
Наверное, за прошедшие годы профессия слишком глубоко в него проникла. Как гончая, почуявшая след, он уже не мог остановиться.
Открыв решетчатую калитку, майор оказался на соседней улице. Он благодарно улыбнулся колдунье, ободряюще подмигнул – дескать, уж теперь-то все будет в порядке!
Он оглянулся по сторонам и не заметил ничего плохого: улица была пуста.
Подбадривая себя, майор замурлыкал марш артиллеристов и бодрой походкой зашагал по асфальту.
Он шел совсем не к вокзалу. Никаких дел к дежурному по станции у него, разумеется, не было. По профессиональной привычке никого не посвящать в свои планы, он сказал Тамаре первое, что пришло в голову.
На самом деле, он шел к дому, в котором жил Викул Андреевич Контрибутов.
Выгадывая время, он прервал свой путь по верхней улице, спустился с пригорка и зашагал по шоссе, идущему вдоль железнодорожной насыпи к деревянному доку. Так было быстрее.
Вечерами шоссе было совершенно пусто: ни машин, ни прохожих.
Но, видимо, судьба все еще не исполнила в отношении него каких-то своих планов. Или майор слишком понадеялся на Тамарин «оберег-отведи глаз».
Не прошел он и нескольких шагов, как что-то его насторожило. Он обернулся и увидел, как позади, из-за поворота показалась темная группа. Увы! Это не были возвращающиеся домой поселковые обыватели. В ста метрах от него находились недавно покинутые им посланцы Спиридона.
И майор в который раз за этот вечер побежал.
На это раз условия для отрыва от погони были, пожалуй, самые не благоприятные. Шоссе шло с подъемом. Уйти с него было некуда. С одной стороны – железнодорожная насыпь. С другой – заросшее рогозом болотце.
– Стой, инженер! – слышал Ефим за своей спиной. – Стой! Хуже будет!
Скоро его легкие с трудом начали втягивать прохладный вечерний воздух. Прислушиваясь к крикам за своей спиной, он понимал, что противники его нагоняют.
Майор решил остановиться и, принять бой. Уж как выйдет – так выйдет. А то загонят до потери пульса, как зайца.
Но вдруг он услышал за своей спиной новый звук. Это был рокот набирающего обороты автомобильного двигателя. Через мгновение рядом с ним взвизгнули тормоза белой «Нивы», дверца распахнулась, и знакомый голос произнес:
– Ефим Алексеевич, тебя не подвезти?
Майор впрыгнул в салон.
«Нива» сорвалась с места. В боковом зеркальце стали стремительно уменьшаться в размерах фигуры преследователей, застывших в неподвижности на пустынном вечернем шоссе.
19. Ужин в баронских владениях
– А я еду – смотрю: ты куда-то спешишь… Думаю, помочь занятому человеку надо! – показывая крупные цыганские зубы, произнес Василь Штирбу.
– Да, это удачно получилось! – переводя дыхание, ответил майор.
– Не пойму, а чего это спиридоновцы по одной улице с тобой бегают? Спиридон вроде всегда умным мужиком был… Неужели на контору руку поднял? С ума что ли на старости лет двинулся?
– Спиридон в порядке. Это его бойцы меня с одним институтским другом перепутали… – честно ответил майор.
– Тебя перепутали? – недоверчиво кинул на него взгляд водитель.
– Бывает. – окончательно выдохнул воздух погони Ефим.
– Хунхуз с ними… – раздумчиво протянул Василь. – Хунхуза Спиридон просто так не посылает…
Мимикьянов понял, что просилось к нему в сознание из темных нижних этажей мозга. Лично Хунхуза он никогда до сегодняшнего дня не видел, но оперативные материалы о первом помощнике Спиридона ему на глаза попадались. И даже его фотографию он в ориентировке встречал. Только фотография была сделана в профиль и в недостаточно освещенном помещении. Наверное, поэтому майор его сразу и не узнал.
– Слушай, Ефим, поехали в табор? Поужинаешь со мной! Да и спиридоновцы пока угомоняться… Как? – спросил Штирбу, не отрывая глаз от дороги.
– Да у меня тут дело еще одно есть… – засомневался Ефим.
– Соня сегодня на ужин сармале приготовила, а? – выбросил козырного туза хитрый цыган.
Тут уж майор Мимикьянов устоять не смог.
Сармале – это маленькие, размером с грецкий орех шарики из мясного фарша с луком, белым хлебом и яйцами. Сначала их обжаривают в большом количестве жира на сковородке, затем тушат в белом вине под слоем капусты и томатов и, наконец, доводят до появления румяной хрустящей корочки в горячей духовке. Сармале хозяйки подают на стол не часто. Его только готовят три дня. По дню на каждую кулинарную операцию. И когда мясные шарики на столе, у мужской половины семьи – праздник.
– Ну, если только ненадолго… – смалодушничал майор.
– А, то-то! – заулыбался знающий жизнь цыган.
– Так, вы ж, ромалэ, такой народ, и больного при смерти сплясать уговорите! – досадуя на свою слабость сказал Ефим.
– И чем плохо? Если не выживет, так хоть помрет веселым, а? – довольный похвалой засмеялся Штирбу.
Когда они подъезжали к повороту, за которым находился отрезок дороги, ведущий в старые железнодорожные мастерские, то увидели, что оттуда выезжает темный джип с тонированными стеклами. Выбравшись на шоссе, он быстро покатился в противоположную от них сторону.
Ефим машину узнал.
– Похоже, директор ликероводки к тебе заезжал. – сказал Ефим. – Да, чего-то не дождался…
– Да, Карабановская машина… – удивленно качнул головой барон. – Чего это он? Давеча ведь все решили, обо всем договорились… Никто ни на кого не обижается… – бормотал он, подъезжая к высоким воротам бывших железнодорожных мастерских.
Ефиму послышалась в его голосе хорошо спрятанная тревога.
Ужин у Василя Штирбу был накрыт на внутренней галерее, идущей вдоль дверей выходящих на нее жилых помещений.
Заходящее солнце било сквозь окна, идущие под потолком на противоположной стене кирпичного ангара, и на галерее было светло, как в полдень на лесной поляне.
Всего за столом сидело человек двадцать.
Место во главе стола ожидало хозяина. Это было массивное кресло с высокой спинкой, какие стоят в судебных залах. Слева от него сидела синеглазая цыганка Соня.
Увидев, что вместе с мужем на галерею поднимается гость, Соня, что-то скомандовала сидящим за столом. Они быстро передвинулись, освобождая для гостя почетное место по правую сторону от хозяина. Откуда-то, будто сам собой, прибежал, постукивая по металлическому полу козлиными копытцами, стул. Пока стул успокаивался, прилетела на пеструю скатерть большая тарелка с румяными мясными шариками и глянцебокими тушеными помидорами.
Сидящие за столом к еде не прикасались. Ждали.
Цыганский барон встал в торце стола, поднял стакан с красным вином и сказал:
– День прошел! Слава богу, потрудились неплохо! Теперь покушаем хорошо!
