Ефим знал о странных обезъянках, недавно привезенных в Институт.
Эти, похожие на маленьких грустных гномов, человекообразные существа обладали непонятной чувствительностью ко всему, что происходило в окружающем мире.
Особенно болезненно они реагировали на сцены насилия. Когда они видели, как в соседней клетке лиса душит и поедает брошенную ей лаборанткой мышь, то, начинали дрожать и жалобно взвизгивать. Изящные обезьянки, наблюдая чужое горе, зачастую теряли сознание, а случалось, даже получали инфаркт.
Но самым странным было то, что, к удивлению ученых, в их сосудах текла кровь по составу полностью совпадающая с человеческой. Ее можно было напрямую переливать лбюдям. Ни у одного животного на Земле не было такой крови.
Это было тем более непонятно и необъяснимо, что кровь других ближайших родственников человека – горилл и шимпанзе была весьма далека по составу от человеческой, и, разумеется, никак не годилась для переливания.
– Он, наверное, понимает, что их для опытов готовят… – продолжала Галина. – Вот есть и перестал… Уморить себя хочет! Я ему вчера банан давала, так у меня он взял!.. Ни у кого не берет, а у меня взял! А, сегодня утром пришла, – он лежит, не встает! Слабый уже совсем… Ручки ко мне потянул, плачет, как ребенок… Ну, и Вика, тоже там был… Антенну налаживал… Мы Макара Леонтьевича и упросили нам Боню отдать… А то ведь умрет… Пусть пока у меня в подсобке поживет… Я его покормлю!.. Из моих-то рук он есть не отказывается… А потом, мы договорились с Макаром Леонтьевичем, он акт составит и Боню обратно в питомник отправят, как непригодного к использованию… Смотри, какую я ему шапочку связала! Правда, ему идет?
– Да, очень. – согласился растерянный Мимикьянов.
– Эй, Ефим, ты с кем это там? – услышали они, и вместе с маленькой обезьянкой оглянулись. К ним направлялся Владимир Иванович Городовиков.
– Тут только свои. – ответил Ефим.
– Ну, отлично! – одобрил комендант. – Давай все ко мне чай пить, а?
– Чи-а-а… – тихо произнесла обезьянка.
Комендант вгляделся в шубу инженера Контрибутова и, увидев там маленькое глазастое личико, застыл с открытым ртом. Постоял так, потом пожал плечами, и шепотом добавил:
– С пирожками!
25. Предупреждение
Майор поднялся со скамейки.
Он решил подняться на башню к Володе Городовикову.
Не желая больше блуждать в темных недрах архитектурного левиафана, Мимикьянов направился к третьему подъезду, откуда лестница прямо вела в комендантскую башню. Выйдя из ниши, он оглянулся, и не заметил ничего настораживающего.
Но все-таки Ефим старался не выходить из отбрасываемой стеной нефтяной тени.
Вокруг, как будто, все было спокойно.
Ни спиридоновцы, ни представители холдинга «Излучающие приборы» в хозяйственном дворе, к счастью для него, так и не появились. Электромагнитную сущность здесь он, естественно, и не ожидал. Но, когда он уже дошел до освещенного входа и взялся за ручку двери, то услышал за своей спиной резкий громкий голос:
– Ефим Алексеевич!
Майор оглянулся.
Со стороны освещенной улицы к нему приближалась женщина в светлом платье.
Это была Инна Лилипуц.
Копна ее седых волос светилась в темноте.
– Добрый вечер, Инна. – произнес Ефим, ощутив, как дернулись его нервы.
– А я иду… Только про вас подумала и вижу – вы! – с чуть заметной улыбкой произнесла Инна. – Это – к случаю. Он спрашивал про вас!
– Кто? – насторожился майор.
– Владеющий формулой. – ответила Инна.
– Что он спрашивал? – пытался разобраться в словах поселковой сумасшедшей майор.
– Спрашивал, что вам известно о нем…
– Интересно. И что ты ответила?
– Да я, ничего не ответила… Он посмотрел мне в голову, и сам все понял… – пожала плечами женщина.
– А что он понял?
– Что вы о нем знаете! – Инна посмотрела на Мимикьянова так, словно хотела втянуть его в темные отверстия своих бездонных глаз.
– Да? – озадаченно спросил Ефим.
– Да. – кивнула женщина.
– А ты видела его? – пытался выяснить хоть что-то определенное майор.
– Нет. Не видела.
Мимикьянов вздохнул.
– А как же ты с ним разговаривала? В маске он, что ли, был?
– Неужели вы не понимаете? – удивилась Инна.
– Нет. – теряя терпение, произнес майор.
– Ну, как же! Он может разговаривать, откуда захочет. Он же не голосом разговаривает…
– А чем? – громче, чем следовало, спросил майор. – Чем он разговаривает?
– Головой…
– Да я понимаю, что не ногами. А как он это делает? – с трудом сдерживая раздражение, произнес Ефим.
– Делает и все!
Майор молчал.
Он не знал что сказать.
Видимо, его мозг просто устал за день.
– Я пойду, Ефим Алексеевич! У меня – дела! – занятым, хотя и доброжелательным голосом произнесла Инна Лилипуц и, резко повернувшись, быстро двинулась к освещенной улице.
Ефиму казалось, что она словно бы не идет, а летит, не касаясь ногами земли. Майор вгляделся. Но женская фигура, на мгновение мелькнув под фонарем, скрылась за углом.
Мимикьянов набрал в легкие воздух, и медленно, надувая щеки, выдохнул его обратно. Нелегким выдался для него этот день в любимой Колосовке.
Постояв еще с минуту, он открыл дверь, ведущую в институтское здание.
По каменной слабоосвещенной лестнице он поднялся на пятый этаж и оказался у знакомой двери.
Он постоял около нее, но не стал стучаться, а подошел к узкой, металлической лестнице, какие бывают на кораблях. Лестница вела на крышу комендантской башни.
Крыша была плоской. Ее окружала невысокая кирпичная сренка с зубцами, как в настоящей крепости. Посередине башни возвышался большой каменный куб – вентиляционная шахта. Над ней на тонкой стальной мачте горели красные рубиновые сигнальные огни…
В Институтские времена над вентиляционной шахтой существовала специальная металлическая площадка. На ней размещалось антенное хозяйство отдела излучающих приборов. Туда вела еще одна корабельная лесенка из тонких металлических прутьев. Теперь она вела в пустоту.
Площадку и приборы демонтировали три года назад.
Ефим прошелся по крыше и приблизился к окружающим ее крепостным зубцам. Опершись о стенку рукой, он поднял лицо вверх.
Над ним висели бесчисленные, как зерна манной крупы звезды. Они казались совсем мелкими рядом с раздобревшей зеленоватой Луной. Чуть светился фиолетовым цветом западный горизонт, а внизу разбегались по немногочисленным поселковым улицам неяркие огни окон и фонарей Колосовки.
Ефим опустил взгляд вниз и заинтересовался тем, что увидел.
