– Не надо, вы можете ее даром забрать, если хотите.
– Вы мне ее отдаете?
– Да. Похоже, вы любите животных.
– Да... Тогда спасибо. Я только куплю продуктов.
В мясном отделе Жюстина взвесила сырой печенки и два килограмма фарша. Положила в тележку большую упаковку яиц, несколько луковиц и два букета белых тюльпанов. В овощном отделе набрала целую гору салата и других овощей, огурцов, моркови, помидоров.
Кассирша улыбнулась, разглядывая выложенное на ленту.
– Не будь тут мяса, можно было бы подумать, что вы решили вегетарианкой заделаться, – пошутила она. – Воинствующей веганкой. Я про таких читала. Из тех, что сосиски на волю выпускают.
– Во всяком случае, я всегда была на стороне сосисок.
– А как ваша мама поживает?
– Как обычно. Без изменений.
– У каждого из нас своя судьба. Как вспомнишь, какой она всегда была красивой, как хорошо одевалась. Я так ею восхищалась. Помню, она приходила в лавку, такая нарядная, словно это вчера было. Я думала: такая богатая и благородная, так одета, а покупает в обычной продуктовой лавке.
– Да.
– Была в ней какая-то мягкость. Всегда была приятной клиенткой, никакого гонора. Хорошая женщина, Флора Дальвик.
Жюстина складывала свои покупки в пакеты.
– Вы иногда ее навещаете, я полагаю. Не могли бы вы передать ей привет от Бритт-Мари? Если она только...
– Конечно, она помнит. Я передам.
Птица слетела к ней, как только она вошла в дом. Уселась на клетку и, склонив голову набок, с любопытством принялась наблюдать за морской свинкой.
– Это наш новый член семьи, – объяснила Жюстина птице. – Она чуть не стала едой для змей, но в последнюю минуту я ее спасла. Если ты будешь поласковее, то вы можете с ней играть.
Птица поджала одно крыло, вид у нее сделался совершенно незаинтересованный. Пушистое перо спланировало на спину морской свинки.
Жюстина осторожно вытащила свинку, ощущая мягкое прикосновение крохотных лапок.
– Ты немного на крысу похожа, – прошептала она. – Если бы у тебя был хвост, то от крысы не отличить. Я думаю, поэтому я назову тебя Ратти. Вот именно, твое имя будет Ратти.
Она пустила зверька на пол, свинка тут же кинулась к шкафу и попыталась под ним спрятаться. Птица поскакала следом. Клюв у нее был весь в крови.
– Будь поласковее с Ратти, – велела Жюстина. – Вы будете друг друга развлекать и радовать, помни об этом.
Птица что-то проклокотала, попрыгала и слегка толкнула клювом кругленький зад морской свинки. Ратти повернулась и поднялась на задние лапки.
– Все будет хорошо, – сказала Жюстина. – Вы привыкнете друг к другу.
В восемь часов она позвонила в гостиницу. Ответил мужской голос. Она спросила Ханса-Петера.
– Его здесь нет.
– Но... он же у вас работает?
– Работает. Но не сейчас.
– А почему не сейчас? Он сказал мне, что у него вечерняя смена.
– Могу я ему что-нибудь передать?
Жюстина повесила трубку.
Ночью она несколько раз просыпалась. Ей снился один и тот же сон, вновь и вновь возвращался ускользающими обрывками. Ханс Нэстман с чисто вымытым исхудавшим лицом. Он стоит возле ее кровати, не двигается, просто стоит. Она пытается приподняться и понимает, что привязана к кровати металлическим шнуром. Ханс Нэстман улыбается всеми зубами, все кончено, Жюстина Дальвик, следуйте за мной, послушно и без сопротивления.
– Вы ничего не сможете доказать! – кричит она. – Убирайтесь, оставьте меня в покое!
Он делает к ней шаг, на руке у него нет кожи и ногтей.
– Ничего не надо доказывать, друг мой. Ханс-Петер Бергман тоже исчез, этого хватит, чтобы тебя засадить.
Жюстина проснулась от собственного крика. В комнате что-то трепыхалось и свистело, она зажгла свет и увидела, что птица в панике летает кругами. От света птица притихла, уселась на свою ветку, однако выглядела какой-то маленькой, испуганной.
Нужно встать. Встать и позвонить. Домой Хансу-Петеру.
Было без четверти три. Никто не ответил.
День выдался тихий, пасмурный, в воздухе кружили сухие снежинки. Она взяла с собой в машину морскую свинку. Укутала в одеяло, свинка тотчас же свернулась клубком и заснула.
Жюстина вошла в приемное отделение. Медсестра листала какую-то папку.
– Доброе утро. Я Жюстина Дальвик, хочу навестить свою мать.
– Мать?
– Флору Дальвик.
– Ах, Флору. Доброе утро. Она будет рада, любое событие так полезно для наших пациентов.
– Как она себя чувствует?
– Совсем неплохо. Вчера она бодрствовала целый день.
Медсестру звали Гунлис. Жюстина ее не помнила. Гунлис захлопнула папку.
– Я здесь новенькая, мне кажется, мы не встречались. Я пройду с вами в палату. А что это у вас?
– Морская свинка, которую я только что купила. Хочу маме показать, надеюсь, это не возбраняется?
– Нет-нет, напротив. Хорошо бы, чтобы атмосфера здесь была немного почеловечнее, не так похоже на клинику, я хочу сказать. Я всегда за это ратовала, однако довольно трудно внести какие-то предложения, которые расходятся с обычной рутиной в больнице. Подумайте, если бы среди пациентов бродила домашняя кошка, ласково терлась об их ноги, мурлыкала. Я думаю, у многих от этого значительно повысилось бы качество жизни, все было бы не так стерильно. – Она понизила голос: – Но я даже не осмеливаюсь об этом заговорить, ведь так можно и работы лишиться...
– Правда?
– Такое, конечно, не разрешено. Как бы это выглядело? Если бы работники высказывали свое мнение. Покажите мне, ой какой хорошенький носик высовывается. Она не кусается?
– Нет, что вы.
Флора сидела в инвалидном кресле.
Гунлис вытерла ей подбородок.
– Посмотри, Флора, кто к тебе пришел. И внученьку тебе принес. Можно ведь так сказать? Правда? – Гунлис рассмеялась.
Жюстина склонилась над креслом:
– Здравствуй, мамочка!
Она погладила Флору по щеке, похлопала ее сухие холодные руки. Пристроила сверток с морской свинкой у Флоры на коленях, осторожно раскрыла. Из горла старухи вылетел свистящий, задыхающийся звук.
Вдалеке зазвонил телефон.
– Мне нужно ответить, – сказала Гунлис. – А так хотелось бы посмотреть!
Морская свинка нагадила. Одеяло было полно мелких продолговатых бусинок. Жюстина высыпала их в корзину для бумаг. Потом она позволила морской свинке выкарабкаться из одеяла на колени Флоры. Она видела, как над верхней губой у Флоры выступили капельки пота. Дыхание участилось, стало еще более
