Трейси вошла в спальню и заперла за собой дверь. Присев на край кровати, и слегка раскачиваясь в надежде успокоиться, она взмолилась:
— Господи, сделай же что-нибудь, чтобы хоть немного облегчить эту боль!
Уже несколько часов она лежала в постели и не могла заснуть, вспоминая запальчивые обвинения Кевина: «Ты, черт бы тебя подрал, развелась со мной!»
Да, у Кевина были основания чувствовать себя до глубины души уязвленным: он ей доверял, а она его обманула.
Однако — и это было хуже всего! — он сомневался в ее любви к нему.
— Какое мне дело до того, что он разгневался, — громко сказала Трейси, — и какое мне дело до того, что он говорит или делает. Я все равно его люблю.
«Я люблю его» — эти слова рефреном звучали в ее мозгу на протяжении всей ночи, когда она ждала и не могла дождаться благословенного сна.
Нет, мне следует убедить Кевина в своей правоте! — внезапно решила Трейси. И я не позволю ему избавиться от меня!
Она откинула одеяло и быстро встала с постели.
18
Кевин лежал на спине, повернув лицо к широко открытому окну. Занавески были отдернуты. Прохладный ночной воздух проникал в комнату, принося с собой аромат сырой земли и хвои. Трейси быстро скинула на пол свою ночную сорочку и скользнула под одеяло. Кевин беспокойно пошевелился, но не проснулся. Трейси лежала неподвижно, глядя на полную луну и пытаясь хоть немного успокоить бешеное биения пульса, но безуспешно.
Повернувшись на бок, Трейси придвинулась к Кевину и положила голову ему на плечо. Если ее бил озноб, то от него исходил жар. Она положила ладонь на грудь Кевина, чувствуя равномерные удары сердца. Внезапно он что-то сонно пробормотал и, освободив правую руку, прижал Трейси к себе.
— Я люблю тебя, — прошептала она.
Кевин заворочался, снова что-то пробормотал и затих. Какое-то время Трейси лежала молча, наслаждаясь теплотой и надежностью сильного мужского тела и постепенно успокаиваясь. Вместе с успокоением пришла и абсолютная уверенность в том, что она будет любить Кевина вечно.
— Кевин.
— Что? — сонно отозвался он.
— Я люблю тебя, — дрожащим голосом повторила она.
— Я тоже тебя люблю, — едва слышно ответил он, удовлетворенно вздохнув.
Трейси улыбнулась, испытывая облегчение, нежность и неописуемое чувство радости. Ей хотелось поцеловать Кевина и заняться с ним любовью, чтобы на деле доказать глубину своих чувств.
Внезапно он проснулся и повернулся к ней.
— Трейси?
Она посмотрела в его лицо, залитое серебристым лунным светом, и прошептала:
— Закрой глаза.
Кевин послушно прикрыл веки, и тогда Трейси стала его целовать — нежно и ласково. Он отвечал с такой бешеной, голодной страстью, что Трейси мгновенно преисполнилась блаженным ликованием.
Внезапно Кевин отодвинулся, издал сдавленное рычание и, словно только сейчас осознав происходящее, спросил:
— Что ты здесь делаешь?
— Хочу заняться с тобой любовью, — просто ответила она. — Ты нужен мне, Кевин, потому что я люблю тебя.
— Трейси… — пробормотал он, умудрившись вложить в коротенькое слово целую гамму чувств.
Она нашла его руку и ухватилась за нее, словно боясь, что Кевин уйдет.
— Я не притворялась, не обманывала и не играла ни в какие игры, когда мы занимались любовью. Я всегда хотела тебя и сейчас хочу, — ее голос дрогнул, — и ты знаешь это, не можешь не знать.
— Да, знаю, — признался Кевин, привлекая ее к себе и нежно поглаживая по спине.
Трейси блаженно улыбалась, ощущая его дыхание на своей щеке. Кевин тоже любит ее — и теперь в этом невозможно усомниться.
Кевин не прогнал ее, не заявил, что не хочет видеть ее в своей постели, — а ведь Трейси опасалась именно этого!
— Я был зол, — пробормотал он, — однако я просто не в состоянии долго на тебя злиться, потому что слишком люблю.
— Знаю… Все в порядке.
— Ты не уйдешь? — сонно спросил он, закрывая глаза.
— Нет, не уйду.
И Трейси снова начала целовать Кевина, сначала медленно и лишь легко касаясь губами, но постепенно все более жадно и страстно, пробуждая от сна и заставляя все сильнее биться его сердце и учащаться дыхание. Она ласкала Кевина губами и руками, наслаждаясь осознанием своей власти над его телом.
— Трейси…
— Тихо, не двигайся и ничего не говори. Я сама сделаю все, что нужно.
Теперь Кевин лежал на спине с открытыми глазами, позволяя Трейси делать все, что вздумается. Наконец, не выдержав утонченно-упоительных ласк, застонал и опрокинул Трейси навзничь. Его губы были горячими, а поцелуи настолько страстными и обжигающими, что Трейси не смогла сдержать страстных стонов, рвущихся из полуоткрытых губ. Она полностью утратила контроль над собой, целиком отдавшись томительно-сладостному возбуждению. Кевин целовал ее груди, нежно проводя языком по набухшим соскам, а Трейси ерошила его волосы — ей всегда нравилось погружать пальцы в густые волосы мужа.
Наступил момент высшего накала страстей, когда не остается никаких мыслей и чувств, кроме одного неистового желания — поскорее слиться в бешеном от необузданного вожделения объятии.
Никто из них не знал, сколько времени они яростно содрогались от наслаждения, стремясь максимально удовлетворить друг друга. Наконец Трейси услышала голос Кевина и открыла глаза.
Кевин полулежал на локте, глядя в ее лицо со счастливой улыбкой.
— Мне всегда нравилось смотреть на тебя после того, как мы занимались любовью, — пояснил он, гладя ее по голове, — ты так прекрасна — румяная, нежная и утомленная…
— И все это благодаря тебе, — прошептала она в ответ.
Кевин наклонился и нежно ее поцеловал.
— Я люблю тебя. И хотя я не знаю, откуда во мне взялось это чувство — то ли я его вспомнил, то ли обрел снова, — однако все это чистая правда.
— Мне очень приятно это слышать. Я тоже тебя люблю… и это тоже чистая правда. Обещай, что ты никогда этого не забудешь, — умоляюще добавила Трейси, заметив, как по лицу Кевина пробежала тень озабоченности.
— С какой стати я могу это забыть? — озадаченно спросил он.
— Я боюсь, что, когда к тебе вернется память, ты вспомнишь о своем охлаждении ко мне и обо всем, что между нами было.
— А было что-то скверное? — насторожился Кевин, испытующе глядя на нее.
— Да, очень, очень скверное, — глухо пробормотала Трейси, и ее глаза наполнились слезами. — Мне давно хотелось рассказать тебе все до конца, но это было так тяжело и так больно, что я не смогла… — Она закрыла лицо руками.
— Ты можешь ничего мне сейчас не рассказывать. Сделаешь это, когда будешь готова. Вернее, когда мы оба будем готовы.
